Насколько знала Эйвери, сам Вэн с полным безразличием относился к политике в любых ее проявлениях, но, вероятно, его потрясло дикое человеконенавистничество, которым были пропитаны идеи группировки. Он заснял их учения, раздачу оружия и боеприпасов, тренировки новичков (их обучали партизанской тактике ведения военных действий) и занятия с детишками (этим вдалбливали, что они выше всех прочих). Все это преподносилось под прикрытием христианского учения.
Сюжет был захватывающий, и ее журналистская натура восставала, когда приходилось включать перемотку. Время от времени она запускала нормальную скорость, желая уловить, в чем же особая ценность пленки, заставившая Вэна послать ее Айришу, но никак не могла обнаружить ничего существенного.
Камера запечатлела сидящую группу вооруженных до зубов мужчин в военном обмундировании. Эйвери отмотала пленку назад и снизила скорость, чтобы как следует вглядеться в каждое лицо. Командир промывал мозги жадно внимающим подчиненным.
Вэн дал крупным планом лицо одного из мужчин, и Эйвери ахнула. Она узнала его. И почувствовала приступ головокружения.
Выглядел он непривычно. Сквозь короткий ежик волос просвечивала кожа головы, лицо было в разводах маскировочной краски, но она опознала его в первый же миг. Как-никак он несколько месяцев жил с ней бок о бок.
«То, что все люди созданы равными – чистой воды брехня, – надсаживался в микрофон инструктор. – Треп разной неполноценной швали, надеющейся, что кто-нибудь да клюнет».
Человек, которого узнала Эйвери, зааплодировал и засвистел. В его глазах вспыхнула злоба.
«Мы не желаем жить рядом с ниггерами, жидами и голубыми, верно?»
«Верно!»
«Мы не потерпим, чтобы они развращали наших детей своим коммунячьим бредом, верно?»
«Верно!»
«Так как же тогда мы поступим с теми, кто утверждает, что это необходимо?»
Вся группа, как один, вскочила на ноги. Объектив Вэна по-прежнему был направлен на лицо самого, наверное, фанатичного и оголтелого участника действа.
«Мы уничтожим это отребье! Убьем подонков!» – орал он, и его раскрашенное лицо зловеще искажалось.
И тут кто-то открыл дверь. Эйвери поспешно выключила видеомагнитофон и вскочила.
– Джек! – Она подняла к губам бескровные пальцы. Ноги отказывались ее держать.
– Меня послали за тобой. Мы уже должны быть внизу, но я рад, что у нас есть минутка наедине.
Эйвери стояла, прислонившись спиной к телевизору. Бросив взгляд через плечо Джека, она увидела, что гостиная опустела. Все ушли вниз.
Он надвигался на нее:
– Я хочу знать, зачем ты это сделала.
– Что сделала?
– Зачем так со мной обошлась?
Грудь Эйвери поднялась и опала в единственном, словно последнем вздохе:
– Джек…
– Нет, я обязательно хочу это знать. Дороти-Рей говорит, что я тебе никогда и даром не был нужен, что ты заигрывала со мной, стараясь стравить меня с Тейтом. Зачем, черт тебя возьми? Я чуть не поссорился с братом. Едва не сломал из-за тебя свою семью.
– Джек, мне очень жаль, что так случилось, – серьезно сказала она. – Честное слово, жаль, но…
– Хотела выставить меня этаким шутом, да? Думала самоутвердиться, унизив Дороти-Рей?
– Джек, пожалуйста, выслушай меня.
– Нет уж, изволь ты меня выслушать. Ты мизинца ее не стоишь. Ты хоть заметила, как она совершенно без посторонней помощи бросила пить? И ведь любит меня, несмотря на…
– Джек, когда Эдди начал работать на Тейта?
Он тихо чертыхнулся и нетерпеливо переступил с ноги на ногу:
– Я для чего, спрашивается, тут разоряюсь, чтобы ты…
– Это важно! – крикнула она. – Как Эдди смог настолько втереться в доверие Тейту, что тот сделал его руководителем своей кампании? Кто-нибудь проверял его данные?
– Что ты мелешь? Тебе не хуже моего известно, что никуда он не втирался. Его специально взяли для этой работы.
– Взяли? – пискнула она. – Кто, Джек? Кому такое пришло в голову? Кто его взял?
Джек непонимающе на нее воззрился, потом слегка пожал плечами:
– Папа.
49
Корт Риэл был приятным местом, но не вполне подходящим для празднования успеха Тейта Ратледжа, поскольку имел единственный вход. Массивные двустворчатые двери вели в зал через короткую узкую арку. И разумеется, там сразу начали образовываться заторы.
Через тесный проход новоизбранного сенатора почти внесла в зал толпа восторженных и шумных родственников, друзей и сподвижников. Свет телекамер золотил его волосы, создавая вокруг головы подобие нимба. В его улыбке сквозила уверенность в себе и застенчивость – сочетание, способное поднять хорошего человека до истинного величия.
Тем временем, не сводя с Тейта глаз, высокий седой мужчина прокладывал себе дорогу к разукрашенной платформе у противоположной от входа стены зала. Оттирая в сторону репортеров и поклонников Ратледжа, он каким-то образом умудрялся не привлекать к себе внимания. За долгие годы он в совершенстве овладел этим искусством.
