Вскоре, конечно, про роман узнали, и Марине пригрозили серьезными комсомольскими неприятностями. Почему? Ведь такие браки давно разрешены? Ну, вот так, по инерции, на всякий случай.
Алекса комсомольцы не трогали, им занимался КГБ. Марину не раз вызывали туда на задушевные беседы: «Как вы считаете, мистер Ворфингтон и вправду занимается филологией? Вы ни разу не замечали за ним никаких странностей?» А потом американцу не продлили визу.
И вот через полгода после знакомства пара решила срочно пожениться, надеясь, что штамп в паспорте многое изменит. А в загсе очередь, на два месяца. Но у нас, слава Богу, не Америка, и хорошая взятка решила дело. Только не до конца: визу Алекс так и не получил и отбыл на родину.
Тогда Марина принялась оформлять документы, надеясь, что имеет полное право поехать к мужу. Эх, молодёжь… Ведь во главе страны стоит недавний глава КГБ Андропов, на улицах и даже в кинотеатрах идёт отлов всех, кто не на рабочем месте, так что тут не забалуешь. Через пару месяцев пустых хлопот ей всё объяснили, кратко и многозначительно: «Напряженные отношения между СССР и США».
Действует и Алекс. Обращается к сенаторам, но у тех есть дела и поважнее. Журналистам тоже эта история неинтересна: нужно что-то погорячее. А погорячее Алекс не хочет, опасаясь неприятностей у Марины (он был прав: за психбольницей дело бы не стало). Но она своё и так получила: из комсомола исключили, из университета тоже, да вдобавок и на работу нигде не берут. Письма от мужа приходят вскрытыми, звонки прослушиваются. На какие средства жить? Продавать вещи, которые присылал Алекс? Но в СССР это называют фарцовкой, и такие дела могут кончиться очень плохо.
Так продолжалось два года и Марина не выдерживает, решив бежать из страны. Находит дальнобойщика, который ездит через финскую границу, и договаривается с ним. Тот звонит Алексу из Финляндии и сообщает: он должен ждать жену в такой-то день в таком-то финском приграничном городе.
Затем дальнобойщик доставляет Марину из Москвы в Карелию, поближе к границе. Там её уже ждёт проводник, который специализируется на контрабанде: туда — спиртное, оттуда — весёлые журнальчики. Да и перебежчикам не раз помогал.
Марина отдает за рискованные услуги немалые деньги, тоже с риском накопленные, а с собой берёт рюкзак, приготовленный к дороге — сухари, консервы, компас… И, конечно, зелье, сбивающее собак со следа.
Два дня они добираются до границы. Это вовсе не прогулка. Последняя часть пути проходит через болота, да ещё и нужно опасаться пограничников с обеих сторон, потому что финны обязаны выдавать перебежчиков.
Марине повезло, она благополучно добралась до городка, где её ждал Алекс. После долгожданной встречи — американское консульство, откуда она вышла со свидетельством о предоставлении политического убежища.
А университет всё-таки окончила, но уже в США. Работала в гольф-клубе, а Алекс читал студентам лекции по русской литературе. (Их сюжет войдёт в литературу позже: по мотивам этой истории ещё напишут книгу). И вместе растили детей. Такой банальный финал, но за него им пришлось побороться.
Супруги потом несколько раз приезжали в Россию, к родным и друзьям. Когда Марину спросили, где теперь её родина, она ответила: «Там, где любимый».
Роман Свистунов
В мае 1987-го нашу границу проверили на прочность с обеих сторон. 27 мая — Роман Свистунов, а на следующий день, в День пограничника — немец Матиас Руст. Граница оказалась дырявой, за что министр обороны поплатился своим креслом.
Бывший пилот Роман Свистунов на самолёте Ан-2, известном также как «кукурузник», улетел в Швецию. Бывшим он стал потому, что за пару лет до угона уволился из гражданской авиации, где работал пилотом сельскохозяйственных самолётов и предпочёл работать в колхозе. А ведь ещё не так давно 24-летний молодой человек из украинского Николаева был лейтенантом ВВС. Довольно странная карьера…
Итак, за пару недель до угона Роман приехал в Латвию к своему другу-сокурснику. Появились и новые друзья, в том числе и сторож, который, стерёг лётное поле латышского колхоза «Друва». В ту летнюю ночь они хорошо выпили, и когда собутыльник захмелел, то выдававшего себя за авиамеханика Романа потянуло заняться техобслуживанием. Под этим предлогом он ранним утром двинулся на поле, залез в пустующий «кукурузник» и запустил двигатель. Сторож выбежал с ружьём и даже стал прицеливаться, но угонщик, рассудив, что недавний друг не будет палить в друга, спокойно пошёл на взлёт. И направился в сторону моря.
Он был не первым, кто догадался бежать в Швецию таким образом. За четыре года до него пилот из Риги угнал такой же самолёт и долетел на нём до острова Готланда. Шведы самолёт вернули, а лётчик остался. Поэтому светлые головы в министерстве гражданской авиации решили самолёты на сельхозработах заправлять не полностью. И когда этот лайнер пролетел три с половиной сотни километров, двигатель зачихал, а потом и вовсе остановился. Пришлось садиться на воду. Шведские истребители ринулись на перехват, но самолёт-нарушитель уже шёл ко дну. А вот лётчик выплыл, благо до Готланда оставалась какая-то сотня метров. И даже успел залезть в чей-то дом и переодеться в сухое. Там его и задержал пилот вертолёта Ларс Флемстрём, потому что рыбаки уже сообщили куда надо об аварии.
Скоро Роман сидел в офисе полиции, отвечал на вопросы и просил убежища. Заодно рассказал, что из армии его выгнали из-за антисоветчицы-мамы (как он туманно объяснял, мать «крайне критически» относилась к советской власти). И вообще попал в немилость и потому решил бежать. Незадолго до побега развёлся с женой, оставив двоих дочек.
На следующий день пришли вести с родины: Свистунова обвинили в угоне самолёта, а от Швеции потребовали вернуть угонщика вместе с самолётом. Сотрудники посольства захотели срочно увидеться с беглецом, но тот был не менее решительно против.
Тем временем наша печать начала раскрывать истинное лицо предателя: нетрудовые доходы, чёрный рынок… Выходило так, что из гражданской авиации его попросили из-за невозвращённого долга коллегам, и по этому делу даже был суд, который кончился не в пользу должника. Чтобы не платить, тот и сбежал. Что же касается увольнения из вооружённых сил, то когда шведы отправили запрос на эту тему, ответа не последовало.
Выдавать угонщика Швеция не стала, но суд приговорил его к двум годам лишения свободы условно, и вскоре он получил вид на жительство. Несколько лет проработал в пиццерии, а потом уехал с острова и работал за рубежом уже шеф-поваром.
Самолёт со временем достали с морского дна, восстановили и поставили в музее обороны Готланда. К одной из годовщин побега там открыли выставку, посвящённую советскому прошлому.
На церемонии открытия был и Роман. Он вышел из толпы и обнял Ника Стенстрёма — одного из тех, кто восстанавливал самолёт. Когда спросили, думал ли он, когда летел над морем, что через три десятка лет самолёт станет музейным экспонатом, бывший угонщик ответил: «Я ни о чём не думал. Я просто хотел выжить».
А развод его, похоже, был фиктивным, потому что когда Советского Союза не стало, Роман съездил на родину, забрал семью и снова вернулся в Швецию.
Олег Гордиевский
В 1985 году полковнику КГБ Гордиевскому, как и Шеймову за пять лет до него, удалось бежать из нашей столицы в Англию. Хотя ещё недавно он, резидент КГБ в Лондоне, жил там вместе с женой и двумя дочерьми.
Он всегда хотел служить только в КГБ. «Для 22-летнего человека это была романтика. Разведка! Иностранные языки! Работа в Европе! — говорит он. — Во-вторых, в Советском Союзе шла либерализация. Я верил, что всё либерализуется, комитет преобразуется… Кстати, в короткий период в 60-х годах он был немножко лучше, и было тревожно наблюдать, как он после 1968-го начал превращаться в прежний НКВД».
Гордиевский родился в семье сотрудника НКВД, окончил институт международных отношений, после чего выдержанного, ответственного и пунктуального выпускника пригласили на работу в КГБ. Там он попал в подразделение нелегальной разведки. Заграничные командировки (Дания, Великобритания), звание полковника… Что ещё надо человеку его круга? Но передовик государственной безопасности ещё в 1956 году выбрал путь, который приведёт его к расстрельному приговору.
Выступление Хрущёва на партийном съезде с эмоциональным разоблачением сталинских преступлений заставило задуматься о противоречиях между словами и делами строителей нового общества.
В 1961-м он видел, как строили берлинскую стену, разделившую западную и восточную части города. Без неё разница в качестве жизни была очень уж наглядна, и многие восточные немцы работали там, где выше зарплата и в магазинах есть что купить. «Я видел, как люди прыгали с четвертого этажа домов по ту сторону строящейся стены, а на той стороне стояли западноберлинские добровольцы и держали натянутое полотнище. Видел, как жители ГДР разгонялись на своих маленьких „трабантах“ и врезались в колючую проволоку перед Бранденбургскими воротами, стараясь проникнуть в Западный Берлин. Автоматчики ГДР в черной форме прохаживались, как нацисты, и производили жуткое впечатление. А в прилегающих к стене переулках на всякий случай стояли советские танки», — рассказывал Олег.
А в 1968 году было и восстание в Праге, подавленное теми же «дружескими» танками… Тогда он окончательно решил бороться с советским строем всеми доступными способами. Как? «Узнать как можно больше о том, как работает советская система, чтобы потом передать эту информацию англичанам». Зачем? «Мне хотелось помочь им понять сущность советского коммунистического режима. А задачей КГБ всегда было создание тотального механизма доносительства, который пронизывал всё общество. Число таких агентов было огромным при Сталине, слегка сократилось при Брежневе и вновь увеличилось при Путине».
Если шпион под дипломатическим прикрытием (а Гордиевский именно им и был) захочет договориться с коллегой из враждебной службы, то это не потребует больших трудов. Тем более что англичане уже им интересовались. И вот начались встречи, сначала в маленьких пивных, а потом и на конспиративной квартире. В 1974-м он уже работал на МИ-6, британскую разведку, передавал секретные сведения о делах и планах советского правительства. Кому он нанёс ущерб, а кому очень помог — об этом мы ещё поговорим, а пока о том, почему пришлось бежать не в Лондоне, просто выйдя за ворота посольства, а из Москвы.