Лотман Ю. М. 1969. Стихотворения раннего Пастернака и некоторые вопросы структурного изучения текста // Труды по знаковым системам. № 4. С. 206–238.
Нагина К. А. 2011. Траектории «метельного» текста (толстовское присутствие в творчестве Б. Пастернака) // Вестник Ленинградского гос. ун-та им. А. С. Пушкина. № 1 (1). С. 31–40.
Панова Л. Г. 2018. Мнимое сиротство: Хлебников и Хармс в контексте русского и европейского модернизма. М.: ВШЭ.
Пастернак Б. Л. 2003–2005. Полное собрание сочинений: В 11 т. / Сост. и комм. Е. Б. Пастернака и Е. В. Пастернак. М.: Слово, 2003–2005.
Петрова Т. С. 1993. Повтор как принцип построения стихотворения Б. Пастернака «Зимняя ночь» // Актуальные проблемы лексикологии и стилистики. Саратов: Изд-во Саратовского ун-та. С. 130–135.
Поливанов К. М. 2006. Пастернак и современники. Биография. Диалоги. Параллели. Прочтения. М.: ВШЭ.
Поливанов К. М. 2009. «Зимняя ночь» // Абелюк Е. С., Поливанов К. М. История русской литературы XX века: Книга для просвещенных учителей и учеников: В 2 кн. М.: Новое литературное обозрение. Кн. 2: После революций. С. 214–218.
Поливанов К. М. 2010. «Светлана» Жуковского в «Докторе Живаго» Пастернака и «Поэме без героя» Ахматовой // Con amore: Историко-филологический сборник в честь Любови Николаевны Киселевой / Сост. Р. Г. Лейбов и др. М.: ОГИ. С. 529–536.
Радионова А. В. 2004. Дешифровка мотива «мирового огня» в творчестве Пастернака // Литературное произведение как литературное произведение / Red. A. Majmieskulow. Bydgoszcz, 2004. S. 361–372.
Самойлов Д. С. 2014. <О стихотворении Б. Пастернака «Зимняя ночь»> // Он же. Памятные записки. Советская классическая проза: Сб. М.: Время. С. 660–661.
Скучаева С. А. 2015. Значение чистопольского периода жизни и творчества Бориса Пастернака в истории создания романа «Доктор Живаго» // Провинциальные страницы жизни… Материалы Междунар. научно-практич. конф., посвященной 125-летию со дня рождения Б. Пастернака. Казань: Ин-т экономики, управления и права. С. 205–211.
Суханова И. А. 2003. Еще раз о лейтмотиве свечи в романе Б. Л. Пастернака «Доктор Живаго» // Ярославский педагогический вестник. № 3 (36). С. 1–6.
Талипова Г. А. 2015. Особенности перевода стихотворения Б. Л. Пастернака «Зимняя ночь» на английский язык // Провинциальные страницы жизни… Материалы Междунар. научно-практич. конф., посвященной 125-летию со дня рождения Б. Пастернака. Казань: Ин-т экономики, управления и права. С. 211–213.
Черных П. Я. 1994. Историко-этимологический словарь русского языка: В 2 т. М.: Рус. яз.
Шраговиц Е. 2016. Парадокс. Загадка двух стихотворений Пастернака // Новый Журнал. № 283. С. 287–304.
Эндрюс Э. 1989. «Лингвистика и поэтика» и интерпретация текста: «Зимняя ночь» Пастернака // Вестник Ленинградского университета. Серия 2. История, языкознание, литературоведение. Вып. 4. № 23. С. 89–97.
Якобсон А. А. 1978. «Вакханалия» в контексте позднего Пастернака // Slavica Hierosolymitana. № 3. Р. 302–379 (https://www.antho.net/library/yacobson/texts/bacchanalia.html).
Якобсон Р. О. 1987. Заметки о прозе поэта Пастернака // Он же. Работы по поэтике. М.: Прогресс. С. 324–338.
Goethe J. W. 2000 — The Project Gutenberg Etext of Wilhelm Meisters Lehrjahre by Johann Wolfgang von Goethe:
Buch II (http://www.gutenberg.org/cache/epub/2336/pg2336.html).
Buch V (http://www.gutenberg.org/cache/epub/2339/pg2339-images.html).
Buch VIII (http://www.gutenberg.org/cache/epub/2342/pg2342-images.html).
Nilsson N. 1959. Life as Ecstasy and Sacrifice. Two poems by Boris Pasternak // Scando-Slavica. V. Р. 180–197.
5. О глав-мета-песенке Булата Окуджавы[131]
Наверное, самую лучшую
на этой земной стороне
хожу я и песенку слушаю —
она шевельнулась во мне.
Она еще очень неспетая.
Она зелена, как трава.
Но чудится музыка светлая,
и строго ложатся слова.
