Сколь наивна надежда родителей (только не называйте их прогрессивными), что, сказав детям: «Бога нет», они облегчают им понимание окружающего мира. Если Бога нет, то это что значит? Кто все это сделал, что будет, когда я умру, а откуда взялся первый человек? Это правда, что если не молишься, то живешь как скотина? Папа говорит, что ангелов нет, а я их своими собственными глазами видел. Если не грешно, то почему нельзя убивать? Ведь и курице больно?
Те же сомнения и тревожные вопросы.
91. Мрачная сказка, таинственная нищета.
Почему он голодный, почему он бедный, почему ему холодно, почему он не купит, почему у него нет денег, почему ему «так» не дадут?
Ты говоришь ребенку:
«Дети бедняков грязные, употребляют нехорошие слова, в голове у них насекомые. Дети бедняков хворые, от них можно заразиться. Они дерутся, бросают камни и глаза выбивают. Во двор ходить нельзя, и в кухню нельзя: ничего интересного там нет».
А жизнь заявляет:
«Вовсе не хворые, весь день бегают, веселятся, пьют воду из колодца и покупают вкусные-превкусные разноцветные конфетки. Ловко орудуя метлой, мальчишка подметает двор или снег чистит, а это очень приятно. И никаких насекомых у них нет, неправда это, и камнями не бросаются, и глаза целы, и не дерутся, а борются. Нехорошие слова смешные, а на кухне во сто раз приятнее, чем в комнатах».
Ты говоришь:
«Бедных надо любить, уважать, они добрые и много работают. Надо быть благодарным кухарке, она готовит обед, и сторожу, он смотрит за порядком. Поиграй с детьми сторожа».
А жизнь:
«Кухарка зарезала курицу, завтра мы ее будем есть, и мама будет есть, ведь курицу сварили и ей не больно, а вот кухарка так резала ее живую, мама даже смотреть не могла. Сторож утопил щенят, а такие они были хорошенькие! У кухарки шершавые руки, всё в грязной воде полощется. От мужика воняет, от еврея воняет. Про торговку не говорят „госпожа торговка“, а просто „торговка“, и про сторожа – просто „сторож“. Бедные дети грязные, что ни покажи им, сразу: „Дай мне“, а не дашь, шляпу сдернут и хохочут, а один даже плюнул, в лицо плюнул…»
Ребенок еще и не слышал про злых колдунов, а уже со страхом подходит к старику-нищему подать грошик.
Ребенок знает, что и здесь ему всего не говорят, что и здесь кроется что-то нехорошее, чего ему не хотят или не могут объяснить.
92. Чудачества светской жизни и хороших манер.
Нехорошо класть палец в рот, ковырять в носу, шмыгать носом. Нехорошо просить, говорить: «Я не хочу», отодвигаться, когда тебя целуют, говорить: «Неправда». Нехорошо громко зевать, говорить: «Мне скучно». Некрасиво сидеть, опираясь локтями на стол, первому подавать руку взрослым. Некрасиво болтать ногами, держать руки в карманах, оглядываться на улице. Нехорошо делать вслух замечания и показывать пальцем.
Почему?
Эти запрещения и распоряжения имеют разные истоки, дети не могут уловить их суть и связь.
Нехорошо бегать в одной рубашке и нехорошо плевать на пол.
Почему нехорошо отвечать на вопросы взрослым сидя? И даже с отцом на улице надо здороваться? А что делать, когда говорят неправду? Например, дядя говорит: «Ты девочка», а он мальчик; или: «Ты моя невеста», или: «Я тебя у твоей мамы купил» – ведь это ложь!
– Почему с девочками надо быть вежливым? – спросил у меня ученик.
– Это объясняется исторически, – ответил я.
– Почему ты написал «огорот», через «т»? – спросил я несколько минут спустя.
– Это объясняется исторически, – отвечал он со злой ухмылкой.
На тот же вопрос одна мать ответила:
– Видишь ли, девочке придется потом рожать детей, она будет болеть и т. д.
Вскоре брат и сестра опять поссорились.
– Ну, мамочка, ну какое мне дело, как она будет рожать детей! Я хочу, чтобы она не была плакса, она плакса.
Наименее удачным кажется мне чаще всего встречающееся объяснение:
– Над тобой станут смеяться.
Правда, оно удобное, эффективное, ребенок боится всего смешного.
Но станут смеяться и над тем, что он обо всем говорит матери и что собирается в будущем не играть в карты, не пить водку, не ходить в публичный дом.
Да и родители из боязни всего смешного делают нелепые ошибки. И самую вредную ошибку: скрывают пороки ребенка и упущения в его воспитании; ребенок до поры до времени изображает перед гостями за щедрую плату хорошо воспитанного, а потом мстит.
93. Родной язык – это не нарочно подобранные для ребенка правила и нравоучения, а воздух, которым дышит его душа наравне с душой всего народа. Правда и сомнения, вера и обычаи, любовь и недоброжелательность, резвость и важность, всевозможное достоинство и низость, богатство и бедность – все, что создал в порыве вдохновения поэт и изрыгнул в пьяном трепе бандит, столетия истового труда и мрачные годы рабства.
Кто думал о том, кто писал, кто исследовал, как убивать бактерии и насыщать эту стихию кислородом? Быть может, оказалось бы, что не здоровое простонародное «обосрался», а салонное «согрешил» содержит в себе зародыши разложения?
