–Танюха, смотри, что я тебе принес.
Это были голубой сарафан с серебристой отделкой, серьги и кокошник с фальшивой косой. Я потом думал, где же он их так быстро раздобыл? И пришел к выводу, что номер Леха тоже обдумал заранее.
Серьги – длинные, бутафорские, из легкого металла, от мочки почти до плеча, но с голубыми сияющими камнями в цвет Таниных глаз, Тане безумно понравились. Она прямо на лекции воткнула их в уши.
–Заметано, Вадик. Сегодня в пять ждем тебя с твоим агрегатом на Краснопресненской.
Я посмотрел на Таню – она отвела глаза. «Ждем тебя»? Мне все это не понравилось, но не пойти я не мог. Конечно, мой аккордеон был им нужен, но в принципе «Светит месяц» прекрасно идет и под одну балалайку.
–Танька, ты подрепетируй после лекции несколько движений. Ну, по кругу там с платочком пройтись, руки в боки воткнуть, покружись в обе стороны…
Это после Эдит Пиаф?
–Я умею танцевать русский народный танец,– спокойно сказала Таня.
–Ну да, я вспомнил. Ты ж занималась,– как о чем-то вполне несущественном, вякнул Леха.– Вадька, ты вприсядку умеешь с аккордеоном?
–Я вприсядку вообще не умею,– мрачно буркнул я.
–Ох, неумехи, все за вас делай сам!– Леха протянул руку, чтобы небрежно потрепать меня по загривку.
Я уклонился. Он не заметил.
–Танюха, пойдешь в буфет?
Она кивнула. Я молча поплелся за ними. Что тут сделать? Мы сидели за столиком втроем. Леха балагурил. Как всегда, в своей обычной манере, но меня уже не смешили его остроты. Таня, по обыкновению, молчала. После обеда я отозвал ее в сторонку. Леха посмотрел на меня насмешливо.
–Ладно, голубки. Поворкуйте пока. Мне нужно найти одного препода, а в пять – как договорились. На Краснопресненской.
Мы пошли с Таней по коридору. Я в который раз отметил, какая прямая и стройная у нее спина. А Леха – не промах, вдруг пришло мне в голову. Понял, что Таня с ее танцевальной подготовкой может привлечь больше народу.
–Слушай, а нам это надо – идти с ним?– спросил я ее, когда мы на лестнице остановились у подоконника.
–Может быть, Леша прав? Уж если работать, так за что-то? Можно попробовать.
–Знаешь, как-то после Парижа – «Светит месяц»…
Она лишь пожала плечами.
–Настоящий артист должен быть разносторонним. Утром – одно играем, вечером – другое.
Она была права. Но почему-то уже тогда возникло чувство, что меня предали. Не может быть, решил я. В конце концов, поиграем «Светит месяц». А может, Лехина затея и провалится?
–Ты сейчас куда?– спросил я Таню.
–Мне нужно на свою кафедру.
–Ну ладно. Тогда в пять?
Она кивнула.
–В пять.
Алла подъехала на незнакомой мне машине.
–Вадик!– Она выскочила из авто и пошла быстрым шагом к метро, еще не видя меня.
–Вадик, ты где?
Я вышел из тени.
–Чего ты орешь?
Она немного опешила, и голос ее на мгновение стал строгим и холодным, но вскоре смягчился. Это его украшало.
–Ой, как ты надрался!– Она, не скрываясь, поморщилась, но сразу цепко взяла меня под руку.
–Поехали домой.
–К тебе или ко мне?– К ней мне совсем не хотелось ехать.
–Конечно, к тебе.– Она с усилием поволокла меня к машине.
«Служба «Трезвый водитель» – остановившись, медленно и с расстановкой прочитал я надпись на бордовом металлическом боку.
–Вам помочь?– выглянул в окно бесстрастный водитель.
–Тебе помочь?– не без усмешки переспросила меня Алла.
–Поможешь, когда я в машине буду блевать,– сказал я водителю и плюхнулся на заднее сиденье.
–Вот вам пакеты. Как в самолете,– серьезно отнесся тот к предупреждению.
–Фу! Вадик!– Алла поморщилась, но пакеты взяла.
–Береги свое платье!– Я сделал нарочно такое движение, будто меня сейчас вырвет.
–Вадик!– испуганно вскрикнула она.
–Вам помочь?– опять бесстрастно повернулся к нам водила.
–Ой, поехали уже.– У меня ужасно разболелась голова.
–Вадик, я хочу тебе рассказать, что было в ресторане…– Алла обняла меня двумя руками за плечо и прильнула к моей руке грудью.
–Я приблизительно знаю, что там было,– сказал я, делая вид, что не замечаю ее попыток примирения. Я смотрел в окно. Как они все меня достали! Больше всего мне хотелось к Нине. Плюхнуться в ее комнате и закрыть глаза. И чтобы никто ничего у меня не спрашивал.
–И тебе не интересно?
–Интересно?– Я повернулся и посмотрел на нее.– Ты, значит, тоже хотела меня предать?
Она зацепилась за слово «тоже».
–Тоже? А кто еще?– И тут же сообразила, что сморозила глупость.
–Это не имеет значения, Алла. Важны не те, кто предал. Важно, кто остался.
–Вадик, я как раз осталась.
–Все просчитала и подумала, что со мной остаться лучше, чем уйти к этому…
–Вадик, если бы ты слышал, как плохо он о тебе говорил!
–Зачем мне это слышать?
Она замешкалась.
–Я даже не понимаю, как вы теперь будете вместе работать.
Я вздохнул.
