Этот процесс обмена товарами вместо платежей деньгами был всеобщим. В экономике категорически не хватало денег. И часто предприятия вместо оплаты деньгами рассчитывались собственными векселями.
В принципе, векселя как таковые уже были в ходу, многие о них знали и их применяли. Но то были векселя предприятий.
А мы решили запустить в эти расчеты векселя банка!
Ведь действительно, банкам тогда доверяли больше, чем любым компаниям, и потому каждое предприятие с бо́льшим удовольствием взяло бы в оплату своих товаров банковские векселя, чем какие-либо другие.
Но откуда у предприятия могут появиться банковские векселя, если у него нет денег, чтобы их купить?
И вот тут мне в голову пришла абсолютно новая для рынка мысль: нужно выдавать наши банковские векселя в кредит!
Так появился новый термин на российском рынке – вексельный кредит. Это действительно была абсолютная новация!
Никому прежде не приходило в голову выдавать векселя в кредит. Мы стали первыми!
Когда эта мысль пришла, мы сразу же начали готовить на телевидении по всем главным каналам большую рекламную кампанию. Суть ее была такая: все выдают кредиты под 100 % годовых, а мы – под 30 %, но нашими банковскими векселями. Предприятия могут брать у нас кредиты и расплачиваться векселями по номиналу за любые товары и услуги!
Мы запускали это не просто как очередную финансовую операцию, а именно как общероссийскую программу по «расшивке» неплатежей.
«Мы решим проблему неплатежей для всей страны!»
Примерно так, по-наполеоновски, звучала наша реклама, такой же была суть газетных статей. Председателем совета директоров банка как раз стал Николай Иванович Рыжков, бывший премьер СССР.
Все это выглядело действительно солидно и серьезно! Банк стали узнавать везде.
Красота и изящность проекта заключались в том, что мы могли выдать любой объем вексельных кредитов! Ведь нам не нужны были для этого деньги, не требовалось привлекать депозиты, искать межбанковские кредиты. Мы могли напечатать любое количество векселей – ведь они были нашими собственными.
По сути, мы стали подобием Центрального банка и начали эмитировать новые «деньги»!
От этого захватывало дух.
Все было просто. К нам обращался крупный завод и брал у нас кредит на шесть месяцев нашими семимесячными векселями. Затем он сразу рассчитывался ими по своим долгам, скажем, за электричество. Энергетики, в свою очередь, расплачивались за уголь, угольщики – за железнодорожные перевозки и т. д.
Через полгода завод гасил кредит уже деньгами, а мы через семь месяцев оплачивали деньгами свой вексель. То есть мы могли ничего не делать, достаточно было напечатать векселя, выдать их в качестве кредита, получить деньги по кредиту и потом уже оплатить эти векселя.
Просто и красиво!
И при этом нам еще за всю операцию причиталось 30 % годовых.
Вопрос был лишь один: где найти заемщиков – тех, кто захочет взять кредит нашими векселями и сможет через шесть месяцев погасить его деньгами. Первым таким крупным заемщиком стал Магнитогорский металлургический комбинат, знаменитая «Магнитка». Потом потянулись другие заводы и фабрики.
О том, чтобы наши векселя брали в оплату за товары и услуги, мы стали договариваться и с крупными государственными структурами. И уже через год векселя Тверьуниверсалбанка брали в расчеты РАО «ЕЭС», «Росуголь», МПС (РЖД).
Мало того, одна за другой областные администрации стали объявлять, что готовы принимать наши векселя в уплату налогов.
Это было что-то невероятное! По сути, мы запустили тогда новую валюту.
Случайно нам помог тогдашний премьер-министр Виктор Черномырдин. В одном из своих выступлений он похвалил Рыжкова и инициативу его Тверьуниверсалбанка по «расшивке» неплатежей. Я думаю, Виктор Степанович просто хотел сказать комплимент старому советскому премьеру, не более. Но после этого меня пригласили на открытое заседание Правительства РФ по теме неплатежей.
Вел заседание Олег Сосковец, по правую руку от него сидел Чубайс, тут же присутствовали и все министры, и руководители всех госкомпаний: РАО «ЕЭС», МПС, «Газпрома» и др. Неплатежи действительно тогда были основной головной болью всех и везде.
Я сидел тихо – где-то на галерке среди прочих приглашенных – в большом зале Белого дома. В середине заседания между докладами министров и вице-премьеров Сосковец абсолютно неожиданно для меня стал говорить про интересный проект, который начал Тверьуниверсалбанк.
– Тут есть кто-то из Тверьуниверсалбанка? Вроде приглашали? – спросил на весь зал Сосковец.
Я опешил, но тут же встал и поднял руку.
– Есть.
– Иди сюда, рассказывай, что за проект.
Я, взволнованный неимоверно, пошел через этот бесконечный, как мне тогда показалось, зал, поднялся на трибуну и стал излагать суть проекта – говорить про то, сколько мы уже выдали вексельных кредитов, сколько индоссаментов случается на векселях до их погашения и т. д.
