Анна ФедотоваКак Игнашка на запад шёл
Глава первая. Заклинание
Игнашка переступил порог бревенчатого, потемневшего от старости, дома. В нос ударили запахи трав. Их пучки свисали с балок под низким потолком.
Баба Паня, как все называли его прабабку, лежала на высокой кровати в окружении подушек, разбросав вокруг головы длинные седые волосы. Она тяжело и хрипло дышала, а рядом суетилась бабушка, женщина не такая уж и старая, хоть и тоже немного седая, её невестка.
– Пришёл, Игнашка. Я уж заждалась. Боялась без тебя помереть. Подойди дай руку, – почти беззвучно сказала баба Паня.
Он приблизился, отпихнув ногой чёрного, как папин гуталин, кота. Сухие горячие пальцы сжали ладонь.
– Ну зачем ты, старая, мальца пугаешь? – вмешалась бабушка, – И так не дал бог ума. Опять, поди, двойка, внучек? – но баба Паня только ближе притянула Игнашку к себе.
– Ничего, бог не дал, так чёрт отвалил, – улыбнулась она, злобно прищурив глаза, блестящие из-под складок влажной кожи.
Игнашка на мгновенье зажмурился, попытался отстраниться, но прабабкины зрачки двумя булавками впились в него. Он чувствовал, как опустились вдруг его плечи, и ссутулилась спина, будто на неё положили мешок картошки.
– Тяжела ноша, знаю, зато я теперь легко уйду. Ну-ка, Игнашка, подушку скинь на пол.
Он сделал, как велено, а Баба Паня ещё ближе притянула правнука и второпях зашептала ему на ухо.
– Слушай и запоминай, мальчик. Самые важные слова. Заклинание.
Она вздохнула и прокашлялась.
– Чёрный коршун, белый конь,
Есть в словах твоих огонь.
Дара ты не сбросишь с плеч,
Чтобы жизнь свою сберечь,
Ночи ближней не губя,
Должен ты найти себя.
Вместе с первою звездой
Отправляйся за судьбой,
И на западе далёком,
В чёрном озере глубоком,
Заглянув в него с мольбой,
Повстречаешься с собой.
– Запомнил? Пойдёшь на запад от первой звезды. Все тебя слушаться будут, не забывай об этом, а как воспользоваться даром, решай сам. Кого первого в чёрной воде озера увидишь, тем тебе и быть.
– Как это, баба Паня? – переспросил Игнашка, да только прабабка веки сомкнула, и пальцы её разжались, выпуская его трясущуюся от боли и страха руку.
Игнашка попятился, а потом, как припустил, выскочил из дома, ни на кого не глядя, и бежал до самой своей квартиры в двухэтажной «сталинке» неподалёку.
Глава вторая. Дар
День до вечера протекал у взрослых в хлопотах с похоронами, дверь была всё время открыта, и соседки приходили, вздыхали, охали, а Игнашка сидел и ждал первой звезды.
– Пап, а когда первая звезда взойдёт?
Папа отложил пахнущий типографской краской свежий выпуск «Комсомолки», и, сняв очки, ответил:
– Как солнце сядет, так и взойдёт, а тебе зачем?
Игнашка ещё раз прокрутил в голове прабабкино наставление, подошёл к отцу и сказал, не моргая, всматриваясь в глаза:
– Пап, я иду себя искать.
Тот нахмурился, но вдруг через мгновение просиял, и лицо его стало радостным, как у ребёнка, увидевшего новую игрушку.
– Иди, сынок, конечно, иди.
Он опять раскрыл газету и надел очки, как будто никакого разговора и не было.
«Работает, неужели работает?» – удивлялся Игнашка, спеша на кухню, где мама с бабушкой, гремя кастрюлями и тарелками, готовили еду, вытирая под глазами и вспоминая бабу Паню.
– Я-то как давеча напугалась, – говорила бабушка, – Вхожу в дом, вонь стоит, аж уши заложило. Кричу ей с порога: «Ты что такое стряпаешь, мать?» А она, видимо, не слышит, стоит возле печки и, ей-богу, в огонь мышей дохлых бросает. Я не разглядывала, но показалось мне, она их за хвосты прямо друг за дружкой.
Игнашка сморщился. Вот гадость! Но дело его не терпело отлагательства.
– Мама, я пошёл себя искать, – сказал он, взглянув в мамино лицо.
Она сначала удивилась, но через секунду сделалась милой, как всегда, когда у сына в дневнике проскакивала редкая четвёрка.
– Иди, мой хороший.
Игнашка ликовал. «Ух ты. А если на мороженое попросить?»
– Мам, дай мне двадцать копеек на мороженое, – произнёс он вкрадчиво и, вспомнив известную сказку, для верности добавил волшебное слово, – Пожалуйста.
– Конечно, на, сынок, возьми, – мама вытащила из кошелька и протянула монетку.
Игнашка зажал денежку в кулаке, снял с крючка куртку и выбежал на улицу. Путь его лежал через продуктовый магазин на пригорок возле речки.
Солнце уже трогало верхушки деревьев, когда, дожёвывая вафельный стаканчик, Игнашка встретил Толяна. Долговязый мальчишка двенадцати лет с заплатками на коленках и веснушками на носу преградил Игнашке дорогу. Последний кусок вафельного стаканчика провалился, царапая горло.
– Что, Игнашка, мороженое ел? А ещё есть?
– Нет, – прокашлявшись, ответил Игнашка.
– А деньги?
– Тоже нет.
– А если проверю? Ну-ка, выверни карманы! – скомандовал Толян, подойдя вплотную.
