Она это сразу уловила, и я увидел, что моя идея ее тоже воодушевила. По ее глазам было заметно, что проект ее возбудил.
Уже через неделю мы провели переговоры с биржей. Там предложение встретили тоже со скепсисом, но и с большим интересом – тем более после звонка Златкис.
– Это все сделать очень трудно, но можно, – вот что ответили нам по завершении долгих обсуждений. – Все, что зависит от биржи, мы сделаем, вот только мы не уверены, что такие облигации кто-то купит. И кто будет заниматься продажей этих бумаг, искать инвесторов? – спросили нас.
– Об этом не беспокойтесь, мы берем это на себя, – уверенно ответили мы, хотя в тот момент вообще не знали, кому такие бумаги могут быть нужны или хотя бы интересны.
Тогда мы еще блефовали.
Позже, когда проект уже был в самом разгаре, мы встречались с Беллой Ильиничной регулярно, каждую среду, в 12:00.
– О! Агент пришел, – звучно приветствовала она меня в своем кабинете с ударением на первое «А». «Агент».
Раз в неделю мы собирались у нее, чтобы формально назначить стартовую цену очередной порции облигаций субъектов РФ – агробондов. Это уже превратилось в рутину, я приезжал в Минфин как на работу.
Мы, банк МФК, стали тогда официальным торговым агентом Министерства финансов по продаже через биржу облигаций субъектов РФ. Мы сами придумали эту номинацию – торговый агент Минфина.
В принципе, министерство могло организовать продажу облигаций и без торгового агента и вообще все делать самостоятельно. Но Златкис не стала сопротивляться, когда мы ввели эту позицию – торговый агент – в сам проект.
Мы включили ее исключительно для себя. Мы долго ломали голову: как же вставить себя в проект? И в результате придумали, что министерству нужно иметь торгового агента. Златкис, конечно, все поняла, но пропустила это предложение. Я думаю, во-первых, она сама не была еще уверена в успехе проекта и в том, что кто-то купит эти облигации, так что решила: пусть за успех или неуспех проекта отвечает торговый агент. А во-вторых, проект придумали мы, МФК. Мы предложили его, мы его реализовали. Она это понимала – и, думаю, оценила. Но продолжала называть меня «áгент», с ударением на первое «А», как бы подмигивая мне: мол, я девочка умная, все понимаю.
Через три месяца после нашей первой встречи мы уже провели первый аукцион по агробондам на бирже. Этот аукцион был сверхуспешен, спрос превысил предложение в два раза, и вся порция облигаций была сразу продана!
Я взял бутылку шампанского и поехал к Белле Ильиничне.
Она улыбалась.
Не сговариваясь со мной, тоже с цветами и шампанским приехал Захаров, глава биржи.
Мы сидели у нее в кабинете и, счастливые, пили шампанское.
Белла Ильинична радовалась, что удалось организовать что-то новое, кроме ГКО. Захаров был доволен тем, что мы смогли в один момент запустить такой огромный рынок, как рынок субфедеральных займов на ММВБ.
Мы все сидели немного очумелые от произошедшего. Сказать по правде, за три месяца до того, или даже за месяц, в такое трудно было поверить.
Это была победа!
Именно тогда, в тот момент, в кабинете Беллы Златкис я забыл про крах ТУБа. Он перестал меня мучить, приходить ко мне ночами и ушел куда-то далеко-далеко.
Для меня началась новая жизнь.
После первого успешного аукциона я стал приезжать к Белле Ильиничне каждую неделю. Она назначала стартовую цену по бондам. Я все время просил дать цену чуть пониже, чтобы легче было привлечь инвесторов. Златкис слушала меня, но особо не торговалась со мной и все время назначала цену чуть выше, чем я просил.
Но каждый раз аукцион проходил удачно, и все бумаги продавались.
Я, конечно, знал, кто покупает все эти бумаги… но ничего ей об этом не говорил.
А она не спрашивала.
Так прошли три или четыре аукциона. Где-то на пятом, когда объем проданных облигаций уже исчислялся сотнями миллионов долларов, Белла Ильинична не выдержала и спросила меня:
– А кто у вас все это покупает?
Она спросила об этом как бы невзначай, делая вид, что ей в общем-то безразлично. Но я понял, что это для нее ключевой вопрос, что он давно ее волнует.
– Это – CSFB, – после некоторой паузы ответил я.
Белла Ильинична подняла на меня взгляд… и мы долго смотрели друг на друга.
Только в этот момент она все поняла.
Миллиард долларов агробондов (1997 год)
Вчера в фондовой секции ММВБ прошли первые торги «сельскими» облигациями. Большинство участников рынка до самого последнего момента полагали, что Министерство финансов завысило цену продажи и итоги аукциона станут неудачными для него. Однако вопреки прогнозам все облигации были проданы, а спрос на них почти вдвое превысил предложение.