Сосковец и Чубайс задали несколько вопросов, люди в зале одобрительно закивали.
И тут вдруг я высказал совсем «наглое» предложение: поскольку одним из источников неплатежей является само правительство, мы готовы… кредитовать и его.
Безусловно, это был пик нашей наглости и моего личного успеха! После того заседания наша вексельная программа стала продвигаться семимильными шагами – и в результате мы начали выдавать вексельные кредиты и Правительству РФ.
Уже через несколько лет вексельная программа составляла 50 %, а может, и все 60 % баланса Тверьуниверсалбанка. Простота эмиссии и потребность в таких кредитах ежемесячно увеличивали объем выпуска наших векселей.
Это безусловно был успех!
Так или иначе я занимаюсь бизнесом, связанным с векселями и долгами, до сих пор.
Кроме плюсов, постепенно стали проявляться и минусы проекта.
Сложно было найти качественных заемщиков, начали расти невозвраты по этим кредитам, а ведь по векселям нам надлежало платить день в день. Когда банк рухнул, именно судьба вексельной программы более всего волновала рынок. Эти векселя тогда были по всей стране.
Но именно они позволили банку после кризиса довольно быстро расплатиться по долгам. Векселя можно было легко дисконтировать, и сами заемщики стали скупать их с дисконтом, чтобы с выгодой вернуть нам кредит.
И довольно быстро банк сумел полностью рассчитаться по всем этим векселям.
«Магнитка» (1993–1995 годы)
С Магнитогорским металлургическим комбинатом мы познакомились через Диму Невежина – он был там одним из дилеров и сам активно устанавливал тесный контакт с руководством.
Дима пришел в наш валютный департамент с простым вопросом:
– Можно ли через вас конвертировать валюту ММК?
– Конечно, – ответили мы. – Для Магнитогорского комбината мы готовы делать это почти бесплатно, – такого клиента с постоянной валютной выручкой у нас тогда не было.
– Бесплатно не нужно, – попросил Дима. – Главное, чтобы вышло дешевле, чем у Инкомбанка.
Инкомбанк тогда конвертировал валюту за 1,5 %. Мы сказали, что готовы делать то же самое за 0,25 %, да еще и отдавать наличными некоторую долю.
Часть наличных доходила до «магнитогорских товарищей», и этого оказалось достаточно, чтобы огромный металлургический комбинат перевел весь свой оборот по валютной выручке на Тверьуниверсалбанк.
С этого момента ММК стал самым крупным нашим корпоративным клиентом. Инкомбанк и другие серьезные банки активно боролись с нами за него, они демпинговали по комиссиям, соблазняли кредитами, делали все, что могли. Но и мы воевали, отстаивая свое право иметь бизнес с ММК.
В 1993-м, когда мы только начали разворачивать свою вексельную программу, именно Магнитогорский металлургический комбинат стал первым и самым активным проводником этой программы в жизнь.
Ему тогда были очень нужны кредиты, комбинат задыхался от неплатежей, и наше предложение дать векселей на любую необходимую сумму оказалось беспроигрышным.
ММК сразу стал брать наши вексельные кредиты, рассчитываться векселями Тверьуниверсалбанка за электроэнергию, уголь и даже выплачивать ими налоги. Мы оказались для комбината основным банком-партнером.
Я в первый раз приехал тогда, чтобы познакомиться с тамошним руководством. Морозов, новый финансовый директор Магнитогорского комбината, повел меня к генеральному.
Стариков оказался настоящим «красным директором». Он принял меня в своем большом кабинете «сталинского» типа, на нем был костюм, а поверх него – простой холщовый халат и черные нарукавники.
Всем своим видом Стариков показывал, что он больше производственник, чем современный финансист. Его волновали вопросы выплавки, пересортицы, вагонов и т. п. Разными формальными «мелочами» – кредитами и деньгами – занимались его замы.
Тогда, в середине девяностых, таких замов у Старикова было три: Рашников, Морозов и Шарипов. Все трое начинали в одном сортопрокатном цехе, все прошли трудовую школу от простого металлурга и мастера участка до начальника цеха и далее наверх.
Морозов стал финансовым директором комбината, Рашников – директором торгового дома, а Шарипов сразу взялся курировать вопросы, связанные с акциями ММК.
Им было тогда лет по сорок.
Эти три заклятых друга из одного сортопрокатного цеха, их взаимные интриги и борьба и должны были определить в дальнейшем, кто же станет хозяином «Магнитки».
Тогда генеральным директором был еще Стариков, но «финансы» он доверил этим «молодым сталеварам» из сортопрокатного. Именно в свой родной цех и повел меня сразу Морозов – знакомить с комбинатом.
Брызги расплавленной стали, прокатный стан, километры производственных зданий – а затем сразу в баню. Тут же, в цеху. Это была лучшая баня на комбинате.
Парились все вместе: финансовый директор, начальник цеха, какие-то мастера и мы, банкиры из Москвы. Так было принято встречать важных столичных гостей, это считалось и знаком уважения, и настоящим комбинатовским шиком.