возраста, чем старше был учитель, тем меньше была вероятность, что он член профсоюза, и тем более он был склонен к консерватизму в политике.
Охват профсоюзным движением в колледжах и университетах – явление сравнительно недавнее. В середине 60-х такого практически не наблюдалось, однако сейчас профсоюзы кампусов защищают интересы преподавательского состава и других сотрудников почти в четверти всех государственных учреждений и в небольшой части частных школ. В работе об истории вопроса Кемерер и Балдбридж приводят результаты исследования, проведенного в Стэнфордском университете в 1971 году, когда изучались симпатии к профсоюзному движению у сотрудников университетов по всей стране. На первом этапе свыше 17 000 сотрудников 240 институтов, не охваченных профсоюзным движением, ответили на вопрос, поддержат ли они создание профсоюза в своем институте. Более трети респондентов сообщили, что поддержат, и все ответы были оценены по четырем личностным характеристикам.
Оказалось, что симпатии к профсоюзам обратно пропорциональны ученому званию. Сильнее всего поддерживали профсоюзы сотрудники двухгодичных колледжей и профессионально-технических учебных заведений, а меньше всего – профессора. Похожая закономерность проявилась и в результатах, касавшихся ученой степени каждого сотрудника. Эти результаты соответствуют и агрегату данных, показывающих, что членство в профсоюзах больше всего распространено в государственных двухгодичных колледжах.
Еще сильнее обратная зависимость от возраста. В частности, профсоюзам симпатизировали 62% сотрудников моложе 30 и лишь 22% старше 50. Следует отметить, что сотрудники государственных колледжей в целом моложе, так что, вероятно, возраст и ученое звание могут быть связаны.
Наконец, симпатии к профсоюзам сильнее среди преподавателей гуманитарных дисциплин, социальных наук и профессионально-технических предметов, в противоположность естественным наукам, инженерным дисциплинам, богословию, праву и медицине. Отчасти это объясняется не только опытом, связанным со специальностью, но и политическими воззрениями. Более ранние исследования показали, что большинство либералов в академических кругах – это преподаватели гуманитарных и социальных наук.
Сотрудники, не склонные вступать в профсоюзы, в целом сильнее доверяли администрации и были больше довольны условиями труда. Под доверием понималось мнение, что администрация в общении с сотрудниками показывает себя профессиональной, энергичной и прогрессивной.
Литература
BAKKE, E. W. «Why Workers Join Unions», в кн.: Bakke, E. W., and Kerr, C. (eds.), Union Management and the Public. New York: Harcourt Brace, 1948, p. 41–49.
COLE S. The Unionization of Teachers. New York: Praeger, 1969.
GARBARINO, J., Faculty Bargaining. New York: McGraw Hill, 1975.
GOLDEN, C. S., RUTTENBERG, H. J.The Dynamics of Industrial Democracy. New York: Harper & Brothers, 1942, p. 5.
IMUNDO, L. «Attitudes of Non-Union White-Collar Federal Government Employees Toward Unions», Public Personnel Management, Vol. 3, January, 1974, p. 87–92.
IMUNDO, L. «Why Government Employees Join Unions: A Study of AFGE Local 916», Public Personnel Management, Vol. 2, January-February, 1973, p. 23–7.
KEMERER, F. R., & BALDRIDGE, J. V. Unions on Campus. San Francisco: Josey-Bass, 1975.
KORNHAUSER, R. «Some Social Determinants and Consequences of Union Membership», Labor History, Winter, 1961, p. 30–62.
LOWE, W. T. «Who Joins Which Teachers’ Group?», Teachers College Record, Vol. 66 (2), April, 1965, p. 614–9.
MILLS, C. W. White Collar. New York: Oxford University Press, 1953.
NAGI, M. «Social Psychological Correlates of Membership in Teachers’ Organizations», Teachers College Record, Vol. 74 (3), February, 1973, p. 369–378.
PACKARD, V. The Status Seekers.New York: Pocket Books, 1961.
PURCELL, V. Blue Collar Man. Cambridge: Harvard University Press, 1960.
SEIDMAN, J., LONDON, J., KARSH, B. «Why Workers Join Unions», The Annals of the American Academy of Political and Social Science, Vol. 274, March, 1951, p. 75–84.
VAN DE VAIL, M. Labor Organizations: A Macro and Micro Sociological Analysis. Cambridge: Oxford University Press, 1970.
Социальное значение фанатизма[64]
Слово «fanaticism» – «фанатизм» – появилось в английском языке в XVII веке и первоначально означало излишний энтузиазм в религиозной сфере. В наши дни его значение расширилось и охватывает неразумный энтузиазм и в политике, а также в культуре, однако пейоративного смысла оно не утратило, если не считать усеченной формы «fan» – «фанат» (например, фанат «Битлз»).
