<…> где сердце часов билось возле сердца женщины? (то же) <…> Как хотелось бы мне узнать и увидеть ту женщину, которая выбирала для себя эту изысканную, редкую вещь? (то же плюс предвестие Транзита в прошлое). Она мертва! Меня влечет к женщинам прошлого; сквозь даль веков я вижу и люблю всех тех, которые любили когда-то <…> О <…> юные ласки и надежды! Разве все это не должно быть вечным? (установка на Преодоление Времени).
Завязкой основного действия служат знакомые мотивы — посещение антикварного магазина (Хранилища) и покупка старинного предмета (Реликта). Но всячески подчеркивается и специфическое для данного сюжета влечение к Реликту, подобное желанию обладать женщиной.
Протагонист наслаждается «медовым месяцем коллекционера с только что купленной вещью» — итальянским шкафом XVIII века, который он любовно осматривает и ощупывает, проникая во все его дверцы, ящики и отделения «с нежностью любовника» (вместо макро-Перемещений по Парижу и Древнему Египту, налицо микро-Перемещения внутри шкафа, они же проявления Любовного Контакта, но не с Возлюбленной, а с ее Реликтом).
В конце концов Протагонист обнаруживает потайной ящик и в нем
длиннейшую косу белокурых, почти рыжих волос (заглавный Реликт), которые срезали, видимо, у самого корня (наглядная Синекдохичность) <…> Я был <…> потрясен. От <…> этой поразительной реликвии исходил аромат, почти неуловимый, столь давний (очередное предвестие Временного Транзита), что он казался душой прежнего запаха (ср. аромат, исходивший от ножки мумии).
Протагонист с волнением воображает разные сценарии из любовной жизни былой владелицы волос — любовника, заточение в монастырь, разлуку, месть, смерть, отрезание волос на память (мысленный Транзит в прошлое, Властные Фигуры, Соперники) — и впрямую задается вопросом о фрагментации Возлюбленной (обнажая Синекдохичность Реликта):
Разве не странно, что эти волосы сохранились, тогда как не осталось ни малейшей частицы тела, которое взрастило их?
Он фетишистски сосредотачивается на Реликте (медицинская мотивировка Синекдохического Любовного Контакта), как если бы это была сама Возлюбленная, совершившая Транзит в настоящее:
Коса струилась по моим пальцам, щекоча кожу, прикасаясь к ней какой-то особенной лаской, лаской покойницы <…> Я был растроган <…> Вдруг мне показалось, что она начинает шевелиться, как живая, словно частица души затаилась в ней <…> Я ушел бродить по улицам и мечтать <…> Мне казалось, что я уже жил когда-то и должен был знать эту женщину.
А на помощь символическому Транзиту в прошлое приходит Интертекст — «Баллада о дамах былых времен» Франсуа Вийона, поэта, на пару веков более старинного, чем шкаф и владелица волос[254], причем это стихи о любви поэта к знаменитым красавицам еще более далекого прошлого[255].
Любовный Контакт с Реликтом развивается так, как если бы волосы были не Синекдохой, а полноценной ожившей Возлюбленной.
Я поворачивал ключ в шкафу с таким трепетом, словно открывал дверь в комнату возлюбленной <…> и руки и сердце пронизывала <…> чувственная потребность погрузить пальцы в этот пленительный поток мертвых волос <…> Я всякую минуту чувствовал, что они там, словно это было живое существо, спрятанное или пленное <…> меня обуревало желание <…> болезненно взволновать себя этим прикосновением, холодным <…> сводящим с ума и упоительным.
Я запирался наедине с косою <…> чтобы целовать ее и кусать. Я обвивал ею лицо, я захлебывался в ней. Я любил ее <…> Я больше не мог без нее жить <…> Как-то ночью <…> она показалась мне более мягкой, чем обычно, более одушевленной <…> Я унес волосы в постель и лег, прижимая их к губам, как любовницу <…>.
Мертвые возвращаются! <…> Я держал ее в объятиях, я обладал ею такою, какой она была когда-то в жизни — рослой, белокурой, полной; ее груди были прохладны <…> я покрывал ее поцелуями вдоль той божественной волнистой линии, которая идет от шеи к ногам <…> Прекрасная Покойница <…> Неведомая — возвращалась ко мне каждую ночь <…>
Я гулял с нею по городу, как с женой, и брал ее с собою в решетчатые ложи театра, как любовницу…
Любовный Контакт с Возлюбленной, совершившей — в воображении Протагониста — Транзит из прошлого, достигает апогея (он впервые называет ее женой), но тут в дело вступают Властные Фигуры (неназванные «они» плюс персонаж-психиатр), разлучающие «супругов»:
Но вот ее увидели… узнали… отняли у меня… А самого меня бросили в тюрьму, словно какого-нибудь злодея…[256]
На этом рукопись обрывается — основной сюжет кончается разрывом Контакта и утратой Реликта, взявшего на себя к этому моменту и роль Сувенира. К несчастливому концу подходит и обрамляющий сюжет: Рассказчик слышит за стеной вопли безумного Протагониста.
