Главной достопримечательностью квартиры Тани и Сида была такая же терраса. Погода очень располагала посидеть на свежем воздухе вместе с другими. Сид принес стулья, Таня – пиво. Какое блаженство вытянуть ноги и положить их на низенький столик. Перед нами расстилалась улица – машин на ней по случаю выходного дня практически не было, люди в футболках и шортах шагали неторопливо по тротуарам, наслаждаясь вечерним теплом. Возле каждого подъезда, почти перед каждой дверью, на террасах и уж обязательно на окнах располагались растения. Цветы в подвесных корзинах, туи и лимоны в горшках, целые деревья в огромных кадках… Да чего только не было в этом настоящем, а не журнальном раю для растений. Только у Тани терраса оставалась пустой.
–Нужно будет и нам что-нибудь завести,– заметила она.
–Что привлекает людей в цветах?– Я уже вошла в свою роль журналистки в командировке. Оставалось только вынуть ручку или включить диктофон.
–Хоть это и банально звучит,– подмигнула мне подруга,– но красота спасет мир.
Я взглянула на Сида.
–Я к цветам равнодушен,– отозвался Сид.
–Что значит «равнодушен»? Тебе же нравится это растение?– Таня кивнула в сторону соседской двери, возле которой была выставлена огромная гортензия с круглыми шапками розовых цветов. Удивительно, как пышно она цвела, хотя май месяц – еще не сезон для гортензий.
–Ну, в принципе против нее я ничего не имею.
–А может быть, эта гортензия выглядит слишком претенциозной? Слишком нарядной? Неестественной?– Мне хотелось вызвать его на разговор.
Сид раскурил сигарету и отмахнул в сторону дым. Он сидел в шортах, босой, задрав ноги на спинку Таниного стула, и смотрел в небо.
–Мы склонны приписывать растениям человеческие черты,– сказала Таня. Она вдруг вспомнила, что она по образованию психолог.
–Береза – русская, роза – красавица, ель – злючка колючая, дуб – силач… Все это символы, возвращающие нас к древнеплеменным верованиям.
Сид почесал пятку о Танино плечо и переложил ноги на перила.
–Но комаров недаром зовут кровопийцами!– Таня шлепнула его по ноге и двумя пальцами продемонстрировала то, что от комара осталось. Мы засмеялись, разговор перешел на московские новости, а рано утром мы уже ехали в Челси на выставку в машине Сида. Он дал нам обещание покатать нас потом, куда мы захотим.
Выставка в Челси была не первой и не единственной выставкой цветов в моей жизни, но, без сомнения, самой знаменитой. Я поехала уже достаточно к ней подготовленной, и если честно сказать, она меня не очень поразила. Композиции были разные – и в типично сельском английском стиле, и экстравагантные – составленные из диких, на мой взгляд, сочетаний цвета и формы. Я фотографировала экспонаты, стараясь ненавязчиво захватывать и людей – но такого количества дурацких шляп на девушках и дамах я точно никогда не видела. В один момент толпа колыхнулась в сторону – приехала королева. Заманчиво было сфотографировать и Ее Величество, но я не полезла толкаться.
Территория выставки была сравнительно небольшая, разбита на небольшие квадраты, имитирующие дворики, в которых разные фирмы, садоводческие питомники и частные лица и выставляли свои композиции из растений. Некоторые были банальные, другие слишком кричащие, третьи – слишком английские. Я сфотографировала их все, но признаться, ничего нового практически не увидела. Я ожидала большего и чувствовала некоторую досаду. Таня и Сид уже устали. Они присели на лавочку перед типичным садовым английским двориком с огромными дельфиниумами, и болтали о чем-то. Я же, чувствуя себя на работе, упорно исследовала все до мелочей.
Людей на выставке собралось множество, и многие еще прибывали. Пожилые англичанки компаниями, родители с детьми, профессионалы с каталогами, журналисты с фотоаппаратами, светские хлыщи, желающие привлечь к себе внимание – вся эта публика составляла шумный плотный прибой, накатывающийся по дорожкам и растекающийся по экспозициям. Я к этому времени уже успела обежать всю небольшую по российским масштабам выставку и в раздумье присоединилась к Сиду и Тане. Ничего особенно интересного для своих читателей я пока не нашла.
Таня и Сид сидели спиной к толпе, лицом к дельфиниумам, и потягивали какой-то огуречного цвета напиток.
–Как тебе вот это?– спросила меня Таня, кивнув на английский дворик перед самыми их ногами.
–Дельфиниумы… Красивые, конечно, но… ради них ехать в Челси? Читатели не поймут. У нас такие тоже не редкость.
–Нет, я вот об этом…– Таня протянула руку с бутылкой, и я посмотрела внимательней туда, куда она показывала.
Чуть в стороне, посередине огороженной низеньким узорным заборчиком крошечной полянки, рос один– единственный розовый куст. Но что это был за куст!
Кай и Герда вместе со Снежной королевой и Г.– Х. Андерсеном упали бы в обморок, увидев этот куст, ведь розы занимали в этой сказке не последнее место. Цветы размером с небольшую дыньку-колхозницу. Куст ими усыпан сверху донизу и со всех сторон. Цвет – зашибись. Пламенеющий пурпур, с нижней стороны лепестков – темно-темно бордовый. Привет тебе, французский город Бордо! Не умирай от зависти. Цвет этих лепестков – не цвет вина, это цвет бархата, окутывающего стан наложницы восточного шейха. К этому цвету подходит только золото. Золото нитей на расшитых туфельках и корсаже. Золото медальона, спускающегося со стройной шеи на пышную грудь. Золото серег, раскачивающихся как маятники, при малейшем движении изящной головки томной красавицы. Вот какая это была роза.
