Как квакеры спасали Россию — страница 40 из 49

В московском квакерском офисе работала приехавшая вместе с американкой Алис Дэвис из Сорочинского Надежда Викторовна Мартынова-Данилевская, которую все звали просто Надя Данилевская. В начале 1910‐х годов Надежда Викторовна была сильнейшей российской теннисисткой, членом Московского общества любителей лаун-тенниса, чемпионка в одиночном разряде России (1910–1912), Москвы (1907, 1910, 1911), Санкт-Петербурга (1907), своего клуба (1905–1909, 1911). О ней в 1923 году писал в своем дневнике американец Эдвин Вейл, знавший ее по работе в Сорочинском и Гамалеевке:

Миссис Данилевская очень сильно переживает потерю мужа, печальный опыт своего заключения в тюрьму. Она безостановочно работает, стараясь как будто тем самым ускорить бег времени, стремясь приблизить смерть. И она хочет как бы отплатить крестьянам за их страдания при старом режиме, к которым она как представитель тогдашнего правящего класса чувствует свою причастность. Я, кажется, уже упоминал, что у нее титул графини. Ее рассказы о бывшей жизни с роскошью и нескончаемым потоком удовольствий столь же удивительны, сколь и невозможны для воображения, особенно если взглянуть на миссис Данилевскую сейчас. Когда-то она была успешной спортсменкой, участвовала в женском чемпионате по теннису в России. Ее лингвистические способности и ее натура делают миссис Данилевскую очень нужной для нашей работы… У нее просто фанатическая вера в русский народ. После того как она потеряла мужа и сына, у нее осталась только работа. И она отлично понимает, что, когда мы уедем, ей придется нелегко: работы для бывшей аристократии в России практически нет. Она говорит, что она испытывает даже некоторое чувство радости в связи с тем, что может быть отправлена в тюрьму ни за что, и при этом опасается, что ее могут сослать в Архангельск.

Чем же занимались сотрудники московского квакерского центра, когда работа в Бузулукском уезде закончилась, а штат сократился? В отчете Комитета служения американских Друзей за 1927 год говорится:

Дорис Уайт продолжает работу Центра в Москве. Он выполняет функции сервисно-информационного бюро для иностранцев, помогает отдельным россиянам, поддерживает дружеские отношения и устанавливает ценные контакты в самой Москве. Алис Дэвис и Надя Данилевская прошли курс обучения в Московском департаменте профессиональной подготовки, чтобы получить допуск к работе в системе Наркомздрава. До июня 1926 года Анна Хейнс тоже находилась в Москве, где продолжала работать инструктором медсестер в департаменте материнства и младенчества. После этого Анна отправилась в Америку – в декабре 1926 года, – чтобы помочь собрать средства для создания школы медсестер. Ожидается, что это будет следующая работа для Друзей в России.

Поскольку дипломатические отношения между СССР и Великобританией, установленные в 1924 году, были прерваны в мае 1927-го, а дипотношений с США не было до самого 1933 года, квакерский офис выполнял порой функции представительства Англии и Америки. Характерным примером такой деятельности Московского квакерского центра того времени является письмо, найденное мной в американском архиве AFSC. Пришло оно в Борисоглебский переулок из села Курьева слободка в 1927 году. Малограмотная Ефросинья Петровна Шмель просит разыскать ее мужа Емельяна Артемовича Шмеля, уехавшего из их села в Америку в 1914 году, и повлиять на него. С тех пор как муж уехал, пишет Ефросинья Петровна, от него нет ни весточки, в то время как отец мужа – свекор, – живущий в том же селе, регулярно получает письма от сына. Несчастная женщина жалуется, что она одна тащит на себе двоих сыновей и двух денежных переводов на сумму 40 рублей, посланных за все эти годы мужем через свекра для сыновей, Ивана и Пантелеймона, совсем недостаточно. «В просьбе моей прошу не отказать и повлиять как-то на мужа моего, чтобы он выслал денег нам всем, чтобы мы смогли уехать к нему в Америку», – завершает свое письмо к квакерам Ефросинья Петровна Шмель.

В августе 1926 года Дорис Уайт, работавшая в московском квакерском центре, отчитывалась:

В этом месяце поток визитеров в Московский офис был нескончаемым. По причине отсутствия (отпуск) некоторых постоянных обитателей московской квартиры мы смогли размещать двоих или троих гостей одновременно. За месяц у нас было восемь постояльцев, из которых шестеро прожили больше недели.

В начале месяца в Москву прибыла группа иностранцев – это был трехнедельный визит в Россию Джорджа Шервуда Эдди, известного протестантского миссионера, национального секретаря YMCA, и его сторонников. Визит для них был подготовлен через Бюро по культурным связям, их принимали повсюду, что является замечательным знаком. У них была очень насыщенная программа. Трое из их коллектива остановились в Квакерском центре, а остальные время от времени заходили сюда. Некоторых из них мы смогли свести с интересующими их людьми или с представителями властей – по какой-то особой тематике, над исследованием которой они трудились. Двое членов этой группы, проживавших в Борисоглебском переулке, были молодыми выпускниками университетов, принимавшими участие в всемирной конференции YMCA в Гельсингфорсе.

