— Не привыкшие еще! Боятся!
Кроликов было пять. Они смотрели на ребят коричневыми глазами и не переставая шевелили ушами.
— Хорошие! — трогал кроликов Мишка руками. Потом, насмотревшись вдоволь, он достал тетрадку и начал читать.
Вот что было написано широким почерком на первой странице:
«Когда батька привезет кроликов, дайте им немного сена. Хорошо бы капусты или морковки, или картошки. Только не гнилой. Пусть едят. А тем часом устройте им ночлег. Который кролик с толстой, круглой головой — это самец, а которые кролики с подгрудником — самки. Самца посадите отдельно. Так надо. И чтоб он даже не видел самок. Только, чтобы не померзли. Холоду они боятся. Подстелите им соломы. А что после делать, читайте по тетради. Запись тут на каждый день, пока не приеду. Берегите их пуще глазу».
Кроликов устроили в старой бане, которую еще осенью хотели ломать. А не сломали только потому, что осенью по случаю недорода было не до бани. Большеголового самца поместили в парильне, самок в предбаннике. Ребята натащили в баню ворох соломы, сена, моркови, капусты и картофеля. В тот же день в баню пришли оповещенные Мишкой «канпаньоны» и притащили печеный хлеб, соленые огурцы, меду и свеклу. Мед и соленые огурцы кролики вежливо понюхали, но решительно отказались от этих лакомств. Зато с превеликим удовольствием начали уничтожать свеклу и печеный хлеб. Сенька предложил кроликам принесенную кочерыжку. Кочерыжка была уничтожена с необычайной быстротой.
Кроликов устроили в старой бане.
По всей вероятности первая встреча «канпаньонов» с кроликами окончилась бы для кроликов очень печально. Во всяком случае кроликам грозила преждевременная смерть от изобилия всяческих всяческих угощений, но к счастию наступили сумерки. В бане стало темно. Уже нельзя было отличить кочна капусты от кролика. Ребята с сожалением и большой неохотой оставили кроликов в бане, а сами не спеша разошлись по домам.
Утром отец уехал обратно.
Тетрадь, исписанная Федоровым, пригодилась ребятам. Записки Федорова спасли кроликов от тысячи неприятностей и прежде всего от голодной смерти.
В первые дни кролики получали всякую пищу в изобилии, но через несколько дней мамка решительно запротестовала против кормления «зайцев».
— Сами с голоду дохнем! — ругалась мамка. — А будете зайцев кормить, выброшу к чорту и вас и зайцев.
И эту угрозу чуть было не привела в исполнение, когда поймала Костю с краюхой хлеба, которой Костя намеревался любезно угостить кроликов.
Ребята попытались перевести кроликов на харчи «канпаньонов», но и тут дело окончилось печально. Матери «канпаньонов» со всей решительностью восстали против зловредной привычки кроликов питаться хлебом, сеном и капустой.
Вот тут-то и пригодились записки Федорова. В конце тетради Мишка нашел такую запись:
«По случаю недорода в нашей деревне кормите кроликов обмялками[1]. Только надо обварить обмялки кипятком и немного присыпать отрубями. Хорошо давать немного жмыха кусочками. Изредка подкармливайте кочерыжками капусты. Понемногу давайте сена, давайте всего понемногу, но почаще. Кролики разбрасывают корм и уже не едят его, если он побывал у них под ногами. Давайте им пить чистую воду. Смотрите, чтобы посудина была чистой. Иначе пить не будут. Они привередливые очень. Но пуще всего смотрите за чистотой. Грязь и навоз от них выбрасывайте каждый день. Не то могут заболеть они и подохнуть».
Наступил февраль. Подули мокрые ветры. На буграх оголились черные борозды пашни. А как-то утром прошел теплый обильный дождь. Снег смыло с пашни, и только под буграми еще лежали бурые наносы. Без толку суетясь и крича, над полями летали мокрые галки. На дороге сквозь снег проступил навоз, и в навозе копошились вороны. Всюду бежали звонкие ручьи. Сугробы с шумом обваливались под ногами. По склонам, приминая бурую прошлогоднюю траву, лилась с журчаньем снеговая вода. Весеннее солнце расплескалось на улицах, засверкало весело в стеклах и подняло с земли дымящиеся, золотистые туманы.
Во дворах с шумом возились куры, обалдело гоготали гуси, торопливо гундосили утки.
На бревнах, щурясь от солнца, сидели крестьяне, покуривая цыгарки с запашистой махоркой и мирно беседуя о севе.
В один из таких веселых солнечных дней вернулись в деревню батька и Федоров.
Ребята были в бане. Засучив рукава, они наводили чистоту. Метлами сгоняли солому в угол. Скребками скоблили пол. Девчонки мокрыми тряпками вытирали покрытые темными пятнами половицы. Кролики, испуганно хлопая ушами, скакали в предбаннике, вызывая своими уморительными прыжками веселый смех.
— Будто блохи скачут, — хохотал Сенька.
— Куда? Куда? Я тебе задам!
— Кыш, ты, рыжая!
В это время дверь к приотворилась, и в баню вошел Федоров. Был одет он в городское пальто. На шее висел красный с зелеными разводами шарф. Голову прикрывала полосатая кепка.
— Тю! — заорали ребята, бросая работу.
— О!
— Вон кто!