Основной проблемой и интригой этого проекта был вопрос: а кто купит эти бумаги? Можно было придумать и написать проспекты эмиссии облигаций и даже через Минфин заставить областные администрации их выпустить.
Но кто их купит?
Ответ на этот вопрос так и оставался неясным.
Когда скелет проекта стал виден, Минфину нужно было провести тендер. Министерство не могло назначить нас своим агентом без конкурса, и потому Белла Ильинична попросила нас подготовить правила тендера, на основании которого Минфин бы отобрал всех своих основных агентов: депозитарий, банк – платежный агент и банк – торговый агент.
Конечно, нам хотелось победить во всех номинациях. Но к тому моменту мы понимали, что проект уже стал известен на рынке и на тендер явятся и другие.
Пришел весь «крупняк»: «Менатеп», «Альфа», особо рьяно лез «Российский кредит». Нам было очень обидно: мы придумали этот проект от начала до конца, мы написали к нему все материалы – и что? Кто-то другой явится на всё готовое и станет делать его уже без нас? Это казалось абсолютно несправедливым, но, поскольку речь шла о бюджетных средствах, других вариантов, кроме как пройти через тендер, не было. Я очень тогда волновался.
Но спустя час после вскрытия конвертов мне позвонил заместитель министра финансов и поздравил. Мы победили по всем номинациям. Онэксимбанк стал депозитарием проекта, а мы, МФК, – платежным и торговым агентом!
Мы понизили тогда нашу комиссию почти до нуля, нам нужна была эта победа!
Мы не задумывались тогда еще о конкретном заработке, мы решили ввязаться и победить. Теперь оставалось только все организовать, а потом… кому-нибудь продать все эти облигации.
Но кому?
Мы уже начали готовить типовые проспекты эмиссий для всех областей. Златкис организовывала сбор глав финансовых управлений всех 60 областных администраций в Минфине, на Ильинке. Биржа перерабатывала регламенты торгов под субфедеральные бумаги. Работа кипела.
Где-то в это же время мы проводили очередную сделку по продаже «товарных» векселей то ли «Лукойла», то ли МПС для Credit Suisse First Boston, и я между делом стал им рассказывать про агробонды.
Они заинтересовались. Я это понял сразу. Франсуа Букле и Пьер Дахан стали звонить почти одновременно. Они были из одной группы, но из разных подразделений Credit Suisse и конкурировали друг с другом.
Когда я рассказывал им, каждому по отдельности, про эти облигации российских регионов, они поначалу слегка морщили лица. Оба они нигде не были в России, кроме Москвы и Санкт-Петербурга.
Но когда они спросили, какой предполагается объем, и я ответил: «Миллиард долларов», – они оба сказали: «Я должен взять паузу, но я вернусь… И прошу, никому больше об этом проекте не рассказывай».
На следующий день они оба вернулись ко мне и оба заверили, что это им очень интересно, они купят все. Главное, чтобы доходность по бондам была большая.
– «Большая» – это какая? – переспросил я.
– Где-нибудь на 10–15 % годовых больше, чем по ГКО, – ответили они мне.
Когда Credit Suisse дал мне слово, что банк купит все, я зажал язык за зубами. Об этом не должен был узнать никто!
Я понял тогда, что это удача.
Это был мой туз, мой джокер! И мы ринулись с еще большей энергией готовиться к первым аукционам.
Теперь было важно, чтобы Минфин, устанавливая стартовую цену, не жадничал и дал нам 10 % годовых сверх доходности по ГКО. На первой же формальной встрече со Златкис, где обсуждали цену размещения бумаг, она согласилась, что 10–15 % премии сверх доходности по ГКО – это нормально, рыночно.
В первый день аукциона по агробондам Credit Suisse купил, кажется, 90 % объема – и далее почти на всех аукционах основным покупателем этих бумаг были CSFB и CSFP. Они скупили в тот год агробондов на общую сумму около 500 миллионов долларов.
Через год после дефолта 1998-го, когда рухнули большинство крупнейших российских банков, когда из страны побежали иностранные инвесторы, продавая все подряд и оставляя после себя заснеженную пустыню, мы с командой решили начать собственный бизнес.
И стартовали мы именно со скупки этих обесценившихся агробондов. Мы покупали их у перепугавшихся иностранцев или помогали взыскивать деньги с регионов – для тех, кто испугался не сильно. С кем-то из регионов судились, с кем-то договаривались.
Давно уже нет на рынке тех агробондов, да и некоторых регионов уже не существует – например, Агинско-Бурятский автономный округ растворился в Читинской области. Исчезли и CSFB с CSFP, растворившись в структурах Credit Suisse.
И постепенно вся эта история растворилась во времени…
Монте-Карло (лето 1997 года)
Они стали переманивать меня к себе почти сразу. Когда наша эпопея с агробондами была в самом разгаре и Credit Suisse First Boston скупил в портфели своих клиентов этих бумаг на пару сотен миллионов долларов, они стали звать меня к себе.