Игнашка вывернул один карман и посмотрел Толяну в лицо. Кулак во втором кармане непроизвольно сжался. Карие глаза, щурясь, следили за его движениями. Рот скалился, демонстрируя дырку от выбитого в прошлом году качелями зуба.
«Вмазать тебе надо, Толян, – думал Игнашка, вынимая из кармана кулак, – Прям в этот испачканный нос. А вдруг волшебство пропадёт?» – обожгло его изнутри.
– Иди умойся, Толян, носом землю рыл поди? – неожиданно для себя выпалил Игнашка.
Толян насупился, грязный кулак его так и подскочил, но через мгновение обмяк, а парень расплылся в улыбке, будто увидел во сне новый велосипед, и молча пошёл своей дорогой.
«Работает! – подпрыгнул Игнашка, – Эх, надо было у мамы ножик просить или мяч футбольный. Ничего, вот доберусь до озера».
Красный колобок тем временем закатился за деревья. До холма оставалось совсем немного. С него хорошо просматривалось небо и звёзды, и до леса было рукой подать.
– Стой! – голос Толяна за спиной не сулил ничего хорошего.
Игнашка замер. «Мстить будет, побьёт». Идея бежать сгинула так же быстро, как и родилась. На холме не спрячешься, а уносить ноги больше некуда.
– Погоди! – крикнул Толян подбегая.
Игнашка медленно повернулся, шмыгнул загорелым носом, зажмурился на долю секунды, потом ещё раз, но видение чисто вымытого Толяна в застёгнутой на все пуговицы рубахе не исчезло.
– Слушай, а ты куда? – поинтересовался двойник вечно чумазого шестиклассника.
– На холм, – пробурчал Игнашка, на всякий случай сжимая в кармане кулак. Внутри него всё скрежетало, подмывая свести давние счёты с этим задирой.
В глазах Толяна сиял огонёк интереса. Ещё бы! Без его ведома в округе паук не топтался. Сейчас самое время было с ним поквитаться: за синяки, за сломанный велосипед, за отобранные ещё год назад десять копеек. Кулак начал зудеть.
– Надо. А тебе чего? – сквозь зубы спросил Игнашка, с трудом сдерживая рвущееся наружу желание врезать или хоть как-то унизить драчуна и выскочку.
Он покосился на солнце. Время поджимало.
– Можно с тобой? – неожиданно спросил Толян.
– А мать не станет искать?
– Не, она в санатории, а батя пьёт, даже и не заметит.
Игнашка усмехнулся. Чёрт с ним, пусть идёт, вдвоём не так страшно. Кто его знает, что там на этом западе.
– Ну, идём, только скорей, к закату надо успеть, а то первую звезду пропустим.
Шли молча. Наступило то время, когда дневной мир захлопнулся, а ночной ещё не раскрылся. Природа замерла. Ни ветерка, ни птиц, только шорох песка под ногами. Мягкий, усыпляющий. И куда их несёт в такое время? Развернуться бы да бегом к дому. А как же тогда заклинание? «Ночи ближней не губя, должен ты найти себя» – повторил, как мантру, Игнашка.
Колобок уже скатился в овраг, оставив за деревьями румяный бочок, от которого по небу стекал розовый сироп. Вскоре и его слизнёт звёздная летняя ночь.
– Глаз не спускай с неба, – сказал Игнашка с видом опытного путешественника, осматриваясь на холме, – От первой звезды пойдём строго на запад.
– А у тебя компас есть? Как ты узнаёшь, где запад?
Об этом Игнашка не подумал. Мало звезду увидеть, надо ещё запад найти. Как-то учили в школе по муравейникам и мху определять. Но это, во-первых, точно было не про запад. Во-вторых, ни муравейников, ни мхов на холме не наблюдалось. Трава, да и только. Ещё и солнце село, разве найдёшь в темноте муравейники.
– Солнце! – завопил Игнашка, – Ты дурак, Толян? Где оно садится?
– Ну, если встаёт на востоке, то, садится, как пить дать на западе, – Толян почесал затылок. – Значит, на солнце пойдём?
– Вот. Запомнить только надо, где сядет, – следи за звездой, – скомандовал Игнашка и уселся на траву.
Он слышал, как за спиной Толян пинает камни с холма, срывает со скрипом травинки и обсасывает их причмокивая. Игнашка поморщился. «Надо было хоть хлеба прихватить, а то как проголодаюсь».
– Во! – закричал Толян, прервав тяжёлые раздумья, – Первая, гляди!
Игнашка задрал голову. Большая, размером с пятак, звезда взошла прямо над кривой сосной, растущей у подножия холма.
–Идём! – выдохнул Игнашка и направился вниз, утопая в густой траве по колено.
Длинноногий Толян в два шага обогнал его, тыча непривычно белым пальцем в сторону, где за деревьями совсем растаял последний розовый сироп.
– Постой, Игнашка, а тебе самому-то не попадёт?
– Нет, мама отпустила. Ей не до меня. Прабабку хоронить надо.
Толян потянул его за рукав и заговорил шёпотом, будто кто-то мог услышать в такое позднее время в безлюдном месте.
– А правду говорят, твоя прабабка ведьма?
– Сам ты ведьма, – рванул Игнашка руку и почесал зудящий кулак, – Обычная прабабка, как у всех.
– Ну, не скажи, – шёпотом протянул Толян, – Батя рассказывал, как они сидели на кладбище с Колянычем и видели, как Пелагея в одной рубашке и с распущенными волосами между могилами шла.
– Да ну тебя, – огрызнулся Игнашка, – твой Коляныч с утра уже на бровях, ещё и не такое привидеться может.