После того, как Ельцина избрали Председателем Верховного Совета России, он снова пригласил на работу Царегородцева, только что вернувшегося из Монголии, и чуть позже — Илюшина.
Это очень толковые, грамотные люди, оба моложе меня на десять лет, их связывают с Б.Н. Ельциным давние и, наверное, более прочные товарищеские узы.
И вот, когда мы готовились отметить юбилей шефа, мои молодые коллеги вспомнили, что у них сохранились все выступления Бориса Николаевича, начиная со Свердловска и кончая работой в МГК партии. Им пришла в голову неплохая мысль — собрать все эти документы в отдельные тома и красиво их переплести. Кое-какой архив сохранился и у меня, и, «сложившись на троих», мы стали готовить юбилейный подарок.
Текст отпечатали на машинке, подобрали редкие фотографии, вырезки из газет, дружеские шаржи, и в итоге получился «капитальный труд». Была даже глава, в которой прослеживались очень сложные, а порой просто драматические взаимоотношения Б.Н. Ельцина с М.С. Горбачевым.
Готовились к 60-летию своего знаменитого земляка и его однокашники по Уральскому политехническому институту, с которыми традиционно (раз в пять лет) обязательно бывали встречи. (Однажды, когда шла кампания по выборам в народные депутаты России, я вместе с Борисом Николаевичем и Наиной Иосифовной присутствовал на такой встрече. Это настоящее братство людей, проживших разные жизни, но объединенных романтикой молодости, чего уже ни за какие деньги и посты не вернешь… Такие встречи по «терапевтическому» воздействию на душу, наверное, не уступают исповеди…)
Борис Николаевич хотел избежать любого намека на официальность и потому свой юбилей решил отметить гденибудь за городом, поближе к природе и без «именитых генералов». Он не стал приглашать сановников, а ограничился списком наиболее близких людей.
Отмечали день рождения в Подмосковье, в одном из пустующих пионерских лагерей, за использование помещений которого Ельцин заплатил, естественно, свои деньги.
Стоял прекрасный зимний вечер, градусов 18 мороза, кругом глубокие, девственной белизны сугробы. Борис Николаевич перед тем, как произнести тост, сказал несколько лестных слов в адрес собравшихся, поблагодарил, к каждому подошел отдельно, и все позвенели бокалами… А дальше — как обычно. Как обычно в веселой, близкой по духу компании. Тамадой избрали Юрия Рыжова. И он тонко, с добрым юмором дирижировал застольем. А оно было легкое, жизнерадостное, с массой искрометных шуток и баек, остроумных тостов, воспоминаний..
Друзья Бориса Николаевича по институту удивили и до слез рассмешили всех нас и самого юбиляра. С таинственным видом они вынесли и поставили на стол коробку и извлекли из нее полуметровую фигурку человека. Сделана она была из дерева, и чувствовалась искусная рука резчика. Но главный сюрприз нас ждал впереди. Под общее веселье кто-то из уральских ребят подошел к фигурке и сказал: «Вот я сейчас, Борис, тебе ка-а-а-к врежу по челюсти, и посмотрим, что с тобой будет…» И нанес удар по… А тот лишь слегка покачнулся, но не упал. Еще раз ударили его, и он опять не упал. И тут мы все поняли, что это неваляшка — символ стойкости. Человечек — копия Бориса Николаевича. Его били со всех сторон, но он все равно не падал, а лишь приобретал еще большую устойчивость…
Приближалась наша очередь поздравить Бориса Николаевича. И вот когда я уже настроил гитару и мы хотели спеть приготовленную для этого случая песню (естественно шутливую), в это мгновенье «объявили тревогу». Время уже было за полночь, когда Саша Коржаков отдал «приказ» немедленно всем обуться в теплую обувь, одеться и в экстренном порядке выходить на улицу. Было такое ощущение, будто что-то случилось страшное. Гости, честно говоря, и од растерялись, ибо никто ничего не знал, побросали своих собеседников, недокуренные сигареты, недопитые бокалы… и быстро, быстро гурьбой на улицу. Все в недоумении — ну зачем такая спешка, из теплого помещения — в ночь, на мороз? Но когда, пережив легкий шок, все вышли на улицу, поразились необыкновенной красоте природы. Морозная ночь при полной луне и ярких звездах. После предвыборных супер-марафонов, суматошных, разорванных буден, этот звездный искрящийся мир пробуждал в душе трудноопределимое щемящее чувство. Осмотревшись, я увидел Бориса Николаевича, стоящего в одиночестве с обращенным к небу лицом. Юбиляра окружили друзья, и вскоре нам открылась подоплека «тревоги» Саши Коржакова. На старом кострище ярко вспыхнул костер. Тут же, рядом с костром, поставили бочонок с сухим красным вином, из которого стали варить глинтвейн, появились шашлыки… Мороза мы не чувствовали — пели, танцевали, играли в снежки. Ельцин спел свою любимую «Уральскую рябинушку». Он обычно поет вторым голосом, а мы, кто может, первым. Петь он любит и помнит все слова «своих» песен.
Когда снова вернулись в помещение, мы, помощники Ельцина, вручили ему свои подарки. По глазам Бориса Николаевича видели, что наши «юбилейные тома» ему понравились, и он тут же начал их листать и смеяться. К нему присоединились его друзья, и пошли… пошли воспоминания.