«Бог помочь. Бог его покарал. Черт меня дернул. Сущий рай. На седьмом небе. Дома ад. С Богом. Как у Христа за пазухой. Бог подаст. Читает как пономарь. Святоша. Богомаз. Ни копейки за душой. Душа в пятки ушла. Черту душу продал бы. Грешки за ним водятся. Седина в бороду, бес в ребро. Морковкино заговенье.
На здоровье. Твое здоровье. В пятницу дело пятится. Икота, кто-то вспоминает. Влюблена, пересолила суп. Нож упал, голодный мужик торопится. Типун тебе на язык. Одной ногой в могиле.
Китайские церемонии. Цыганский пот. Русское авось. Барская милость. Хамская морда. Сиротская доля.
Старый зануда. Старый дурак. Старая кочерга. Сопляк, пигалица, щенок, желторотый, молоко на губах не обсохло.
Слепой? Нет, незрячий. Старый? Нет, древний. Калека? Нет, убогий.
Собачья погода. Собачья смерть. Сукин сын, сукина дочь. Со злости бесится. Мечется как угорелая кошка. Волчий аппетит. Я из тебя котлету сделаю.
Пустая голова. У него голова трухой набита. Втирает очки. Шариков не хватает. Лопну со смеху. Сухим из воды выйдет. Знает как свои пять пальцев. Будет из нее штучка. Отравляет мне жизнь».
– Что это? Откуда взялось? Почему так говорят?
– «Бутылка» – имя существительное, «бутылка» – подлежащее. «Пробка» – имя существительное…
– Но почему: глуп как пробка? А этот человек, который выдумал грамматику, был умный?
94. Дети не любят непонятных выражений, порой пытаются поразить ими окружающих. Дети не без выбора усваивают язык взрослых и некоторым нашим ходовым оборотам оказывают явное сопротивление. «Слушай, дай мне. Эй, слышь, одолжи. Послушай, покажи».
«Слушай», «послушай» соответствуют нашему «пожалуйста». Просить – это «просить милостыню» (нищий просит милостыню). Ребенок не любит это унизительное выражение.
«Думаешь, я тебя просить буду! Не проси его! Стану я его там просить! Подожди, ты еще у меня напросишься!»
Я знаю один лишь особо торжественный оборот:
– Эх ты какой, а я тебя так прошу!
Выражением «видишь ли» ребенок заменяет не менее неприятное «прости, пожалуйста».
«Видишь ли, я это нечаянно. Видишь ли, я не хотел этого. Видишь ли, я не знал».
А богатство средств выражения, цель которых убедить, предостеречь, не допустить бурных сцен?
«Перестань, оставь, лучше не трогай, отстань, уйди. Да брось же! Я тебе добром говорю, перестань! Прошу тебя, перестань (просьба здесь – категорическое приказание). Да уйдешь ты? Слушай, перестанешь ты наконец?»
Угроза:
«Хочешь получить? Схлопочешь! Вот увидишь, пожалеешь. Заревешь ты у меня!»
Пренебрежительное сдваивание слов:
«Ладно, ладно… Знаю, знаю… Погоди, погоди…»
Мы заставляем ребенка бояться.
«Очень я боюсь! Думаешь, испугался! Буду я его там бояться!»
Каждая собственность ребенка спорна: нельзя отдать, не спросив, нельзя портить, у него лишь право пользования (и тем более ценит он нераздельное обладание).
– Это твоя лавка, твой стол?
– Мой (или: А может, твой?).
– Я первый!
«Первый» занял место, начал играть, копать. Заботясь о своем покое, взрослые очень поверхностно решают споры ребят.
«Это он начал! Он первый начал! Стою я, а он…»
Любопытна отрицательная форма:
«Как я не двину ему! Как я не брошусь бежать! Как мы не примемся хохотать!»[17]
Содержание этих рассказов – озорство; может быть, «не» является отголоском запретов.
«Ну помни, не надуй. Ты ведь слово дал. Нарушил слово!»
Кто не сдержал обещания, тот свинья. Взрослые обязаны это помнить.
Богатый материал для изучения.
95. Ребенок, не вконец восстановленный против бедных людей, любит кухню, и любит не потому, что там сушеные сливы и изюм, а потому, что в кухне что-то происходит, а в комнатах ничего не происходит; и сказка там интереснее, и, кроме сказки, услышит рассказ из всамделишной жизни, да и сам что-нибудь расскажет, и его выслушают с интересом, потому что на кухне он человек, а не собачонка на атласной подушке.
«Так сказку тебе сказать? Да уж ладно, скажу. Как это там было-то? Дай вспомню».
Прежде чем сказка начнется, у ребенка есть время принять удобную позу, оправить платье, откашляться, приготовиться к долгому слушанию.
«Идет она, идет по лесу. А в лесу темно, ничего не видать: ни дерева, ни зверя, ни камня. Темнешенько. Страшно ей, ух как страшно! Перекрестилась она раз – страх-то и поубавился, перекрестилась другой, дальше идет».
Я пробовал так рассказывать. Нелегкое это дело! Нам не хватает терпения, мы торопимся, мы не уважаем ни сказки, ни слушателя. Ребенок не успевает за темпом наших рассказов.
Умей мы так рассказать о полотне, которое делают изо льна, быть может, ребенок не думал бы, что рубашки растут на деревьях, а на полях золу сеют…
А вот и подлинное происшествие:
– Утром встаю я, а в глазах у меня все двоится: вижу всего по два. Смотрю на печку – две печки, смотрю на стол – два стола. Я знаю, стол один, а вижу два. Протираю глаза – не помогает. А в голове так и стучит, так и стучит…