Как я сразу не заметила это чудо!
–Как называется этот сорт?
Таня с улыбкой протянула мне каталог.
–Клюнула?
–Еще как!
Я сделала десятка два фотографий и плюхнулась на скамейку рядом с друзьями.
–Вот такой экспонат я бы в Москву привезла,– сказала я со вздохом.
Сид вежливо улыбнулся. Я видела, он немного скучал.
–Как же она называется?– Таня заглянула в мой каталог.
Я ткнула пальцем в строку.
–«Леди Пестиленс». Местный сорт. Выведена, кстати, недалеко, в питомнике Вудлоу-хаус. Находится…– Дальше следовало название городка, которое ни о чем мне не говорило.
–Леди… кто?– Таня фыркнула.
Я, естественно, знала, что многие растения называются собственными именами. Например, сирень «Мадам Лемуан» – нежнейшие махровые белые кисти, будто меховые,– в честь жены известного селекционера. Я видела староанглийскую розу «Квин Элизабет», высотой под два метра, и маленькую кремовую розочку «Анну Форд». И еще массу других растений с самыми шикарными именами.
–«Пестиленс». Легко запомнить. По звучанию похоже на пастилу.
Таня хитренько на меня посмотрела и что-то спросила у Сида. Его ответ привел ее в еще больший восторг.
–Вовсе не так сладко, моя дорогая. «Пест» – на староанглийском – «язва, бич, паразит». И «Леди Пестиленс», Сид сказал, можно перевести, как «Леди Чума».
–Ничего себе розочка!
Перед нами выстроилась группа английских старушек – посмотреть на леди Чуму. Таня взглянула на них и засмеялась. Старушки сами были как пожилой розарий – в аккуратных брючках или костюмчиках, шляпках с лентами, с сумочками или рюкзачками и почти все с палочками, чтобы не хромать. Они что-то оживленно обсуждали, разглядывая эту розу, и тоже заглядывали в журнал.
Мне вспомнилась героиня одного моего очерка – женщина примерно такого же возраста, как эти англичанки, из далекого подмосковного поселка. Она занималась разведением флоксов. Я поехала к ней в дождливый прохладный день, долго искала по атласу этот крошечный грязный городок, через который мне нужно было проехать, чтобы к ней добраться, и еще потом деревню – по раздолбанной однополосной дороге – километра четыре в сторону от шоссе. Пока я нашла это место, пока выяснила, где живет эта женщина – она меня уже перестала ждать. Я посигналила у ворот. Хозяка все-таки вышла. В рваной телогрейке, надетой поверх вылинявшего платья, и в старых резиновых сапогах на босу ногу, зорко всмотрелась в меня выцветшими бледными глазами, пригласила сначала в дом. Мы выпили чаю, а потом я ходила по ее участку и фотографировала. Я там еще испортила свои новенькие белые кроссовки…
–А слабо узнать, почему эту розу назвали «Леди Чума»?– вдруг спросил Сид.
–Почему это слабо? Я как раз сейчас это обдумываю.
–Мы можем съездить в этот Вудлоу-хаус – предложил Сид. Таня заглянула в каталог и сверилась с картой:
–По нашим меркам недалеко отсюда – километров сорок пять, максимум шестьдесят.
–Для бешеной собаки семь верст не крюк,– сказала я, и Сид засмеялся:
–Едем прямо сейчас!
Мы с Таней с удовольствием согласились. Через несколько минут мы уже выкатывались из Челси. Таня сидела впереди и штурманила по карте. Я разместилась сзади. Когда за окнами появился чистенький и зеленый сельский английский пейзаж, мне снова пришла в голову та бабулька c флоксами. Она была необразованна, но о флоксах знала все. Собственно, я и приехала к ней по заданию редакции затем, чтобы узнать, сколько же сортов флоксов можно вырастить на обычном подмосковном участке. Оказалось, больше тридцати. И это при том, что она выращивала только те сорта, которые любила. Но вот один сорт она выделила особо. Среди своих розовых, малиновых и белых собратьев он рос у нее особняком и имел цветы необычного для флоксов оттенка – бледно-голубого.
«Любовь Орлова» – с особенным значением произнесла она название этого сорта и любовно тряхнула шапки цветов, чтобы капли дождя не испортили лепестки. И я уже другими глазами посмотрела на фотографию знаменитой артистки, аккуратно вырезанную из какого-то журнала и висевшую на стене среди множества разных фотографий ее родственников. Была Любовь Орлова на этом портрете не по-пролетарски голосистой Стрелкой, а роскошной томной красавицей с тонкими бровями и в белоснежных мехах…
И вот теперь мне предстояло узнать о леди Чуме. Что могло быть интереснее для журналиста!?
Вудлоу-хаус – хозяйство, указанное в каталоге, занимало площадь сравнительно небольшую. Плантация роз, небольшой огород и сад – вот и все хозяйство. Но в идеально аккуратном огороде овощи, выращиваемые к собственному столу, поражали чистотой и какой-то картинной веселостью. Тыквы были невиданных размеров, от величиной с тазик до рюмки, и таких же необычайных форм. А сад, в котором яблони росли горизонтально, да еще вились вокруг шеста, как огурцы, с будто игрушечными, маленькими, краснобокими, еще недозрелыми яблочками, с вишневыми деревьями не выше пояса, чтобы легче было их обирать, с персиками вдоль забора напоминал скорее диковинную оранжерею, чем обычный приусадебный участок.