Думается, по-настоящему понять характер модернизации можно лишь в том случае, если веберианский анализ, делающий упор на рациональность, дополняется анализом, осуществленным на основе методологии Хайека, делающей упор на ограниченность разума и на определяющее значение свободы в нашей жизни. В данном случае мы имеем чрезвычайно интересный синтез идей двух разных научных школ, формально почти не связанных друг с другом, однако в реальности оказавшихся взаимозависимыми. Если выразиться образно, то в понимании проблем развития общества мы правой ногой опираемся на Вебера, а левой – на Хайека.
Суть получающейся концепции можно кратко выразить следующим образом. Мы, конечно, действуем рационально, стремясь улучшить по мере сил свою жизнь. Но вот беда: наших знаний о том, как устроен мир, совершенно недостаточно для последовательных рациональных действий. Мироздание оказывается намного сложнее, чем может помыслить себе самый умный и образованный человек. Мы развиваемся, занимаемся наукой, приобретаем новые знания… Но все эти приобретения лишь показывают умному исследователю, что масштабы непознанного по-прежнему огромны. Точнее даже можно сказать, что расширение объема знаний расширяет и границы, на которые мы с их помощью выходим. А стоя у существенно расширившихся границ, мы обнаруживаем значительно больший по размерам неизведанный мир, чем тот, который видели раньше.
Рост нашего знания о природе постоянно открывает новые сферы непознанного, но в то же время цивилизация, которую нам позволит строить это знание, становится все сложнее, и это воздвигает все новые препятствия на пути постижения окружающего нас мира [Хайек 2018: 48].
Таким образом, получается, что в ходе модернизации, в ходе преобразования общества человек действует рационально, оценивает факты, просчитывает риски, намечает оптимальные пути движения вперед. Однако из-за того, что знаний для рациональных оценок у него маловато, велика оказывается вероятность ошибок. Иными словами, мы в целом ряде случаев осмысленно, на основе рационального расчета и под руководством лучших умов человечества… движемся в бездну.
А это означает, что неверны два самых популярных у нас по сей день представления о том, каким образом меняется к лучшему жизнь человечества.
Одно представление основано на том, что лучшие умы порождают лучшие идеи. Лучшие реформаторы эти лучшие идеи реализовывают. И таким образом в мире осуществляется прогресс. Увы, на самом деле хоть мир великих идей завораживает человечество и всячески достоин изучения в университетах, он мало дает нам для понимания модернизации общества. Какой великий ум породил голландское экономическое чудо, свершившееся на рубеже XVI–XVII веков? Какой великий реформатор создал Англию как великую промышленную державу к концу XVIII века? Мы можем назвать имена выдающихся ученых, осмысливших эти успехи, и имена блестящих реформаторов, способствовавших тому, чтобы по пути, проторенному Голландией и Англией, пошли затем Франция, Германия или Россия. Однако не существует творцов, стоявших у самых истоков модернизации. Страшный вывод просматривается: она получилась как бы сама собой.
Но, может быть, раз все идет само собой, то справедливо другое представление: в мире господствуют объективные законы развития, существующие даже тогда, когда великие умы их еще не познали? Например, закон соответствия производительных сил и производственных отношений, столь почитаемый марксизмом. Так сказать, сила есть (производительная) – ума не надо. Увы, этот марксистский вывод является столь общим и расплывчатым, что ничего нам не дает для понимания острых проблем современности. Выросли в мире производительные силы… И почему же в определенный момент ими смогли воспользоваться голландцы с англичанами, тогда как немцы с французами (не говоря уж о русских) изрядно запоздали? И почему сегодняшними производительными силами успешно пользуются, скажем, китайцы, но не россияне? Ответ на эти вопросы нам в общих чертах понятен. Успех приходит туда, где формируются правильные институты, то есть такие правила игры, при которых люди могут с пользой овладеть производительными силами. А институты эти сформировались в свое время именно в Голландии и Англии. Но почему именно там? Марксизм в этом месте вынужден умолкнуть.
Хайек же в общих чертах объясняет, почему так складывается дело в истории человечества. Мы движемся вперед методом проб и ошибок.
Было бы ошибкой полагать, будто для достижения более высокого уровня цивилизации нам достаточно просто реализовать на практике идеи, которыми мы руководствуемся сегодня [Там же: 44].
Лучшие рациональные идеи лучших умов человечества запросто оказываются ложными в свете опыта, полученного в ходе развития.