Фанатик – тот, кто доходит до крайности в вере, чувствах и действиях. В принципе крайние проявления чувств нельзя оценивать только отрицательно, их можно назвать и положительно окрашенными словами – «страстная увлеченность», «непоколебимая уверенность» и «глубокая религиозность». Поэтому термин «фанатизм» можно применять к состоянию сознания тех, кто всем сердцем привержен набору убеждений и подвергается за это осуждению.
Но почему нужно осуждать фанатика за то, что он с энтузиазмом относится к своим убеждениям? Во-первых, потому, что такой энтузиазм избыточен – вплоть до того, что действует в ущерб интеллекту. Накал эмоций, связанных с фанатической верой, – не просто замена мысли, но и барьер для нее: фанатик закрыт для споров и здравого смысла. Его мысль скована интеллектуальной ригидностью. Фанатику недостает критического мышления, он не видит противоречий в собственной позиции. (Так, религиозные фанатики среди молодежи превозносят доктрину «любви», однако не распространяют это чувство на родных и близких, которых бросают без зазрения совести.) О фанатиках говорят, что «с ними невозможно разговаривать». Поскольку цель всякого разговора – это обмен идеями и, вероятно, возможность убедить друг друга, фанатик и в самом деле едва ли годится в собеседники.
Зачастую мы разделяем ценности и цели фанатика, однако осуждаем его узколобость и неспособность подчиняться обычным требованиям общественной жизни. Чистая, беспримесная приверженность этим ценностям кажется нам неразумной, избыточной и вредоносной для хитросплетений общественной жизни. Дело в том, что убеждения фанатика играют в его жизни непропорционально важную роль, а все остальные ценности и отношения обесцениваются. Перед лицом фанатичной веры отрицаются даже пожизненные обязательства перед родными и близкими (отсюда жалкое зрелище семей, пикетирующих митинг сторонников преподобного Мун Сон Мена, который приводит свою паству в состояние фанатической преданности).
Одно из условий жизнеспособности общества – способность его членов в какой-то степени приспосабливаться друг к другу. Каждый человек обязан до некоторого предела учитывать потребности других, иначе жизнь была бы чередой непрерывных трений и конфликтов. Но чистота убеждений фанатика не дает такой возможности. Фанатик – угроза обществу, потому что сила и жесткость его убеждений лишает его нормальной способности к взаимному влиянию и приспособлению, без которых в долгосрочной перспективе невозможно поддерживать общественный порядок.
Если убеждения фанатика изменить невозможно, а когда человек живет в обществе, на него все равно оказывается давление в сторону однородности убеждений, логично, что общество само по себе вынуждено меняться и приспосабливаться. Поэтому в конечном итоге фанатизм может послужить механизмом общественных изменений. И в самом деле, история знает множество примеров, когда группы, чьи фанатические убеждения поначалу подвергались осмеянию, в результате начинали преобладать в обществе, поскольку то полностью переняло их точку зрения.
Среди самых ярких черт фанатизма – расхождение внутреннего опыта и внешних проявлений. Даже если фанатик сознает, что окружающие осуждают его поведение, он уверен, что действует из благородных побуждений. Более того, то, как фанатика воспринимают окружающие, и то, как он сам воспринимает большинство, – картины поразительно симметричные. Большинство думает, что аномальные убеждения и поведение фанатика – проблема для общества, однако фанатик, в отличие от кающегося грешника или преступника, который сознает, что нарушает закон, полагает, что проблема в большинстве. Это они не видят, каким смыслом наделены все его действия. С точки зрения фанатика остальные не улавливают истину и поэтому ведут себя странно и даже деструктивно.
У каждого эпизода фанатизма – своя естественная история. Зачастую имел место момент обращения, когда будущий фанатик «узрел свет», что привело к внезапным переменам в его убеждениях и манере держаться. Фанатический импульс выражается не только в убеждениях, но и в поведении, грубо противоречащем нормам ближайшего окружения. Это зачастую навлекает на фанатика критику и заставляет его близких убеждать его отказаться от аномального поведения. Фанатический импульс при этом зачастую лишь крепнет и превращается в ригидную постоянную черту личности, а иногда проходит сам собой, затухает в отсутствие социальной поддержки. С другой стороны, может сформироваться и группа фанатиков-единомышленников, и тогда образуется община, внутри которой аномальные убеждения взаимно подкрепляются и обретают законный статус.
На улице, на которой я работаю, сейчас часто появляются преданные последователи преподобного Мун Сон Мена, корейского предпринимателя, главы христианской протестантской секты. Сектанты заговаривают с прохожими, раздают листовки, пытаются вербовать новых сторонников секты Муна. Как правило, их высмеивают или даже унижают. Уже не раз говорили, что по остекленелым глазам, жестким целям и странному поведению понятно, что «мунисты» – религиозные фанатики. И в самом деле, это та фаза отношений между аномальной группой и обществом в целом, на которой группа получает название «фанатиков», и осталось еще несколько этапов до того момента, когда все общество капитулирует перед убеждениями фанатиков. Может статься, пройдет сто лет, и общество будет говорить с