ало на то, что он все еще пьян.
Но он был не единственным, кто уснул прямо на полу. Рядом с ним лежала одна из придворных с сиреневой кожей. Подол ее платья был изодран, а ее тонкие крылья подрагивали у нее за спиной. Рядом с ней растянулись трое пикси с золотой пылью в волосах. На диване спал тролль: вокруг его рта запеклась багряная корочка, похожая на кровь.
Принц Кардан попытался восстановить картину прошедшей ночи, но единственным, что осталось в его памяти, был Балекин, то и дело подносивший к губам бокал с вином.
Наконец осколки воспоминаний начали складываться воедино. Балекин уговорил Кардана прийти на его пирушку и привести с собой друзей. Обычно они проводили свои вечера за вином и обсуждениями самых гнусных планов, которые могли бы развеселить их шумную компанию и в то же время привести в ужас всех остальных.
«Твои маленькие Граклы» – именно так Балекин называл его приятелей.
Кардан скептически отнесся к этому приглашению, потому что его старший брат проявлял дружелюбие только в тех случаях, когда это могло принести ему выгоду. Но Валериан и Локк пришли в восторг от одной мысли, что они смогут посостязаться с известной распущенностью круга Граклов, а Никасии не терпелось высмеять всех присутствующих, так что отговаривать их было бесполезно.
Она прибыла на праздник в черном шелковом платье с корсажем из рыбьих костей и ракушек, а ее волосы цвета морской волны украшала коралловая корона. Глядя на нее и на своего брата, Кардан не мог не вспомнить, как Балекин пытался укрепить свое влияние, добившись расположения морской принцессы.
Возможно, его старший брат все еще вынашивал подобные планы, но Никасия не раз заверяла Кардана, что она презирает всех жителей Эльфхейма. Всех, кроме Кардана.
Следом за ней приехал Валериан, а вскоре после этого явился и Локк. Безудержные увеселения принца Балекина вскружили им голову, и, как кровососущие клещи, они решили выпить все до последней капли. Много вина было пролито в тот вечер. Придворные делились последними сплетнями, флиртовали и разбрасывались легкомысленными обещаниями. В один момент кто-то из гостей принялся декламировать эротические стихи, но это продлилось недолго. В рот Кардана сыпалась пыльца, и он передавал ее Никасии с помощью поцелуев.
Когда за окном забрезжил рассвет, Кардан уже был готов обнять весь мир и всех живущих на свете. Он был безмерно благодарен Балекину, ведь старший брат так благородно взял его под крыло и переделал по своему образу и подобию, пусть и жестокими методами. Кардан налил себе еще один бокал вина и приготовился произнести тост.
В другом конце зала он заметил Локка и Никасию. Они сидели на одном из низких бархатных диванов вплотную друг к другу. Локк наклонился к принцессе, шепча что-то ей на ухо. Отведя взгляд, она заметила Кардана, и на ее лице промелькнуло виноватое выражение.
Но к вечеру Кардан уже не вспоминал про этот неприятный инцидент. Разгульное празднество непостоянно по своей природе, и в потоке непрерывного веселья легко забыть про границы и приличия. К тому же там было достаточно развлечений, чтобы отвлечь юного принца от размышлений.
Древесная женщина забралась на стол и принялась танцевать. Она закрыла глаза, а ее ветви цеплялись за люстру, пока она размахивала руками, покрытыми темной корой. Время от времени она прикладывалась к бутылке с вином.
– Жалко, что Балекин не пригласил девчонок Дуарте, – с улыбкой сказал Валериан, глядя на околдованного человека, который принес к столу серебряный поднос с виноградом и гранатами. – Я бы ни за что не упустил возможности поставить их на место.
– О нет, мне они нравятся, – возразил Локк. – Особенно одна из них. Или это другая?
– Генерал набьет твою голову опилками и пришпилит ее к стене, – сказала Никасия, похлопав его по щеке.
– У меня очень красивая голова, – ухмыльнулся Локк. – Если повесить ее на стену – можно будет любоваться целыми днями.
Никасия бросила осторожный взгляд на Кардана и больше не произнесла ни слова. На ее лице застыло нарочито бесстрастное выражение. Кардан не стал обращать внимания на их шутливую перепалку, но запомнил ее лицо.
Кардан поднял свой кубок и осушил его до последней капли, не обращая внимание на кислый привкус во рту. Окружающий мир быстро превратился в калейдоскоп из ярких размытых пятен.
Он вспомнил, как древесная женщина рухнула со стола. Из ее приоткрытого рта текла густая живица, пока Валериан разглядывал ее с каким-то странным, жестоким выражением на лице.
Хоб играл на лютне, натянув чьи-то волосы вместо струн.
Спрайты роились возле опрокинутого кувшина с медовухой.
Кардан стоял в саду, уставившись на звезды.
А затем он проснулся на ковре. Оглядев комнату, он не нашел ни одного знакомого лица и побрел в свои покои.
Там он нашел Локка и Никасию, свернувшихся на ковре перед затухающим камином. Они были завернуты в расшитое покрывало с его кровати. Ее шелковое черное платье поблескивало у его ног, как темная лужица, а корсаж из рыбьих костей выглядывал из-под кровати. Белый сюртук Локка валялся на деревянном полу.