К чему это приводит в бизнесе, мы все сегодня понимаем. Это приводит вовсе не общему кризису капитализма и не к торможению развития, как полагали еще недавно советские марксисты, а к эффективной конкуренции и к созидательному разрушению (по терминологии выдающегося экономиста-австрийца Йозефа Шумпетера). Если выясняется, что бизнес-стратегия в одной фирме ложная, то данная фирма несет существенные убытки или даже прекращает свое существование, однако при этом другие компании на рынке продолжают работу, демонстрируя, что идеи, заложенные в их стратегии, были правильными. Неудачники же при этом оказываются вынуждены признать ошибки, разрушить то, что у них было, обновить оборудование и двинуться по тому пути, который проложили творцы лучших идей.
Похожим образом, если несколько упростить проблему, обстоит дело и с развитием обществ. Разные люди в разных местах предпринимают попытки изменить жизнь человечества. В ходе конкуренции разных стратегий преобразования выясняется, что одни идеи провальны, тогда как другие – способствуют развитию. И выясняется это на практике, где может запросто случиться конфуз даже в том случае, когда апологеты некой теории объявляют ее «единственно верным учением».
Как бы ни было унизительно для человеческой гордости, следует признать, что прогресс и даже простое сохранение цивилизации зависит от максимума возможностей для случайных событий» [Там же: 51].
Глядишь, где-то обстоятельства случайно складываются так, что мы продвигаемся на новый уровень развития. Причем не обязательно на тот, на который сперва нацеливались. Например, можно заметить, что европейцы в XVI–XVII веках пролили реки крови, стремясь разобраться, как следует правильно верить в Бога. К единой трактовке религиозных проблем они не пришли, зато «на выходе» получили экономическое чудо, которое трансформировало общество и со временем даже привело к секуляризации.
«Цивилизация – результат накопленных проб и ошибок» [Там же: 86]. Лишь когда пробы вдруг дали наконец неожиданный результат, лучшие умы человечества стали порождать лучшие идеи и рациональным образом вести работу над ошибками в тех странах, которым не посчастливилось ранее случайно прийти к успеху. Идеологи стали объяснять правителям и народам, где развитие лучше удается и чей опыт следует позаимствовать. Реформа пошла за реформой. Модернизация изменила облик Западного мира. А мыслители задним числом объяснили человечеству, что Просвещение привело к Прогрессу. Но вообще-то, отмечает Хайек,
эволюцию общества нельзя назвать прогрессом, потому что она не является плодом человеческого разума, стремящегося при помощи известных методов достичь поставленной цели. Было бы правильнее думать о прогрессе как о процессе формирования и изменения человеческого интеллекта, процессе адаптации и обучения, в ходе которого постоянно изменяются не только известные нам возможности, но и наши собственные ценности и желания [Там же: 63].
В «Конституции свободы» вся эта логика развития намечена лишь отдельными штрихами. Если бы за шесть десятков лет, прошедших со дня выхода книги, не появилось множества трудов в области экономической истории и исторической социологии, показывающих, как на деле все в мире получалось, я не только не смог бы предложить всей этой интерпретации идей Хайека, но, наверное, даже не смог бы адекватно понять его идеи. И вот загадка: все эти труды были созданы не в рамках австрийской школы. Некоторых авторов даже отличает такая левизна взглядов, от которой Хайек пришел бы в ужас. То есть, хотя он и был признан великим пророком в своем либеральном «отечестве», данное направление его мысли последователи проигнорировали. Историческая социология в австрийской школе остается «тайным учением», которое не скрывают, конечно, но и не пропагандируют.
Это не значит, что в рамках австрийской школы нет ценных экономико-исторических работ. Они есть, и в большом количестве. Один лишь Мюррей Ротбард чего стоит! Но историческая социология, ставящая своей задачей объяснить общую логику, причины и последствия модернизации, австрийскую школу, насколько мне известно, не заинтересовала. А заинтересовала совсем другие научные школы, представители которых на Хайека даже не ссылаются. Возможно потому, что просто не читали его и к близким по духу выводам пришли самостоятельно через несколько десятилетий после выхода в свет «Конституции свободы».
Человечество в сетяхБескрайний социальный мир Майкла Манна
Эту огромную книгу я почти беспрерывно изучал, несколько месяцев. Не только долгими зимними вечерами погружался в толстенные тома, но также утром и днем работал со сложнейшим историко-социологическим текстом, пытаясь понять логику автора. Если не считать студенческого штудирования «Капитала» Карла Маркса, никогда не доводилось мне еще, пожалуй, столь долго работать с трудами одного ученого. Но в данном случае иначе не получалось. «Источники социальной власти» английского социолога Майкла Манна – это четыре толстенных тома, создававшихся автором на протяжении трех десятков лет. В нашем издании (М.: Дело, 2018) огромный второй том еще и разделен на две книги так, что в целом получился даже пятитомник из трех тысяч страниц большого формата.