Казалось бы, всё, — но наступает неожиданный финальный поворот, для которого повествованию и понадобился Рассказчик.
Потрясенный удивлением, ужасом и жалостью, я пробормотал:
— Но… эти волосы… они действительно существуют? (сочувствие Рассказчика к Протагонисту, его интерес к Реликту, начало Контакта Рассказчика с Протагонистом).
Доктор <…> открыл шкаф с <…> медицинскими инструментами и перебросил мне через весь кабинет (пренебрежительно прозаический жест Властной Фигуры) длинную прядь белокурых волос, которая долетела до меня, как золотая птица (Сувенир не утрачен и достается Рассказчику, который описывает его столь же поэтично, как Протагонист, знаменуя развитие Контакта).
Я содрогнулся, когда мои руки ощутили ее легкое ласкающее прикосновение. И сердце у меня забилось <…> от отвращения, словно я дотронулся до чего-то, причастного к преступлению; от желания, словно меня искушало что-то нечистое и таинственное (Рассказчик заражается страстью Протагониста к Реликту/Сувениру/Возлюбленной, — какой-никакой Контакт).
Но вернемся к бунинскому рассказу, чем-то — начиная с синекдохического заглавия — напоминающему рассмотренные сюжеты.
4.1. Правда, там общий натурализующий ход состоял в подаче невероятного Контакта с Великим и недосягаемо далеким Былым как чего-то фантастического, но повествовабельного[257]. В ГЛ же дело идет, напротив, о том, чтобы нечто обыденное, некрасивое, провинциальное, недавнее возвести в культовый ранг Великого Былого. Но крайности сходятся, и у Бунина мы находим во многом те же мотивы[258].
Рассказ начинается с Пространственных Перемещений на Транспортном Средстве, описываемых третьеличным Рассказчиком с точки зрения Протагониста. Этот участок сюжета, рамочный по отношению к предстоящему Транзиту в Недалекое — всего лишь двадцатилетней давности и явно пореформенное — Прошлое, принадлежит приблизительной современности, но уже и в нем открываются временны́е глубины.
Повествование ведется в традиционном для наших сюжетов достаточно отстраненном прошедшем времени:
Некто Ивлев ехал однажды в начале июня<надо понимать, текущего года, максимум — прошлого> в дальний край своего уезда.
А далее маршрут периодически проваливается в какой-то совсем иной хронотоп — заброшенный, давний, вневременной; приведу серию красноречивых фрагментов:
Ехать сначала было приятно: теплый <…> день <…>накатанная дорога — погода поскучнела<…> натянуло линючих туч<…> — дождь разошелся — Ты на Хвощинское<хвощи — уникальные в современной флоре остатки древних папоротниковидных>, что ли, едешь? <…> Такого пути Ивлев не знал. Места становились все беднее и глуше.
Кончился рубеж, лошади <…> спустили покосившийся тарантас <…> в какие-то еще не кошенные луга <…> по днищам оврагов <…> объехали <…>старую плотину, потонувшую в крапиве, и давно высохший пруд — глубокую яругу, заросшую бурьяном <…> — цвел большой старый куст <…> — не раз ездил тут в молодости верхом — опять надо заезжать… в это, в Хвощино-то — на месте сведенного леса <…>одиноко стояла изба. Ни души не было кругом — Дом <…> когда-то беленый <…> стоял на совершенно голом месте <…> окон <…> было мало<…> они были невелики, сидели в толстых стенах <…> огромны были мрачные крыльца — библиотека, которая <…>осталась от покойного — тут холодно, мы ведь не живем в этой половине — видна была столетняя<…> береза — выделялся <…>древностью образ <…> желтея воском, как мертвым телом, лежали венчальные свечи — пол весь был устлан сухими пчелами, которые щелкали под ногами — Пройдя <…>сумрачную комнату <…> остановился возле низенькой двери <…> поверну[л ключ] в ржавой замочной скважине <…> увидел каморку в два окна; у одной стены ее стояла железная голая койка.
4.2. Объектом Поиска становится любовь двух непримечательных персонажей, живших сравнительно недавно, — таков обрамляемый сюжет, который постепенно все яснее проступает сквозь обрамляющий. При этом производится подспудная, но систематическая Сакрализация Обыденного: затрапезные реалии пронизываются мотивами Старинности, Знаменитости, Святости, Божественности, Литературности, призванными создать на пустом, в сущности, месте образ Великого Былого и стимулировать стремление Протагониста к Контакту с Возлюбленной.
Графиня <…> рассказывала про своего близкого соседа (подчеркнуто здешнего и современного), помещика Хвощинского (фамилия с коннотациями Древности), который, как знал Ивлев еще с детства (Знаменитость, Живой Мост), всю жизнь был помешан (ср. безумие Протагониста «Волос») на любви к своей горничной Лушке, умершей в ранней молодости (Старинность). «Ах, эта легендарная (Знаменитость, Литературность) Лушка!