Председатель Верховного Совета Латвии Анатолий Горбунов поздравил Б.Н. Ельцина бочонком превосходного «Рижского пива». Его поставили в зале, и все, кто желал, подходили и наливали себе этот замечательный вкусный напиток…
На юбилей был приглашен фотокорреспондент, постоянно фотографировавший Бориса Николаевича. Один из его фотоснимков, на котором Ельцин в кругу друзей пьет шампанское, затем оказался на Западе. Мне говорили, что какой-то немецкий журнал купил его в Союзе за 18 тысяч долларов. Естественно, публикация не прошла мимо очей партократических бонз и ее использовали против Ельцина. Снимок разослали по всем регионам страны с целью скомпрометировать первого кандидата в президенты России… Как будто в президенты выбирают не живого человека, а автомат с газированной водой…
Бочаров терпит фиаско
Сценарий выборов премьер-министра чем-то напоминал выборы заместителей Председателя Верховного Совета. Страсти накалялись до мартеновских температур. Немного предыстории.
Михаил Бочаров уже был известен как член Верховного Совета, соратник Б.Н. Ельцина и работал секретарем в Комитете по делам архитектуры и строительства. Считалось, что Бочаров грамотный экономист, делающий успехи политик и ему под силу такое поле деятельности, как Совмин. Я видел его работу, что называется, вблизи, заходил к нему в комитет, много беседовали, и, когда отсутствовал Борис Николаевич, Бочаров сам вел заседания. И вдруг в прессе появилась как бы ни к чему не обязывающая заметка, в которой говорилось, что Бочарова прочат на место председателя Совмина России. Как потом выяснилось, он сам запустил эту идею.
Прием старый, но верный. Тем более в нашей стране, где каждое печатное слово традиционно воспринималось людьми как непререкаемая истина. И в общем-то сама по себе идея не была отвлеченной фантазией, поскольку в среде демократов имя Бочарова не раз рассматривалось в контексте предстоящих выборов премьер-министра.
Но Ельцин и его окружение прекрасно понимали, что с кандидатурой Бочарова у депутатов возникнут разногласия. Человек это известный, и вряд ли коммунисты захотят видеть его в председательском кресле формируемого Совмина. Уже тогда Бочаров возглавлял концерн «Бутек», хотя раньше был директором кирпичного завода. И слыл умным, целеустремленным руководителем, знающим, как подойти к экономической реформе. И даже сам Горбачев к нему апеллировал на I съезде народных депутатов СССР как к одному из ведущих экономистов — практиков.
Бочаров был вхож к Рыжкову и Горбачеву, добился льготных условий для своего концерна, привлек в «Бутек» ряд зарубежных фирм и совместных предприятий. Под крышу концерна собрал немало светлых умов от экономической науки. Но при всех его, казалось бы, положительных качествах, в глаза бросалась его самовлюбленность, стремление покрасоваться. Более того, в действиях Бочарова часто просматривалась некоторая авантюрность. Сначала у него появилась программа «400 дней», которую, как утверждали осведомленные люди, он «занял» у Явлинского. Естественно, произошел скандал, и Явлинский в прессе обвинил Михаила Александровича в плагиате. Но этот факт, правда, право даже, нисколько не умалял организаторские способности Бочарова. Он по-прежнему оставался отличным специалистом. Речь шла о человеческих качествах, что, естественно, не могло не отразиться на мнении депутатов. Перед Ельциным встала дилемма: назвать ли кандидатуру Бочарова как единственно возможную или же рассмотреть имена и других соискателей? Когда Борис Николаевич, по старой привычке, поинтересовался моим мнением, я сказал, что в случае избрания Бочарова у Ельцина появится дополнительная «головная боль». В принципе, Борис Николаевич думал, наверное, то же самое, но ему мешали личные отношения. Ведь Бочаров баллотировался в народные депутаты как верный соратник Ельцина. И еще тогда поговаривали, что это были целевые выборы — именно Михаилу Александровичу прочили пост «премьера» России.
С другой стороны, сложность заключалась в том, что когда Власов снял свою кандидатуру на пост Председателя ВС России, его вызвали в ЦК и категорически потребовали включиться в борьбу за кресло премьер-министра РСФСР. Созвали на совещание к Горбачеву больше сотни депутатов-коммунистов и поставили перед ними задачу: голосовать только за Власова. Мне лично трудно представить «рядом стоящих» Ельцина и Власова. Но весь фокус состоял в том, что лишь Председатель ВС мог назвать кандидатов в председательское кресло российского Совмина. Началась такая закулисная свистопляска, что только держись. К Ельцину шли и шли коммунисты, аграрии, военные, промышленники и внушали ему, что Бочаров «не проходной». (Я участвовал во многих совещаниях и всюду слышал одно и то же: Бочаров — непроходной…) Давайте, мол, называйте Власова. А Борис Николаевич смотрел спокойно сторонникам Власова в глаза и говорил: «Я хоть сто раз повторю имя Власова, но только при одном условии: вместе с именами альтернативных кандидатов, среди которых будет Бочаров». Они опять за свое: «Хорошо, пусть будет хоть сам сатана, но только фамилия Власова должна быть названа». Ельцин отбоярился: