сстреливают даже за взяточничество, ненавистная система ЧК по-прежнему использует тайных агентов, которые теперь служат другому хозяину. У теперешних властей гуманности не больше, чем у прежних. Вы знаете, что власти не видят проку от церкви и делают все, что только можно для того, чтобы разделаться с ней: идет конфискация церковных ценностей, обложение налогами. Вполне естественно, что они желают разрушить церковь, поскольку она являлась инструментом угнетения и оплотом реакции. Но мне такая политика кажется близорукой, в ней нет ничего конструктивного. Они заставляют все государственные школы учить атеизму.
Вместе с тем Эдвин Вейл тут же замечал:
Пытаюсь подняться над пристрастным видением того, что такое революция и коммунизм, и обрести чистое видение явления в исторической перспективе… Революция – что бы под этим ни понимали – великое историческое событие, которое, как и любое другое событие, должно быть изучено честно.
Легко иронизировать над наивными и доверчивыми квакерами из дня сегодняшнего, когда нам уже известно, как развернулись события в СССР после их отъезда. Можно улыбнуться умозаключениям того же Эдвина Вейла, изложенным в дневнике сразу после сообщения о смерти Ленина:
Смерть Ленина по-всякому была бы важным событием, но теперь, когда в верхах компартии бушует конфликт, его кончина имеет важное политическое значение. Можно предположить, что его смерть на несколько недель успокоит оппозицию, и при том, что Троцкий болен и находится в отпуске, ЦИК сможет сокрушить оппозицию или сделать ее менее эффективной. Хотя кто знает, реакция может быть гораздо сильнее, и было бы наивным заниматься предсказаниями теперь. Политические события последующих месяцев обещают быть интересным зрелищем.
Нет сомнений, что квакеры, адепты религии, основными принципами которой являются честность и откровенность, воспринимали события, происходившие в России, довольно наивно, а то и просто видели только то, что им самим хотелось видеть. Понятно, что они, как и многие другие, были введены в заблуждение лозунгами, провозглашенными большевиками в 1917 году: «Власть Советам», «Земля крестьянам». Ленинская философия с ее идеями о переустройстве общества, ликвидации всякого угнетения, о социальном равенстве была вполне созвучна принципам квакеров, весьма схожим с декларированными целями большевиков. Нет никаких сомнений, что у Религиозного общества Друзей, у церкви мира и ненасилия, тезис Ленина о том, что Первая мировая война была несправедливой для всех участвовавших сторон, чуждой интересам трудящихся, находил положительный отклик. Правда, призывы большевистского вождя превратить империалистическую войну в войну гражданскую и использовать рабочими войну для свержения своих правительств явно противоречили квакерскому подходу противостояния несправедливости в этом мире. Но ведь призывал же Ильич социал-демократов участвовать в антивоенном движении, которое выступало с пацифистскими лозунгами. Поэтому и квакеры для него были вполне полезны – с их стремлением к миру, с их отказом брать в руки оружие: ведь оружие-то они не будут брать на той стороне, и в рядах империалистических армий может образоваться хоть небольшая, но пробоина. Вот и написал в июле 1921 года ерничавший Владимир Ильич записочку игривого содержания своему коллеге Н. А. Семашко:
Милая моя Семашка! Не капризничай, душечка! Квакеров оставим за Вами, только за Вами. Не ревнуйте к Кусковой.
Эта реплика имеет отношение к истории с разгромом Комитета Помгола, среди руководителей которого была Екатерина Дмитриевна Кускова.
Архивные документы подтверждают тот факт, что квакеры в 1920‐е годы были довольно хорошо известны советским властям, и эти самые власти неоднократно подчеркивали, что у большевиков к Обществу Друзей не было никаких претензий.
В качестве примера позитивного рассказа о квакерах можно привести цитату из центральной газеты. В 1922 году, в январском номере газеты «Известия» была напечатана заметка «Деятельность общества друзей (квакеров) в России», где приводится краткий экскурс в историю взаимоотношений квакеров и России:
Деятельность общества друзей началась в России еще задолго до поволжского голода. В 1916–1918 году общество Друзей в Англии и Америке объединилось для оказания помощи беженцам, переведенным с фронта войны в Самарскую губернию. Деятельность объединенного англо-американского общества продолжалась еще некоторое время спустя после революции, но вскоре должно было прекратиться, т. к. общество было лишено возможности получать снабжение из Англии.
Отметив помощь английских квакеров детям Москвы и Петрограда в 1920 году, газета писала:
В период с февраля по сентябрь 1921 года, общество друзей американского комитета помощи и английские друзья комитета помощи жертвам войны объединились в одно целое и распределили только в Москве припасов на сумму около 150 000 фунтов стерлингов. Таким образом, непрерывно снабжались около 14 000 детей молоком, остальные медикаменты и продукты были распределены между детскими колониями, больницами, детскими домами и школами; одежда была распределена непосредственно из складов общества.
Теперь англо-американское общество друзей перенесло центр своей деятельности в Бузулукский уезд.
Понятно, что симпатии к квакерам со стороны Кремля особенно усилились с лета 1921 года, когда коммунисты осознали масштаб грядущей трагедии голода в Поволжье, а квакеры уже занимались гуманитарной работой, помогая детским учреждениям – в сотрудничестве с Наркомздравом. Тем летом большевики были вынуждены на время оставить традиционные для них подозрительность и враждебность: они впустили в страну около двух десятков иностранных миссий помощи.
А ведь еще накануне голода, летом 1920 года приехавший в Москву на месяц Грегори Уэлч – на помощь уже работавшему с Наркомздравом и Наркомпросом Уоттсу – писал о том, что теперь называют «войной башен Кремля»: в течение всего четырехнедельного пребывания в Москве НКИД неоднократно пытался выдворить англичанина из страны, а в его защиту выступало ГПУ. Такие симпатии со стороны Лубянки можно объяснить тем, что встречавшийся в Москве с многими единомышленниками (например, с толстовцами) Уэлч невольно помогал чекистам, засвечивая свои контакты, которые он сам и не думал скрывать.
Как говорилось выше, Грегори Уэлч, которому Москва в 1920 году не продлила разрешение на пребывание в стране, опасался, что квакерская помощь коммунистической стране может быть не так понята мировым сообществом, да и самим Кремлем:
Артуру Уоттсу все видится в розовом свете, потому что он коммунист, и под его руководством все наши усилия будут истолковываться самими Советами как выражение симпатии советским методам. Артур Уоттс не говорит по-русски, а потому верит всему, что ему говорят, и сам того не видит, что большевики далеко ушли от заявленных идеалов.
Однако позиция Артура Уоттса и его союзников как в Лондоне, так и в Филадельфии стала доминирующей: квакеры не могли оставаться безучастными к страданиям простых людей, христианские принципы не требовали проверять документы, прежде чем протягивать руку помощи попавшим в беду братьям и сестрам.
Последующая работа Друзей в Советской России доказала правильность такого подхода. Квакеры – во многом доверчивые, доброжелательные – тем не менее зорко следили за тем, как распределялись их поставки, куда шли продукты, кто был конечным получателем одежды и пищи. Короче, доверяй, но проверяй. Случаи воровства или неавторизованной раздачи пайков, конечно, имели место. Разбор одного такого происшествия привела Дороти Норт, сотрудница Американской группы ОДК, заведовавшая квакерским постом в Грачевке. Обвинялся председатель местного комитета Помгола, виной которого была раздача квакерских пайков без предварительного обсуждения с квакерами. Уличенный в нарушениях председатель божился: «Отрежьте мне голову, посадите меня в острог на десять лет, а не на три (три года – срок, который ему грозил), если я еще раз когда-нибудь нарушу инструкции квакеров или последую чьему-то, но не квакерскому указанию». Кто-то из местных вполголоса напоминал ему: «Не забудь, у нас Советская Россия, а не квакерская».
Схожую историю описывала и английская медсестра Мюриел Пейн, работавшая в Борском, в 60 километрах от Бузулука. В письме Рут Фрай в Лондон Мюриел писала, что за последние два месяца в шести волостях, находившихся под ее опекой, были арестованы практически полностью все члены двух местных комитетов Помгола
за отвратительное воровство наших продуктов. В третьей волости председатель был арестован и получил срок 5 лет за хищение продуктов и большей части одежды, предназначенных для детского дома. Он произвел наиболее неприятное впечатление из всех, с кем мне доводилось говорить. В двух других волостях пайки продавались по 15 000 рублей для того, чтобы оплатить уездный налог, местные власти просто не выдавали пайки тем, кто не мог их оплатить.
Мюриел Пейн писала, что, если работа квакеров в России будет продолжена, Друзьям следует составить совершенно иное соглашение с советскими властями, сделав его более жестким, чтобы предотвратить злоупотребления, с которыми они столкнулись в Борском.
Другая история жульничества, о которой Мюриел Пейн писала матери в июне 1922 года, – рассказ о том, как она получила из Англии партию просроченной тушенки. Поскольку она увидела, что консервы оказались очень старыми, было решено закопать банки за окраиной села. Вместе с тем Мюриел ранее установила правило, что всякий выданный в квакерском пайке продукт – если он окажется некачественным – будет возмещен в таком же объеме качественным. Некоторые жители Борского обнаружили захоронение просроченной тушенки, откапывали банки и несли их на квакерский склад, требуя замены. Помощник Мюриел Генри Голди довольно быстро понял, что их дурачили: ему пришлось раскопать могильник тушенки и пометить каждую ранее захороненную банку так, чтобы ни у кого больше не было искушения повторить обман.