Во второй половине 1926 года глава московского квакерского центра Дорис Уайт в добавление к ежемесячным отчетам о работе направила в Лондон списки – по дням – мероприятий, визитов и гостей особняка в Борисоглебском. Частыми гостями были Ольга Толстая, Владимир Чертков. Были и своеобразные визитеры: Дорис Уайт жаловалась в Лондон, что американки мисс Грейвс (жившая в Москве уже 2 года) и миссис Флетчер (пребывавшая в столице несколько месяцев) не выносили русской кухни и обе «практически настаивают на том, что будут приходить к нам ежедневно – столоваться в обед и в ужин». И ведь их принимали, кормили, пока наконец им не отказали, сославшись на сложности с обслуживанием: число работников из экономии приходилось сокращать.

В начале 1927 года Дорис Уайт получила письмо из Лондона, в котором ей предлагалось закрыть московский центр на несколько месяцев, тем самым сэкономив на оплате аренды. Это в высшей степени наивное предложение в очередной раз показывает полное непонимание советской реальности английскими квакерами. Уайт написал в ответ:

Что касается предложения Комитета о том, что мы должны закрыться к сентябрю «на несколько месяцев», то оно представляется совершенно невыполнимым, с какой бы стороны на него ни посмотреть. Во-первых, согласно договору аренды, мы не можем продлевать аренду на срок менее года, поэтому, если мы желаем закрыться вообще, то мы должны сделать это немедленно, то есть до 1 июня. Даже тогда нам, вероятно, придется заплатить арендную плату за два месяца, поскольку, согласно старому соглашению, мы должны уведомить заранее, за два месяца.

Дорис Уайт пеняла Лондону на плохую координацию действий английских Друзей с американскими. Она процитировала телеграмму Американского квакерского комитета из Филадельфии, в которой говорилось:

Комитет призывает возобновить аренду московского дома. В следующем году открываем Медицинскую школу.

Понятно, что наличие противоположных мнений в Лондоне и Филадельфии не могло ее не удивлять.

Будучи человеком практичным, она перечислила причины, по которым – как ей виделось – следовало остаться.

Нам кажется, что есть четыре основные причины для того, чтобы оставаться в этом доме на зиму:

1. Если мы уйдем официально, то Друзьям, наверно, вообще никогда не удастся вернуться.

2. Из-за крайней нехватки жилья в Москве снова получить такое удобное местопребывание было бы просто невозможно. Даже если бы мы снимали только один номер в отеле, плата за аренду номера составила бы около 100 рублей в месяц.

3. Здесь есть большое количество оборудования (не только того, что было в этом доме, но и вещей из Сорочинского и Тоцкого), которое должно будет где-то храниться все это время нашего отсутствия. Короче, расходы, связанные с закрытием и открытием заново, были бы больше, чем если бы мы остались здесь.

4. AFSC в любом случае обязался поддерживать Алис Дэвис и г-жу Данилевскую на время их учебы, и им дешевле жить здесь, чем где-то в другом месте.

Дорис Уайт буквально до копеек подсчитала, как свести до минимума расходы, чтобы не упускать уникальную возможность обладания офисом в центре Москвы. Она не теряла надежды на то, что факт постоянного присутствия квакеров в Москве сыграет им на руку. Ведь когда уже установлены давние контакты в столице, легче искать пути к выполнению квакерской миссии: к кому бы ни обратились теперь Друзья, их потенциальные партнеры будут понимать: эти иностранцы – какие надо иностранцы: они в Советской России вот уже почти десять лет, с ними можно иметь дело.

Как это ни удивительно, московские власти не имели ничего против субаренды квакерского офиса. Кроме упомянутого выше Чемберлина, к квакерам просились на постой сотрудники дипмиссии Греции. Дорис Уайт писала:

Некоторое время назад греческое консульство обратилось к нам с вопросом, не можем ли мы передать наш офис им. В то время, конечно, для нас это было совсем неприемлемо. Сегодня утром я пошла к консулу. Он говорит, что в настоящее время их наш офис не интересует, но через десять дней там будет новый первый секретарь, и он считает, что не исключено, что новому дипломату, возможно, помещение понадобится. Но даже если они не захотят перебираться сюда, Чемберлины очень желали бы заполучить дом, и теперь они будут платить половину арендной платы плюс половину всех накладных расходов.

Проживавшие в квакерском доме Алис Дэвис и Надя Данилевская оплачивали свою долю субаренды: 30 рублей в месяц. Если впустить еще греков, подсчитывала Дорис Уайт, с дипломатов можно было бы получать ежемесячно 70 рублей. Итого – 200 рублей, то есть арендная плата за офис могла быть покрыта за счет постояльцев. Дорис Уайт не нужно было платить за свое проживание: ее доля покрывалась доплатой Чемберлинов за мебель в их комнатах. Доля Дэвис и Данилевской покрывалась поступлениями из Комитета служения американских Друзей: Филадельфия высылала ежемесячно 75 долларов. Лондон пересылал каждый месяц 55 долларов. Всего с 1 июня 1926 года по 31 мая 1927 года Филадельфия передала в Москву 12 106 долларов. Значительная сумма из этих денег уходила в Бузулук, Тоцкое и Сорочинское. В Тоцком до ноября 1927 года оставалась Нэнси Бабб, в Сорочинском и Бузулуке американские деньги шли на зарплату русским врачам в соответствии с договоренностями квакеров с Наркомздравом.