Тишина. А она шепотом:
– Да. Я тоже так думала.
– Довольны вы моим объяснением?
– Да!
Воспитательница меня спрашивала, как отвечать на щекотливые вопросы. Нет вопросов глупых или щекотливых, если отвечать честно и с чувством меры. Если мы сами знаем ответ.
Репортаж с матча
Хотите? Хорошо. Я согласен. Я же обещал. Но только чтобы вы потом не пожалели. Потому что это совершенно бессмысленно. Да, конечно, я уважаю спорт, я знаю, что вы хотите нарядить меня в плавки и заставить побольше двигаться. Но вы сами убедитесь – это невозможно. Ну какой из меня спортивный комментатор?
Да еще именно сегодня, когда я хотел с вами об Элладе… По плану у нас Греция.
Греция и Эллада – это, видите ли, одно и то же.
В этой древней Элладе были два города – Спарта и Афины. Как Варшава и Краков, например, или Познань и Вильно, или Львов и Лодзь. Афиняне – греки и спартанцы – греки. Но у них была взаимная нелюбовь. Потому что в Спарте на первом плане – спорт, мускулы, снаряды, упражнения и войны; афиняне же, если надо, тоже могут быть героями, но предпочитают книги, скульптуру, театр, музыку. Так что афиняне считали спартанцев неотесанными дикарями и невежами, а спартанцы афинян – самовлюбленными неженками и пустомелями.
И вот на Спарту напали мессенцы – их воинственный вождь Аристомен атаковал Спарту. Спартанцы начали поддаваться. Уже Аристомен разбил в окрестностях Спарты свой лагерь. Уже мессенцы купали коней в их реке (это не Висла была, а Эврот). Ночью Аристомен прокрался в Спарту и повесил на спартанском храме свой мессенский щит. Позор, да. Но обессилевшие спартанцы спали; уже столько молодежи полегло в битвах.
Что же делать? А вы угадайте, как они поступили.
Собрался тогда совет старейшин и порешил послать гонцов в Дельфы – там был греческий храм (греки тогда еще были язычниками, в разных богов верили). В этом дельфийском храме сидели не гадалки, не цыганки, а жрицы бога Аполлона; они советовали, как поступить, если случалось несчастье. Назывались они пифии. И самая главная пифия приняла дары от спартанских гонцов, уселась на треножник (такой стул с тремя ножками) – сидит, нюхает фимиам и, вдохновившись, начинает говорить. Так вот, она посоветовала просить, умолять о помощи – угадайте кого? Тех самых афинян.
Что?! Они, спартанцы, будут умолять о помощи этих неженок? Ни за что! Позор какой!
Но выхода не было. Что станется, если Аристомен и мессенцы захватят Спарту? Плен или смерть.
Нечего делать… Не было тогда ни телеграфа, ни радио, так что они послали ладью, которой как-то удалось проскользнуть через мессенский лагерь (ведь Спарта, как я уже сказал, была осаждена). И – в Афины: помогите, пришлите нам на помощь войско и корабли!
Ну ладно. Послали. С нетерпением ждут помощи, вооруженных афинских отрядов. Ждут-ждут – ничего.
А теперь угадайте, что сделали афиняне.
Так вот, они прислали одного афинянина – Тиртея[61].
Но кто это такой? Может, какой-то невероятный силач, знаменитый спортсмен или великан? Нет. Обычный поэт, усталый и безоружный. Хуже того – хромой поэт. Вот. Обычный хромой человек, один и вдобавок слабый. И держал он в руках не меч, а лютню – такую греческую мандолину.
Он сказал, что споет им. «Спарта, – сказал он, – приветствую тебя, я афинянин». А где же войско? «Войска нет – я пришел один. Афины прислали меня, поэта, с лютней и песней вам в помощь».
Ах вот как?! Нас предали! Они это сделали нам назло! Посмеяться решили. Предатели. Смерть! Убить Тиртея! Этого хромоногого!
Дело в том, что когда в Спарте рождался ребенок слабенький или инвалид, его убивали, сбрасывали со скалы: какой же спортсмен из него, хлюпика, вырастет…
Вот так вот. Но бесстрашный Тиртей не испугался, а только заявил: «Народ Спарты, я безоружен». И еще: «Я афинянин, а значит, готов к смерти». Так поэтично он сказал, так гордо. Пускай его осудят на смерть. Он только просит разрешить в последний раз спеть, последней песнью проститься с Элладой, родиной, Грецией.
И что же – они согласились? Как вы думаете? Все верно. Они решили, что убьют его, но потом; им было любопытно, что он скажет, что споет.
Я прочитаю вам: он играет на лютне и поет.
Начинается песнь так:
Знаете край вы, в котором скалистые стопы
морем омыты, Олимп венчает главу?
Здесь кастальский источник кристально-прозрачен,
розы льют аромат и поют соловьи…
Знаете край вы, которому боги дали
дивную мощь и гармонию чудную слов?
Здесь вырос муж, львам разрывавший пасти
и у гидры мечом отсекший ее семь голов[62].
Это он о Геракле.
Так он дальше пел, играл на лютне и пел: о том, что Спарта была свободной, что Спарта всегда побеждала. А теперь склоняет голову перед Аристоменом, перед мессенцами.
И разгневанный Тиртей восклицает: «Придите сюда, мессенцы! Свяжите их. Закуйте в кандалы, чтобы продать». (Да будет вам известно – рабов продавали.) «А ваши дочери и жены пусть оденутся в белое и танцуют и пьют вино с врагом». (Был такой обычай.)