–Обыкновенно. Никуда он не денется. Станет делать то, что я скажу. Куда он сейчас без меня? Тем более,– я посмотрел ей прямо в глаза,– что ты, Алла, осталась.
–Вадик, я его боюсь…
Машина замедлила ход. Водитель повернулся.
–Во двор?
Я сказал:
–Можно здесь. Мы пройдемся пешком. Дождя ведь нет?
Я расплатился. Мы вышли. Наш трезвый водитель развернулся и улетел. Я решил пройтись среди берез. Мы с Аллой свернули не прямо к моему дому, а раньше. В самом начале рядов таких же башен, как моя.
Вдруг Алла остановилась.
–Вадик, смотри…
Возле забора, отгораживающего помойку от чужого двора, спрятался в тени длинный спортивный автомобиль.
–«Это Леха»,– пронеслась у меня странная мысль.
–Вадик, это машина Бориса,– прошептала Алла.– Что он тут делает? Я боюсь.
–Пустяки… Это совпадение…– Я вдруг увидел, как мчится по шоссе спортивный кабриолет. Встречный грузовик на повороте слепит его фарами. В кабриолете двое. Женщина кричит. Автомобиль не вписывается в поворот и вылетает на обочину. Вспышка, свет, переворот, толстые деревья. Все кончено…
–Вадик, ты знаешь, что мне сказал Борис, когда я уходила?
Я спросил машинально.
–Что?
–Он прошипел, глядя на меня своими змеиными глазами: «Ты пожалеешь, дура! Песенка твоего Вадика спета».– Она вдруг потащила меня в сторону от домов. Мы уже подходили к моему подъезду.– Вадик, я думала, он просто так…
От подъезда отделились две крупные тени.
«Как те шестиклассники, что били меня, когда я возвращался из школы»,– мелькнула мысль. Где ты, мама?
–Алла, тебя не тронут. Беги за дом на дорогу,– тихо сказал я.– Лови машину и уезжай.
–Я тебя не брошу!
–Ты мне мешаешь. Уходи!– я оттолкнул ее от себя. Она побежала.
Тени приближались. Я сунул руку в карман, нащупал пистолет. Отскочил в сторону, к стене, и передернул затвор.
–Эй, мужик, закурить есть?– Они приближались.
Я не стал дожидаться, кто из них ударит первым, и выстрелил. Один из них схватился за бок и заматерился.
–Эй, мужик, ты чего?
Мне показалось, что в голосе второго неподдельный испуг.
Господи, неужели я подстрелил совершенно постороннего человека?
Страшный удар пришелся мне в челюсть.
–Ах, сука!– Я удивился, что устоял. Только сделал два шага в сторону, туда, где росли кусты, и пригнулся. Того, в кого я попал из пистолета, я не видел, но второй ринулся ко мне через шиповник.
–Стоять, мудак! Пристрелю!– Я для острастки выстрелил в воздух. Какого черта это предписывается инструкцией? А этим верзилам по инструкции полагается меня убивать?
Сзади меня раздался шорох.
–Ты здесь еще?– Одной рукой тот, первый, все еще держался за бок, но во второй у него блеснуло лезвие.
Нож. Я повернулся и выстрелил наугад. Человек упал. У меня оставалось еще три патрона.
Хоть бы в одном окне зажегся свет! Впрочем, зачем мне сейчас зрители…
Стрелять нужно в ноги, чтобы не убить. Если я кого-то убью – меня посадят. Хрен тут разберешь в темноте, где у кого ноги. Я выстрелил наугад. Промазал. Второй нападающий обогнул куст и спрятался в тень за сросшиеся стволы двух толстых берез. Я выбрал позицию за кустами так, чтобы быть как можно менее заметным. Вот человек чуть показался из своего укрытия.
–Стой, мужик, не стреляй.
Я не понимал, серьезно он говорит или только отвлекает мое внимание. Я все равно стрельнул – по неясному светлому пятну. Раздалась громкая ругань, и пятно исчезло. Я не понял, ранил я кого-нибудь или нет. Вдруг светлое пятно отделилось от ствола и стало удаляться.
–Неужели уходит?– Я высунулся из кустов и осторожно, пригибаясь, почти ползком добрался до подъезда. Теперь пробраться в квартиру… Где-то в отдалении закричала Алла.
–Блин!– Я пополз назад. На корточках завернул за дом. Никого не было. А может, это кричала не она? Осторожно, крадучись, в тени вторично в августе подстриженных акаций, я стал пробираться к тому углу, за которым ее оставил. Ее светлые волосы удалялись от меня лунной копной.
Я негромко крикнул:
–Алла!
Копна остановилась. Я крикнул громче:
–Прячься в кустах!
Она заплакала навзрыд.
–Вадик!
Я вышел на дорогу и пошел к ней. Вдруг я не услышал, а скорее телом ощутил огромную горячую махину, несущуюся на меня.
Прыгнул в сторону. Алла завизжала:
–Вадик!
Я покатился по земле, но этого не понял, пока не остановился. Просто прекратилось вращение моего тела. Автомобиль пронесся мимо, сверкая лакированными боками, как потом рассказала мне Алла. Сам я этого не видел. Лежал на обочине, с закрытыми глазами во влажной грязи, из раны на голове текла кровь, и я ничего больше не ощущал. Перед глазами вставали сцены, словно взятые из старого спектакля.
Мы выступали на Краснопресненской все майские праздники и потом еще недели две. Погода стояла отличная, людей в зоопарк приходило море, и денег действительно стало больше, но, вопреки Лехиным обещаниям, не так уж намного.