Pager-McClymont K. 2021. Twisted Mis-tress: A Stylistic Analysis of Fetishism in Maupassant’s La Chevelure // Journal of Languages, Texts, and Society. № 5. Р. 1–30.
Rácz I. 2016. Irrational Elements in Ivan Bunin’s Short Story «The Grammar of Love» // Rácz Ildikó M. Facets of Russian Irrationalism between Art and Life: Mystery inside Enigma. P. 370–383.
Rougemont D. de. 1983. Love in the Western World. Princeton, NJ: Princeton UP.
9. «Улица Данте»[261]. Топография, топонимика и топика парижской новеллы Бабеля
Тянуться с нежностью бессмысленно к чужому…
В «Улице Данте» (1934; далее УД)[262] всего полторы тысячи слов, образующих 30 абзацев: два десятка коротких и шесть более или менее длинных, плюс десяток однострочных (иногда двустрочных) реплик. Но размещается, упоминается и совершается на этом дискурсивном пятачке много чего — разнообразные
— этносы:
французы, румыны, англичане, самоед, мулатка, англичанин, итальянцы;
— топонимы:
улица Данте, «Hôtel Danton», Франция, Halle aux vins, Gare St. Lazare, Porte Maillot, Ривьера, Руан, Rue Royale, Тур, Гранд-Опера, Париж, Марсель, Макон, кафе де Пари, Rue de la Gaité, Шартр, [бульвар] Сен-Мишель, Латинский квартал, замок Консьержери, Сена, балканские страны;
— антропонимы:
Жан Бьеналь (Jean), Жермен, мосье Анриш, мадам Трюффо, синьора Рокка;
— профессии и виды деятельности:
торговец подержанными автомобилями, скотопромышленники, торговцы вином, деревенские девки [подавальщицы], сенаторы, обитательницы [публичного] дома, устроители матчей бокса, автомобильные гонщики, агент «Рено», румынские дельцы, продавщица перчаток, заведующий магазином, деловые женщины, девицы [проститутки] с Rue de la Gaité, полицейские, пажи, велосипедист, жильцы и хозяйка гостиницы, жандармы, продавщица газет, зеленщицы, консьержки, торговки каштанами и жареным картофелем, содержательница ресторана;
— публичные заведения:
отель, ресторан, кафе, публичный дом, харчевня, палата [депутатов], министерство, фирма «Рено», магазин [перчаток и, вероятно, прочей галантереи], Гранд-Опера, театр, конторка [отеля], больничная карета, [тюрьма] Консьержери;
— блюда:
омары в красном соусе, жаркое из зайца, начиненного чесноком и трюфелями, вино, утка, жаренная в собственной ее крови, макон по четыре франка за литр, десерт, коньяк, аперитив, каштаны, жареный картофель;
— числительные и числовые операции:
пять, семь, тысяча, платил столько, сколько…, два, три, сто двадцать, пять, высчитывал, по моему расчету, ни одного, семь, четыре, литр, два, шесть, полтора столетия;
— хронометрированные события:
начиная с тысячелетней истории Франции и кончая еженедельными днями свиданий Бьеналя с его любовницами (среда, воскресенье, четверг, суббота, месяц), с их двухчасовыми сроками (от пяти до семи), и лицезрением его трупа (шесть часов вечера [в пятницу]);
— «животные» мотивы:
скотопромышленники, омары, заяц, утка, собаки, зайцы, меховая горжетка, прорычав, лошадиные волосы, соболья накидка, нечеловечески длинная, змеиное тело, перо на шапочке, груды мяса, слоновые ноги;
— предметы туалета и макияжа:
шлепанцы, перчатки, шляпа, горжетка, костюмы tailleur, коричневая краска [для волос], туфли без каблуков, пиджак, носки, штаны, соболья накидка, штанина, карминная [губная помада], плащи, шапочка, перо, чулки до бедер, румяна, черная краска [губная помада], башмаки, кружевце (на груди), шелк (на боках);
— иноязычные реплики и словечки:
французские, даваемые автором без перевода, и итальянские — с переводом;
и т. д. и т. п.
Роль этой щедрой фактографии очевидна — придать повествованию характер жесткого документализма. Бабель говорил собрату по писательскому цеху, что
надо писать такой же железной прозой, как Киплинг, и с полнейшей ясностью представлять себе все, что должно появиться из-под пера. Рассказу надлежит быть точным, как военное донесение или банковский чек. Его следует писать тем же твердым и прямым почерком, каким пишутся приказы и чеки (Паустовский 1989. С. 12).
И далее, переходя от Киплинга к Мопассану:
Тут же он рассказал, как был в последней парижской квартире Мопассана <…> Во время этого рассказа Бабель со вкусом упоминал о топографии Парижа (Там же)[263].