Сквозь время, что мною не пройдено,
сквозь смех наш короткий и плач
я слышу: выводит мелодию
какой-то грядущий трубач.
Легко, необычно и весело
кружит над скрещеньем дорог
та самая главная песенка,
которую спеть я не смог.
Мне эта вещь Окуджавы (далее ГП) долгое время казалась недостаточно яркой (поистине, еще очень неспетой) и недоизжито советской (претендующей быть самой главной!). Но занявшись текстом вплотную, я пересмотрел свою оценку и в этой статье постарался отдать песенке должное.
1. Инварианты Окуджавы. Текст типично окуджавовский и, на первый взгляд, вроде бы и впрямь непритязательный:
— о попытках, надеждах, проблематичности удач — в режиме наверное;
— с характерным мотивом «начинательности»: шевельнулась (ср. в других случаях пальцы тонкие прикоснулись к кобуре; в руки палочки кленовые берет; возносится с трубою и т. п.)[133];
— с привычным хождением, кружением, дорогами;
— присяганием главному, самому главному, лучшему, светлому, строгому (лишь позднее появится ирония по адресу «главного» — всякого рода начальства)[134];
— характерным сочетанием смеха и плача, при подчеркнутой короткости первого;
— ориентацией на природу: зелена, как трава;
— в нередком у Окуджавы трехсложном размере — трехстопном амфибрахии;
— и с двусмысленным финалом: спеть я не смог, — но текст-то налицо (ср. знаменитую программную концовку: особенно когда глядишь с порога, / особенно когда надежды нет).
Однако поражает — в сравнительно коротком стихотворении (всего 16 строк, 68 слов) — представительная густота этих инвариантов. А также
— систематическая амбивалентность текста, начиная с заглавия: в качестве главной подается несолидная, ибо морфологически уменьшительная, песенка (ср. аналогичный оксюморон: командовал людьми — маленький оркестрик)[135];
— скороговоркой вброшенное уже вовсе не советское «двоемирие»: на нашей земной стороне (подразумевающей существование «не нашей, небесной»);
— своеобразная — как бы фольклорная — интертекстуальность: заметим, что слова не просто сами ложатся (на музыку?), но и безотчетно заимствуются (ср. у Ахматовой; И просто продиктованные строчки / Ложатся в белоснежную тетрадь);
— изощренная поэзия грамматики (и «неграмматичности», то есть тщательно организованных языковых неправильностей[136]);
— и появляющийся в финальном катрене аккорд легко, необычно и весело, неожиданный, но на самом деле хорошо подготовленный, — типичный вызов для исследователя.
Что касается последующего освобождения поэта от «советского» налета, приведу соответствующее замечание биографа:
<В> семидесятые он от стихов отошел, а в восьмидесятые вернулся к ним и к песням — но не так, как прежде; достаточно сравнить «Главную песенку» с ее поздним, иронически сниженным ремейком: «Песенка короткая, как жизнь сама, где-то в дороге услышанная. У нее пронзительные слова, а мелодия почти что возвышенная». Сравните это с «музыкой светлой» и «строго ложащимися словами» <…С>лух поэта настроен теперь на другую волну (Быков 2009. C. 28).
Вот этот «ремейк» 1982 года:
Песенка короткая, как жизнь сама,
где-то в дороге услышанная,
у нее пронзительные слова,
а мелодия почти что возвышенная.
Она возникает с рассветом, вдруг,
медлить и врать не обученная,
она как надежда из первых рук,
в дар от природы полученная.
От дверей к дверям, из окна в окно
вслед за тобой она тянется.
Всё пройдет, чему суждено,
только она останется.
<…>[137]
Действительно, этот текст во многом вторит исходной ГП, но написан более вольным размером (трехиктным дольником с мужскими, дактилическими и гипердактилическими рифмами), и если в ГП фигурирует смех наш короткий и плач, то двадцать лет спустя коллективистско-комсомольскому наш места не находится, и дважды звучит экзистенциальная строчка Песенка короткая, как жизнь сама[138].
2. В сторону «мета». Разумеется, ГП — не просто Окуджава, а Окуджава об Окуджаве. В собрании [Окуджава 2009] 724 стихотворения, и из них об искусстве трактуют двести с лишним, а непосредственно о творческом процессе — около ста, то есть примерно каждое седьмое.
Пастернак писал, что «лучшие произведенья мира, повествуя о наиразличнейшем, на самом деле рассказывают о своем рождении»[139]. А в данном случае перед нами произведение, одновременно претендующее на статус «самого лучшего» и открыто посвященное собственному рождению. Причем строчкой она шевельнулась во мне Окуджава, — освежая почтенную полустертую метафору, — ненавязчиво ассоциирует сочинение песенки с вынашиванием ребенка[140].
Согласно тому же Пастернаку, искусство — не фонтан, а «губка, орган восприятия. Ему следует всегда быть в зрителях, а оно показывается с эстрады»