онечно, нельзя подзуживать: «Не сдавайся!», «Трус!», «Врежь ему!», «Ату!» – как собаке. И радоваться и издеваться нельзя.
Мальчишки кричат: «Смотрите, они дерутся!» Я сразу иду, наблюдаю, приглядываю, но не вмешиваюсь. А зачем? Схвачу одного за руку – другой воспользуется заминкой и наподдаст, так что первый еще больше разозлится. И что дальше? Я их разниму, а они потом завершат дело в другом месте. Или испугаются, что я сейчас вмешаюсь, а они не успеют выяснить отношения, ну и напортачат в спешке. И вместо совершенного кристалла драки мы получим изуродованный, исковерканный, неестественный ошметок, фрагмент, огрызок.
Хуже всего, когда дерется новичок: он не знает, не может рассчитать, не умеет – сразу кулаком в нос. Бывают носы очень кровоточивые; опытному бойцу об этом известно, он на всякий случай подобных ударов избегает, а новичок на это ведется. Взрослые же сразу: «Кровь! Ах ты, бандит!..» А он вовсе и не бандит, все дело в особенностях вышеупомянутого носа.
Я убежден: нельзя предательски за горло, нельзя в живот, нельзя выкручивать голову, нельзя выламывать пальцы (во второй фазе драки). Одежду не нужно рвать. Одежда, стулья, утварь – всего лишь сторонние наблюдатели. Но драка правильная, техничная, основательная, драка как таковая, достойный мордобой – это пожалуйста.
И именно из уважения к этому занятию не стоит опошлять его, превращать в занятие обыденное, драться слишком часто. Изредка, в исключительных случаях – когда нельзя избежать, и не из-за пустяков, и не спустя рукава.
Вот поэтому я и придумал пять способов. Плюс сильная воля – главный тормоз. Да, воля – львиный коготь, орлиное перо, соколиное крыло; не кулак – воля!
Я не сторонник драк. Но как педагог обязан в них разбираться. Я и разбираюсь. Не осуждаю. Мирюсь с ними. Я мог бы на эту тему говорить целый час, два часа. Актуальная тема. А как же иначе? Просто запретить – и все?
Мегерочка
Ничего, что ты всплакнула слегка; послушай теперь человека, который желает тебе добра. Поверь: может, слишком резко, но я сказал правду. Чистую правду. Конечно, можно правду завернуть в красивую обертку, бантик прицепить. Например, вместо «Ты идиот» можно сказать: «Ты в этом не разбираешься». Или вместо «Ты меня обманул, обокрал, ты вор» можно сказать: «Ты злоупотребил моим доверием».
Да, я сказал то, что сказал, и слово не воробей. Но теперь хочу объясниться, растолковать тебе кое-что.
Я не защищаю мальчиков – знаю, что они тебя обидели. Но ты же первая сказала ему «сопляк». А ему ведь тоже двенадцать лет. Так с какой стати, почему это он, твой ровесник, сопляк? Мальчики терпеть не могут, когда им говорят такое. Видишь ли, мальчик не мал и не глуп – у него просто другой, особый ум. И вот ты ему – «сопляк», а он тебе в ответ – «задавака», «цаца», «воображала», «умная какая нашлась», и еще «кокетка», «нос напудрила и хвостом вертит».
Я тут выступаю не как воспитатель, а всего лишь как свидетель и вовсе не защищаю мальчишек – знаю, что они способны довести до белого каления.
Понимаешь, девочка быстрее, раньше вырастает; через два-три года мальчик ее догонит и перегонит, но сейчас ему обидно, что она рисуется, строит что-то из себя, ну прямо взрослая барышня – и ростом, и фигурой, и манерами. И ты его задела.
Ну я и сказал одно слово, одно словечко. А ты сразу в слезы, сразу обиделась смертельно. Из-за одного-единственного слова?
Погоди-ка, а сама? Я сейчас даже не о мальчике – о девочке. Ты говорила, что платье ей купили на рынке подержанное, что вкуса у нее ни на грош – точь-в-точь как у ее мамочки, что глаза у нее коровьи, называла ее пампушкой и обезьяной из зоопарка. И якобы подлизывалась она к тебе только из-за шоколадок, и вообще притворщица, ангелочек кривоногий, и в волейбол играть не умеет – руки-крюки, и еще интересничает, чтобы мальчишкам понравиться. И ты от ее одноклассницы знаешь, что на контрольных она списывает, и газет она не читает, и головка у нее слабенькая, и вообще она сама с собой разговаривает (а это неправда – она повторяла стихотворение для спектакля, роль учила).
Ты вся такая утонченная и воспитанная, и учительница тебе доверила торжественный букет, и все же ты сказала (не отпирайся), что не желаешь играть с вонючками. Так что и малыши на тебя обижены: они подают мяч, и ты, между прочим, сама дважды сплоховала.
И еще ты сказала (не спорь), что я полчаса дрался с дошкольником и мы едва друг друга не убили. Кажется, ты даже сказала «придурки». Но это ерунда, я не затем говорю, чтобы тебя обвинять, просто хочу оправдаться за это свое одно-единственное словечко, хочу, чтобы ты меня простила. Ведь когда добрая воля с обеих сторон, все кончается хорошо.
Я, например, если накричу (бывает, что приходится), сразу говорю: «Я буду сердиться на тебя до обеда» – или до ужина, а если что-то серьезное натворил, то даже до завтра. И не разговариваю с ним. Приходит он, к примеру, с товарищем, и тот меня спрашивает: «Можно ему взять мяч»?» А я: «Скажи, что он может взять мяч поменьше, но только не в футбол».