Правда, с недавних пор он засомневался, не изменяет ли ему профессионализм, потому что был почти уверен: миссис Ратледж не единожды выделяла его взглядом из толпы.
Вспомнив о ней, он вдруг осознал, что ее не было среди тех, кто вместе с Тейтом направлялся к подмосткам. Зоркие глаза Седого тут же обратились к дверям. А, вот и она, замыкает шествие, явно расстроена – очевидно, из-за того, что отстала от остальных.
Он вновь сосредоточился на молодом многообещающем лидере, чье появление в зале повергло публику в счастливое неистовство. Когда он начал подниматься по ступенькам, из сетки под потолком выпустили воздушные шары. Сумятица еще более возросла, а разглядеть что-нибудь стало еще труднее.
На сцене Ратледж обменялся рукопожатиями с наиболее влиятельными из своих сторонников, в их числе с несколькими спортивными звездами и киноактрисой родом из Техаса. Затем помахал своим приверженцам, и они бурно его приветствовали.
Седой отвел угол свисающего сверху плаката, который едва не угодил ему по лбу. Он по-прежнему смотрел только на героя дня, и среди всеобщего восторга лишь его лицо сохраняло выражение мрачной решимости.
Верный своей цели, он неуклонно продвигался вперед, к возвышению. Царящее вокруг буйство могло смутить кого угодно, но не его. Он лишь немного досадовал, не более того. И неумолимо приближался к Тейту Ратледжу.
Запыхавшаяся Эйвери примчалась к дверям зала. Ее сердце готово было разорваться, а ноги горели после того, как она на одном дыхании преодолела двадцать лестничных пролетов.
Она даже не пробовала вызвать лифт, сразу бросившись к лестнице вместе с Джеком, которому было впопыхах сказано, что жизни его брата угрожает непосредственная опасность. Где-то на полпути Джек отстал и сейчас все еще сражался с бесчисленными ступеньками.
На миг она остановилась, чтобы перевести дух и чуточку прийти в себя, но тут же бесстрашно вклинилась в толпу, пробиваясь к подмосткам. Люди стояли сплошной стеной, но Эйвери каким-то чудом удавалось между ними протискиваться.
Она увидела Тейта в тот момент, когда он с гордо вскинутой головой шагнул к ступеням, ведущим на сцену.
Он услышал ее зов и обернулся, но не успел ее разглядеть, потому что кто-то сразу принялся от души трясти ему руку.
Эйвери шарила глазами в поисках Эдди и обнаружила его за трибуной, где он выстраивал полукругом Нельсона, Зи, Дороти-Рей и Фэнси. Затем он указал Тейту на подставку для микрофонов, на которой был установлен добрый десяток этих приспособлений, призванных многократно усилить звучание первых слов его выступления в качестве сенатора.
Тейт направился к трибуне.
– Тейт! – Перекричать грохочущий оркестр было невозможно. Толпа бушевала, славя своего героя. – О Боже мой, нет! Пропустите! Пропустите меня!
Выброс адреналина в кровь придал Эйвери дополнительную энергию. Забыв о вежливости, она пустила в ход кулаки и ногти, тараня толпу и отмахиваясь от колыхающихся в воздухе шаров.
Тут, наконец, к ней присоединился Джек.
– Кэрол, – пропыхтел он. – Почему ты сказала, что жизнь Тейта в опасности?
– Помоги мне к нему пробраться, Джек, ради Бога, помоги!
Он с удвоенной решимостью принялся рассекать толпу, и, заметив, что впереди открывается свободный пятачок, Эйвери подпрыгнула и отчаянно замахала руками:
– Тейт! Тейт! Седой!
Он стоял у края платформы, и его частично скрывал флаг штата Техас.
– Нет! – закричала она. – Тейт!
Джек подтолкнул ее сзади, она споткнулась о ступеньку, едва не упала, но сумела устоять на ногах.
– Тейт!
Наконец расслышав ее крик, он все с той же победительной улыбкой повернулся и протянул к ней руку, и она кинулась вперед, но не к нему.
Она не сводила глаз со своего врага. А он – с нее. И его взгляд точно остекленел, как только он понял, что она все знает.
Будто в замедленной съемке Эйвери увидела, как Эдди запускает руку в карман. Ее губы двигались, но сама она не сознавала, что истошно кричит: «Нет!» при виде того, как он вытаскивает пистолет и целится Тейту в затылок.
Она ринулась к Тейту и оттолкнула его. Миллионной долей секунды позже в нее угодила пуля Эдди, швырнув ее в объятия ошарашенного Тейта.
До нее донеслись чьи-то испуганные вопли, хриплое «Не может быть!» Тейта, перед глазами проплыли полные ужаса и недоумения лица Джека, Дороти-Рей и Фэнси.
Она встретилась взглядом с Нельсоном Ратледжем как раз в тот миг, когда вторая пуля оставила у него посреди лба аккуратную дырочку, но совершенно разнесла его череп сзади. Зи обдало фонтаном крови. Она закричала.
На лице Нельсона отразилось изумление, потом злость, потом ярость. С этим выражением он и испустил последний вздох еще до того, как его тело грянулось о доски сцены.
Эдди соскочил с подмостков в гущу объятых паникой зрителей. По полотнищу техасского флага пробежала дрожь, из-за него выступил человек, разрядил свой пистолет, и голова Эдди Пэскела словно взорвалась.