— Ребя…
Федоров, глядя на ребят, рассмеялся:
— Ну, здорово, здорово! Эка, повыросли все как!
Потом он оглядел кроликов и, довольный осмотром, снова улыбнулся:
— Молодцы, ребята. Молодцы! А пятый-то где же? Подох что ли?
— Вон он, пятый-то, — сказал Мишка, приоткрывая дверь в парильню, где в одиночестве прыгал самец.
— Скучает? — поинтересовался Федоров.
— Не… Жрет, как боров!.. А ты как? Совсем уже?
— Совсем! — улыбнулся Федоров. — А вы тут как, не раздумали еще насчет гусей?
— Ясно — нет! — закричали ребята.
— Чего раздумывать-то?
— Не… Никто не раздумал!
— Это дело, — потер руки Федоров, — а я тут из города еще прихватил кроликов. Белых ангоров.
— Много?
— Семь штук!
Ребята всполошились. Побросав работу, они кинулись было к выходу:
— Где?
— Покажи!
Федоров схватился за скобу двери:
— Стой, стой! Кончим сначала с этими. Что тут еще осталось? Ну-ка, давайте помогу вам.
Работа закипела. Сменив подстилку и засыпав кроликам корму, ребята двинулись к Федорову. По дороге зашли к Тарасову, с которым Федоров приехал со станции. Во дворе стояла подвода, на которой лежали мешки и большая закрытая сверху полотном корзина.
— Эй! — постучал в окно Федоров. — Сергей Николаевич! Барахлишко свое беру!
Во двор вышел бородатый, добродушного вида великан, прищурился на солнце и почесал пятерней живот:
— Эва, армия-то какая. Словно фельмаршал ходишь. Де-ла!
— Армия? — в раздумье сказал Федоров. — Что ж, пожалуй правду говоришь, армия это и есть.
— Каждому теперь по пушке и пали-вали! Воюй! — мигнул глазом Тарасов.
— Ничего! Мы и без пушек раздуем такую войну, аж небу жарко станет.
С этими словами Федоров взвалил мешки на плечи. Ребята подхватили корзину, и вся «канпания» выкатилась за ворота.
Ребята учатся летать
После приезда Федорова ребята появлялись дома только к обеду да к ужину. Остальное время проводили они во дворе Федорова.
Здесь с утра до ночи весело пели пилы, звенели топоры и торопливо шаркали рубанки. Под навесом, вдоль стены, встали ровным рядом большие клетки. Сквозь решетку можно было видеть большеголовых бельгийских великанов и белоснежных ангоров.
Особенно интересны были эти маленькие белые комочки. Ребята первое время с удивлением рассматривали необычайные глаза ангорских кроликов, круглые, бледно-розового цвета.
— Будто не выспались, — шутили ребята, — ишь, глаза-то какие красные.
Интересны были и маленькие ушки с красивыми кисточками на концах. Всем хороши были ангорские кролики, да только смущала ребят незначительная их величина.
— Уж больно маленькие они. Вона бельгийцы-то какие… Бельгийцев бы надо купить еще!
Неодобрительно посматривали на ангорских кроликов и соседи.
— Крохотны больно…
Федоров только посмеивался:
— Мал золотник, да дорог… Тут главное пух кроличий. Первосортный пух, можно сказать.
— А на кой ляд пух-то этот?
— От-на! — разводил руками Федоров, — ну, а к примеру сказать, надо тебе фетровую шляпу сделать или боты дамские. Вот тут-то и подавай только этот пух. Или фуфайку добротную захочешь вязать. Опять-таки без кроличьего пуха, как говорят ни взад ни вперед… Русский фетр почему не в цене? А потому, что заячий пух употребляют. А заячий он жесткий да грубый. Одним словом, плохой дает фетр. Опять же взять заграничный фетр: он весь на кроличьем пухе заквашен… Так-то вот…
Деревня посмеивалась над затеей Федорова.
— Заячий дядя!
— Надумал тоже, зайцев разводить!
Эти разговоры доходили и до «канпаньонов», но «канпаньонам» некогда было слушать деревенски пересуды.
К концу февраля началась во дворе у Федорова самая интересная работа. Ребята тащили из дома гусиные яйца. Федоров смотрел каждое яйцо через трубку, свернутую из листа бумаги, отбирая яйца с зародышами.
— Пустое, — говорил он, откладывая в сторону некоторые яйца, — тащи назад.
«Канпаньон» возмущался:
— Как это пустое?
— А так, — объяснял Федоров, — если ты смотришь яйцо на свет и не видишь в нем махонького пятнышка, — никудышное это яйцо. Пустое! Зародыша нет в нем.
Ребята спорили, однако пустые яйца тащили домой.
Федоров смотрел каждое яйцо через трубку.
После тщательного отбора наконец набрали 160 штук гусиных яиц. Для высиживания Федоров купил семь гусынь. Десять штук пришлось взять взаймы у отцов и матерей «канпаньонов».
Гусынь посадили на яйца.
— А теперь примемся за кроликов, — заявил Федоров.
И снова закипела работа. К самцам начали подсаживать самок, но самцов было немного, и эта работа затянулась до начала марта.
В деревне снова начались пересуды.
— Зайцев на гусиные яйца посадили!
— Умора!
— Мудрят ноне больно молодые ребята!