Это было самое унизительное из всех изменений, которые мне нужно было принять. Я понял это не сразу.
Наверное, если бы Прохоров и Осинягов сразу бы сказали, что мне полагается «Дэу», я бы отказался от их предложения. И дело было не в самой машине, у меня их тогда было несколько – и личный «мерседес», и какой-то внедорожник, – и, в общем-то, машина мне была не нужна.
Дело было в статусе внутри банка.
Прохоров ездил на самом крутом автомобиле, каком-то «Ауди», удлиненной модели. У всех зампредов были хорошие «мерседесы» или «БМВ». «Дэу» полагались уже третьей по уровню касте. Сразу становилось понятно, кто на каком месте в иерархии банка!
Мне показали новый офис.
Он располагался на первом этаже нового жилого дома на пересечении Кутузовского проспекта и Рублевского шоссе. Места для команды здесь было много, но офис стоял на отшибе и приглашать кого-то на встречу сюда не хотелось – он выглядел несолидно и скорее отталкивал, чем привлекал.
И вообще, это был не тот офис, к которому я привык, – с приемной, где сидит секретарь, кабинетами и залом для сотрудников.
Это был просто набор комнат, в которых нам следовало как-то разместиться. Одно из помещений я взял себе, в другие рассадил команду.
Нужно отдать должное и Прохорову, и Осинягову – когда я переводил команду, они согласились взять всех и сразу, а это было около пятнадцати человек.
Кто-то в банке спросил: «А зачем так много?»
Но я сказал, что привык с ними всеми работать, и новый банк согласился с моими условиями. Так, со мной пришли и два моих новых зама, Костя и Сергей, пришли трейдеры, аналитики и девчонки из бухгалтерии.
Вся команда была молода – еще моложе меня. Мне был тридцать один год, а остальным по двадцать пять – двадцать семь.
Семья переехала из большого и дорогого по аренде дома в Ильинском в более бюджетный, на 2-й Успенке. Дом был вполне комфортным – в таком же сосновом лесу, в таком же старом совминовском поселке, как и прежний. Но как только я начал работать в МФК и у меня появилась внутренняя уверенность в завтрашнем дне, я почти сразу стал строить новый дом.
Но самое главное – поменялся мой круг общения. Совсем.
Я почти не виделся тогда с нашей старой московской «тубовской» командой. Наверное, мы устали друг от друга.
А если мы и встречались, то только чтобы обсудить, что и как поделить из того «общего», что у нас осталось. Какие-то деньги, акции, землю на Рублевке. Кто-то взял деньгами, кто-то недостроем, кто-то землей. Это были все какие-то мелкие активы и деньги – единственное, что у нас тогда осталось от прошлой жизни.
А когда мы все поделили, то разошлись в разные стороны – искать лучшей доли. Это не было общим решением, ни о чем таком мы даже не дискутировали.
А может, имело смысл не разбегаться? Остаться вместе? Продолжать делать что-то единой командой? Но мы это даже не обсуждали – и как-то по умолчанию все решили, что вместе уже не стоит…
«Товарные» векселя «Лукойла» (осень 1996 года)
Первым проектом, с которого мы начали работу в МФК, стала покупка «товарных» векселей «Лукойла».
Сейчас уже трудно понять и представить, что такое «товарный» вексель «Лукойла», но тогда это была очень распространенная бумага, как и векселя многих нефтяных компаний.
«Лукойл» выпускал свои векселя и расплачивался ими за различные работы и услуги – за какую-нибудь стройку или за электричество, в общем, за все что угодно.
Но оплачивал он их не деньгами, а своим… мазутом или бензином.
Это был своего рода взаимозачет, просто в более удобной, ценнобумажной форме. Такое происходило на рынке уже много лет. И никто устоявшуюся практику не нарушал.
Мы стали первыми, кто решил ее нарушить.
«Лукойл» называл свои векселя «товарными», но по своей форме и по тому, что было написано на самих бумагах, это были обыкновенные векселя. А именно – на них было написано, что компания «Лукойл» должна заплатить предъявителю векселя такую-то сумму в такой-то день.
На векселе про его «товарность» не было ни слова, да и не могло быть, поскольку такое понятие просто отсутствовало в законодательстве. Это все сознавали, но никто и не думал идти к «Лукойлу» и просить по его векселям деньги, все пытались получить по ним бензин или мазут – а потом уже самостоятельно продавать на рынке, часто теряя на этом большой дисконт.
В ту пору всеобщих взаимных неплатежей такое было повсеместно. «Лукойл» тогда уже стал богатой и мощной нефтяной компанией, и никто не решался нарушать устоявшуюся практику. Все боялись, что если они поругаются с «Лукойлом», то потом будут стоять в длинных очередях за своей партией мазута по следующим векселям.
В общем, все так жили и мучились давно, но никто не решался это изменить.
Мы первыми рискнули купить векселя «Лукойла» на рынке за деньги и потребовать по ним деньги, а не мазут.
Первый такой вексель я приобрел через банк МФК на собственные средства. Мы тогда хотели просто попробовать, да к тому же я еще не знал, выделит ли банк нам, своему новому департаменту, деньги на такую покупку.