Каждый раз нужно искать решение. В моем педагогическом арсенале, в моей, скажем так, аптечке воспитателя есть самые разнообразные средства: легкое ворчание и мягкая укоризна, рявканье и фырканье, даже сильнодействующая головомойка. Тщательно разработанная фармакопея.
Иногда достаточно сказать: «Ну знаешь…» – и печально покачать головой; или же помотать ею: «Не делай так». Иногда спросить: «Ну и зачем ты это сделал?» Или покивать: «Теперь уж ничего не попишешь, зато будет тебе урок». А он уже весь пунцовый стоит или даже в слезах, так что порой и утешать приходится.
Но нередко доводится лезть в банку с крепкими укорами и сильными попреками: бывают ведь мелкие проступки, а бывают непозволительные действия, и тут применимы самые разные слова и обороты.
Знаешь, я заметил, что, если постоянно использовать одни и те же выражения, их действие слабеет. Например, «непоседа» уже не помогает, даже раздражает: он просто не понимает, а почему это он должен сидеть… Совсем другое дело, когда рявкнешь: «Ах ты, супермотор!» (торпеда, ураган, перпетуум-мобиле). Я избегаю однообразия, обновляю репертуар, обращаюсь к разным сферам. Орнитологии, например: «Эх ты, ворона!» Или кулинарии: «кисель», «чайник».
Никогда не знаешь, что сработает. К одному хулигану и так я пытался подъехать, и эдак – без толку. Громил его существительными – все впустую. Но как-то раз: «Ах ты, фа мажор!» Так он целый день был тише воды ниже травы.
На одних действуют длинные слова, на других – короткие. А стало быть, одному – «Ты дезорганизатор!», а другому – «Ты сноб» (фрукт, тип).
Усиливает эффект встречающееся в слове «ррр». Немецкое Donnerrrwetterrr[53] очень даже подходит, но можно обойтись и отечественным вариантом, не прибегая к импорту.
Люблю фольклор: «неслух», «михрютка», «кулёма», «шалопут»… Рявкнешь: «Ах ты, колоброд строптивый!» – и сразу пахнёт сеном и смолой.
Или вот историко-политические ругательства (тоже порой помогают): «варвар», «вандал», «масон», «инквизитор», «диктатор», «Гит…» – ой, нет-нет, Наполеон!
Для пущего эффекта хорошо использовать приставку «ультра-» или «архи-». Например, «ультраболван», «архирастяпа».
Очень неприятны мне прилагательные «строптивый» и «мстительный». Какие-то они шершавые, царапающие. Никогда не употребляю слов «лентяй» и «осел» и лишь в исключительных случаях – «идиот». Это у меня, видимо, какая-то детская травма, эхо пережитого. «Нюня» – тоже нет, по тем же причинам. Потому что, когда ребенок плачет (не кричит, не скандалит, а заливается слезами, не всухую злится, а «вмокрую» страдает), нужно ему, беспомощному, посочувствовать и помочь.
Ты вот обиделась на меня за то, что я сказал. В твоих слезах были, наверно, и гнев, и задетое самолюбие – противоречивые чувства, и мне тебя жалко, мне хочется тебя развеселить и убедить, что по сравнению с моими громами и молниями то слово было почти невинным…
Но я еще не закончил, не думай. Так вот, разные бывают ситуации. Например, он уперся, что хочет огурец целиком. Я: нет; он: дай; я: кусок; он: нет, целый. «Ты прямо мегаломан, небоскреб, у тебя мания грандиоза». И иронически: «Это ж надо – целый огурец!»
Или вот еще: я хочу спать, а он – играть в поезд, в полицейских, в Яна Кепуру[54], в войну, в разбойников. Ну уж нет. Поднимаю его с пола и говорю: «Ах ты, артобстрел моего терпения, краеугольный камень моей выдержки, вечный некролог моего спокойствия!» Глянул на меня, видно, что-то свое уразумел и ответил: «Ну ладно, я тогда кубики соберу».
А эта девчонка! Взяла мой зонтик, шляпу и пальто – и голливудскую звезду изображает. Заявляю ей: «Ну прямо магистр элегантиарум! Неофитка от хореографии ты, ультрафотогеничная экстразвезда суперкино!» Она обиделась (и тоже смертельно), что-то бормотала себе под нос: «Он меня не любит», «Вечно он злится»… Ну а что? Вновь и вновь твердить: «нехорошо», «некрасиво»? Так она и не поверит: знает, чертовка, что очень даже хороша…
Этот потерял тетрадку – говорю: «Ты прямо трагическая фигура». Тот разобрал будильник: «Ты подозрительный индивидуум». Снова подрался: «Ты черный персонаж, демоническая личность». А на этого бесстыдника девочка пожаловалась: мол, всякие слова произносит. Тогда я: «Ты, монстр гривуазности, инкубатор извращений, выкину тебя из сердца, свинья ты эдакая, до полдника!» И баста.
Думаешь, помогает? Нет, милая. Но и не вредит. Во врачебном искусстве это называется ut aliquid fieri videatur[55]. Опытный врач помнит: primum non nocere[56]. Не навреди и терпеливо жди. И никогда не говори, что он неисправим и ничего из него не выйдет. Наоборот, всегда убеждай, что это пройдет и все будет хорошо, это временные трудности и недоразумения, все образуется и в будущем он достигнет совершенства.