Голова Никасии лежала на голой груди Локка. Ее рыжие, как лисий мех, волосы прилипли к его щекам, блестевшим от пота.
Чем дольше Кардан смотрел на них, тем сильнее кровь приливала к его щекам, а гул, звенящий в голове, заглушал любые мысли. Он смотрел на их переплетенные тела, на тлеющие угольки в камине, на свое незаконченное задание для занятий в школе: листы тетради пестрели неряшливыми чернильными каплями.
Кардан был тем юношей с каменным сердцем из сказки Аслог, но он сам не заметил, как позволил своему сердцу превратиться в стекло. Он чувствовал, как его осколки впиваются в легкие, делая каждый вдох почти невыносимым. Кардан верил, что Никасия не причинит ему боли, и это было ужасно глупо, ведь он знал, что все причиняют друг другу боль, а глубже всего ранят те, кого ты любишь. Они оба получали удовольствие от чужих страданий, так почему же он вообразил, будто ему ничего не грозит?
Он знал, что ему нужно их разбудить, презрительно усмехнуться и вести себя так, словно ничего не случилось. А так как притворство было его единственным талантом – он был уверен, что справится с этой задачей.
Кардан пнул Локка носком сапога. Не больно, но достаточно сильно.
– Пора просыпаться.
Ресницы Локка задрожали. Он застонал и потянулся. По его взгляду Кардан понял, что он пытается обдумать свои дальнейшие действия. И что он боится.
– Твой брат знает толк в веселье, – сказал Локк с нарочито небрежным зевком. – Мы тебя потеряли. Я думал, что ты ушел с Валерианом и той древесной женщиной.
– И что же натолкнуло тебя на эту мысль? – спросил Кардан.
– Мне показалось, что вы пытаетесь выяснить, кто быстрее зайдет за грань допустимого. – Локк сделал широкий жест, и на его лице расползлась фальшивая улыбка. Одним из лучших качеств Локка была удивительная способность представлять их самые низменные злоключения в таком выгодном свете, что о них можно было слагать баллады. Он пересказывал их снова и снова, пока Кардан почти что не начинал верить в значительно улучшенную или захватывающе ухудшенную версию событий. Как и другие фейри, Локк не мог произносить ложь, но он подбирался к ней ближе, чем кто бы то ни было.
Возможно, в тот момент Локк надеялся, что придумает удачную историю, над которой они все дружно посмеются. Возможно, Кардану следовало бы ему подыграть.
Но в этот момент Никасия открыла глаза. Увидев Кардана, она затаила дыхание.
«Скажи мне, что это ничего не значит, что ты просто хотела повеселиться, – подумал он. – Скажи это, и все будет как прежде. Скажи это, и я притворюсь, что ничего не видел».
Но она молчала.
– Это моя комната, – процедил Кардан, прищурив глаза и приняв самую надменную позу, на какую только был способен. – Думаю, вы без труда найдете другое место для уединения.
Он думал, что Никасия рассмеется ему в лицо, ведь она знала его еще до того, как он довел свою презрительную усмешку до совершенства, но девушка только поежилась под его взглядом.
Локк поднялся с пола, натягивая на себя штаны.
– Ой, только не ворчи. Мы же друзья.
Хорошо отрепетированная маска презрения и безразличия тут же слетела с лица принца. Он снова превратился в того сердитого, дикого мальчишку, рыскающего по дворцу и ворующего со стола чужие объедки, неряшливого и нелюбимого. Бросившись на Локка, Кардан прижал его к полу и ударил прямо в лицо, куда-то между глазом и скулой.
– Хватит говорить мне, кто я такой, – зарычал он, оскалив зубы. – Я устал от твоих сказок.
Локк попытался скинуть внезапного противника, но у Кардана было преимущество, и он использовал его, чтобы сомкнуть пальцы на шее Локка.
Может, он все еще был пьян. У него ужасно кружилась голова.
– Ты же его убьешь! – закричала Никасия, ударив Кардана в плечо. Это не помогло, и тогда она попыталась столкнуть его на пол.
Локк захрипел, и Кардан понял, что слишком сильно пережал ему горло. Он разжал пальцы, и Локк закашлялся, жадно хватая ртом воздух.
– Придумай об этом какую-нибудь историю! – закричал Кардан, чувствуя, что в его крови все еще кипит адреналин.
– Ладно, – наконец выдавил Локк сдавленным голосом. – Как скажешь, ты, злобный безродный шут. Но ты должен понять, что вы были вместе только из-за привычки: иначе она бы не отдалась мне так легко.
Кардан ударил его. В этот раз Локк увернулся и схватил Кардана за волосы. Они принялись кататься по полу, нанося друг другу удары, пока Локк не отскочил назад и не поднялся на ноги. Он побежал к двери, и Кардан бросился за ним.
– Вы оба идиоты! – закричала Никасия им вслед.
Они пронеслись вниз по лестнице, чуть не врезавшись в Валериана.
Края его рубашки были опалены, и от него пахло дымом.
– Доброе утро, – сказал он, словно и не заметил ни синяков на лице Локка, ни прерванной им погони. – Кардан, я надеюсь, твой брат не будет злиться. Боюсь, я поджег одного из его гостей.