Учитывая обилие реалий, переполняющих текст небольшого рассказа, еще более поразительно богатство драматических событий и символических смыслов, втиснутых в эти тесные рамки. Это
— поездки Бьеналя и рассказчика по Франции;
— образы трех любовниц Бьеналя;
— его убийство из ревности;
— реакции публики на это убийство;
— обрывающиеся, едва наметившись, ухаживания рассказчика за Жермен;
— исторический фон, маячащий за банальным сюжетом: Данте, Дантон, замок Консьержери, столетия французской культуры…
Сегодня мы располагаем практически исчерпывающим реальным (и отчасти тематическим) комментарием к УД[264], на который я буду опираться с благодарностью и минимумом точечных ссылок, помечая их сокращенно Пог. Сосредоточусь же не на топографии и топонимике рассказа (вставленных в заглавие статьи из стилистического щегольства), а на топике и нарративной структуре, пока не получивших достаточного исследовательского внимания[265].
Статья построена по принципу медленного чтения — close reading, explication de texte, поабзацного комментария. Читателю стоило бы держать текст перед глазами, взяв его предпочтительно из Бабель 2014 (484–490) или из Сети (http://lib.ru/PROZA/BABEL/story_s.txt_with-big-pictures.html#12, но тогда по возможности сверив с книжной версией). Число абзацев в обеих версиях одинаково и для удобства я занумеровал их от 1 до 30 (считая заглавие нулевым).
0.Улица Данте — одно из типично деловых бабелевских заглавий (ср. еще более «справочное» «Гюи де Мопассан» (далее ГДМ)), в частности — топонимических в им. пад. («Одесса», «Берестечко», «Замостье», «Чесники», «Костел в Новограде», «Кладбище в Козине»), а также примыкающих к ним локативных («На станции», «На поле чести», «Детство. У бабушки», «В подвале», «У Святого Валента», «У батьки нашего Махно», «Вечер у императрицы») и маршрутных («Переход через Збруч», «Путь в Броды», «Дорога»). Значительная часть остальных заглавий — имена или иные обозначения заглавных героев («Начальник конзапаса», «Пан Аполек», «Гедали», «Афонька Бида», «Ди Грассо» и т. д., всего три десятка).
Заглавие УД сочетает топонимику с антропонимикой, ставя вопрос о том, в какой мере Данте может претендовать на роль главного героя или хотя бы второстепенного персонажа новеллы. Заглавное словосочетание задает игру высокого (поэтического, божественного, исторического — дантовского) и низкого (уличного). Топографически название корректно, такая улица существует в Латинском квартале Парижа с конца XIX — начала XX века и названа по имени поэта, который бывал там в начале XIV века (Пог).
1. От пяти до семи гостиница наша… поднималась в воздух от стонов любви — Совмещение высокого любовного дискурса с его снижающей материально-телесной подоплекой. Стоны любви (в других случаях — отчаяния, разлуки и т. п.) — поэтическое клише для обозначения душевных переживаний, но протокольные данные о времени и месте действия подрывают исходную трогательность стонов, обнажая их оргазмический смысл. К тому же, подразумеваемая устремленность стонов (в других случаях — обетов, молитв, проклятий и т. п.) к небесам овеществляется в виде воображаемой левитации целого здания, способствуя ироническому одухотворению плотской любви. В какой мере весь этот сложный троп оригинален, а в какой заимствован — вопрос к будущим исследователям.
Гостиница наша — Первое употребление местоимения 1 л. мн. ч., неопределенность референции которого вызывает интерес и получит дальнейшее развитие.
«Hôtel Danton» — Отель имени одного из вождей французской революции вымышлен Бабелем (на улице Данте, да и вообще в Париже, его нет и не было), а фонетическая перекличка появляющихся почти рядом имен Данте и Дантон намечает тему связи между этими двумя квазиперсонажами (Пог). Можно сказать, что перед нами нечто вроде топографической метафоры, дополненной антропонимической парономазией.
Гостиница… Danton — Сочетание, стилистически подобное паре улица Данте.
Орудовали мастера — Первое появление мотива мастерства, умения, учительства.
Приехав во Францию… я… У нас… не… Первое появление мотива географического перемещения, иностранности, отчужденности, причем в сочетании с уже отмеченной двусмысленностью 1 л. мн. ч. Напрашивается, ввиду русскоязычности текста, интерпретация формулы «у нас…» как «у нас в России», но дальнейший текст никак этого не поддерживает — рассказчик остается этнически анонимным (Пог) и, кстати, не снабжает своих и чужих французских реплик русскими глоссами.
Женщину… доводят до… накала — Продолжение темы секса в профессионально-техническом ключе.
Мой сосед… Бьеналь — Дальнейшее раздвоение «мы»: то это «мы с Бьеналем, соседи по гостинице», то «мы, приезжие, но не Бьеналь».