Сначала я решил рискнуть «на свои».
Срок по тому векселю наступал уже через месяц, дисконт был около 30 %. Если «Лукойл» заплатил бы мне в срок, то доходность такой операции для меня составила бы 360 % годовых!
Мы позвонили в «Лукойл», сказали, что у нас есть их вексель, и поинтересовались, куда его следует принести, чтобы предъявить к погашению за деньги.
На том конце провода сразу почувствовалось замешательство.
– Какие деньги? – стал нас спрашивать сотрудник «Лукойла». – Это ж вексель для получения мазута.
– На нем ничего такого не написано, – ответили мы и добавили, что придем с нотариусом.
Человек на той стороне замолчал и… положил трубку. Затем я стал выяснять процедуры открытия лимитов в МФК на покупку ценных бумаг и вообще узнавать, сколько в банке денег. Может ли МФК выделить нам собственные деньги на покупку векселей «Лукойла» – или нужно искать только клиентские заказы?
И тут я удивился снова. Оказалось, что в банке много денег! Я, работавший много лет руководителем крупного банка и в последний год лихорадочно искавший везде деньги, уже просто отвык от того, что у моего банка могут быть свободные ресурсы – и их много! А главное, что в самом МФК никто толком не сумел мне ответить, сколько у нас в банке сейчас вообще свободных денег.
Это объяснялось тем, что почти все руководители, включая Осинягова, сами только недавно пришли в банк и еще толком не разобрались в его структуре и балансе.
А главное, МФК и Онэксимбанк были связаны, как сообщающиеся сосуды, и потому если у нас случался какой-то текущий недостаток денег, то «Онэксим» тут же давал необходимое.
В общем, мне открыли лимит на «Лукойл», и я даже не спросил разрешения Осинягова или Прохорова. Все прошло буднично. Еще бы, это же «Лукойл»! Как он может не заплатить по своим обязательствам?
Лимит открыли сразу – и очень большой.
И мы начали скупать «товарные» векселя на рынке.
Когда у нас на руках уже скопился большой объем этих бумаг, я стал договариваться в «Лукойле» о встрече с Матыциным – он там руководил всем, что было связано с «товарными» векселями.
Приехав на встречу, я предъявил ему копии скупленных векселей и сказал, что мы готовимся в положенный срок их предъявить и будем ждать оплаты.
Матыцин сразу же принялся возмущаться, называть меня и всех нас жуликами. Он стал узнавать, кто нам продал векселя – мол, теперь эти продавцы больше не увидят ни капли мазута от «Лукойла», а мы, МФК, не получим денег, так как его компания за свои векселя готова давать только горюче-смазочные материалы. Он сказал, что мы можем просить любые марки бензина, но не деньги.
Я стал объяснять Матыцину суть вексельного законодательства России – сказал, что он не прав и что если мы подадим в суд, то однозначно выиграем, а «Лукойлу» придется заплатить еще и пени.
Матыцин в ответ стал угрожать, что это он подаст на нас в суд, правда, было непонятно, на каком основании. В общем, чувствовалось, что наша первая встреча не удалась. И я попрощался.
Встреча не удалась, но я понял после нее, что правда на нашей стороне и что реальных доводов у «Лукойла» нет. И он нам все равно заплатит – даже если он станет тянуть, даже если мы начнем судиться и это продлится целый год, мы все равно получим большой доход в процентах.
Словом, мы рисковали, но я чувствовал, что риск оправдан.
И после предъявления первых же векселей к погашению «Лукойл» все заплатил деньгами – да к тому же без задержек. Тогда он испугался нас, МФК.
Он не испугался меня или наших юристов, но побоялся Потанина, который в тот момент был первым вице-премьером. Я не упоминал его фамилию в нашем диалоге, но все на рынке знали, чьи банки МФК и «Онэксим», и потому просто опасались вступать с нами в спор.
Я думаю, что основная причина успеха была тогда именно в этом. Со всеми другими «Лукойл» поступил бы иначе.
Видя этот успех, мы решили пойти дальше и стали искать другие подобные векселя на рынке. Оказалось, что их много – и никто, кроме нас, не готов их приобретать за деньги.
Мы первыми стали покупать векселя «Сиданко», «Алросы», МПС и других подобных крупных компаний. Банк легко открывал лимиты на это и давал нам, департаменту долговых обязательств, необходимые деньги.
Где-то через месяц, когда у нас в портфеле было уже пять-семь эмитентов на сумму около 10 миллионов долларов, мне в первый раз позвонил Осинягов и попросил приехать и обсудить происходящее. Оказалось, что председатель правления МФК не знал, что мы все это время приобретали «товарные» векселя и что уже накупили их на 10 миллионов долларов. Он вообще за прошедший месяц, кажется, ни разу мне не позвонил – и думал, что мы сидим у себя на выселках и ничем толком не занимаемся.
Он посмотрел на список купленных бумаг, на цены, по которым мы их приобретали, и на полученные нами к тому моменту доходы. Осинягов удивился и чуть встревожился: а не будет ли дефолтов? Но было видно, что он и доволен одновременно нашей активностью.