И дальше пел поэт Тиртей, афинянин. Он пел так: «Умерла в Спарте кровь мужественных отцов». И еще: «Пускай погаснет солнце, чтобы никто не увидел этого позора». И закончил призывом сломать мечи и бросить в пропасть, чтобы никто не знал, что железо у них было, а сердца (то есть отваги) недоставало.
А теперь угадайте, что случилось дальше.
…Боже! Что я наделал! Заболтался. Мы опоздали. Бегом на стадион!
Свисток у вас есть? Вы должны были написать мне на бумажке, как это все называется. Вот увидите, мы окажемся посмешищем. И дайте стакан воды – у спортивного комментатора всегда во рту пересыхает. Давай сюда шпаргалку. Карандашом? Я же не разберу.
Быстрее! Что? Часы стоят? Опоздали на передачу? Уже звонили из Варшавы?
Начинайте. Будь что будет. Включай микрофон. А ты следи. Не сюда. Эй! (Свисток.) Волейбол. Матч. Триумф. Поражение. Волейбол, однако. Играют. Партии, сборная, элита. Уровень высокий. Темп стремительный. Ситуация. Техническое превосходство. Большие амбиции. Игроки в прекрасной форме.
Играют. Играют, играют. Очко. Перестановка игроков. (Свисток.)
Играют. Играют. Играют. Не щадят себя. Да. Не щадят себя.
Успех. Попали. Вышли в финал. Позиция. Какая? Неустойчивая. Ладно.
Фантастический бросок. Ответ.
Черт! Это и впрямь был высокий класс. Не знаю, как сказать. Да и как такое расскажешь – телевидение бы сюда!
О-о-о, снова три интересных броска, только я не знаю, как они называются. Этот – тому, а тот – третьему, а это, кажется, «свеча». (Свисток.) Дай попить, в горле пересохло. Подожди, пиджак сниму.
Играют. Играют. Хорошо. Держись! О-о-о! Ян Англик флегматично усмехается в усы. Смотрит. Он бдителен и безус. Браво!
Играют, играют. Этот встал на одно колено и отбил, подачи – верхняя, боковая, прямая, острая, кислая, мокрая (не могу разобрать, что здесь понаписано).
А мегерочка платье поправляет, причесочку, ручки отряхивает – с достоинством, оглядывается торжествующе. (Свисток.)
Смена позиций. (Забыл.)
Играют, играют, не щадят себя – жестко, остро. А этот – как француз: загорелся, погас. Усмехается скептически. Рира бьен ки рира ле дернье[63].
Хорошо, хорошо. Играют. Эх, прошляпил! Расстроен, смущен. (Свисток.) Дай попить. Жарко.
Классический бросок. Мяч. Подал, отбил – крыло, центр. Свисток. Угол. Центр. Сет. Заслон. Накат. En avant[64]. Шах! (Дошкольник корчится от смеха.) Ау… аут. У-у-ух! Молодчина!
Темп, темп. Раунд, трасса, дуло, мушка, лимузин. Пикник, банкет. Команда, котлета. Корт, форт, торт, мопс. В огороде бузина, а в Киеве дядька. Байдарка, ромашка. Верх, низ, рекорд, вихрь.
Скажи, чтобы отошли, – заслоняют. И нечего было карандашом калякать: я не могу разобрать, и приходится фантазировать. (Свисток.)
Играют, играют. Перехватили инициативу.
Я прямо засмотрелся. Темп, темп. Гол. Фол. Молниеносно.
Не знал, что так трудно одновременно смотреть и говорить. И какое отношение это имеет к научному обществу?
И почему именно я спортивный комментатор, а не кто-нибудь из вас? Укусит тебя микрофон, что ли, поцарапает, толкнет, ущипнет? (Свисток.) А если не получится – что, солнце перестанет светить или земля – вертеться? И вообще, в чем дело? Пока земля не трогалась с места, люди тоже умом не трогались. А нынче все завертелось в безумном танце: фокс, файв, трот, флит, бридж… дурдом. (Свисток.)
О-о-о, красиво. Но надо разбираться, надо понимать, знать. И надо передачу подготовить, разработать.
Я могу, а тебе не стоит: будут потом говорить, мол, поэтому ты сидишь тут как на именинах. Знаю я таких: вокруг работа, борьба, сражение, идеи – а он расселся и любуется собой. Работа кипит, все время что-то требуется – время, деньги, и то и другое, а она сидит как засватанная… (Свисток.)
Ну давай листок. Раз начал, надо довести до конца. Я не знал, что в спорте – в волейболе – так хорошо можно узнать человека: кто эгоист, кто хищник – расталкивает локтями; этот общественник, тот самоотверженный, этот вынюхивает, ждет удобного случая.
Ты посмотри, надо же. Мог ведь перепасовать, так нет. Мессенец, гад, Аристомен… у-у-у, Брахмапутра, – предпочел сам напортачить!
Смена позиций. (Свисток.)
Играют, играют. Волейбол. Стремительный темп. Высокий уровень. Ситуация. Кондиция. Большие амбиции. Техническое преимущество.
Нет. Это уже было.
О-о-о, подпрыгнул. Отбил. Удар. Фол. Локаут, конфликт, кубок, контракт, экспорт. Полупрострел. Demi place[65]. Дистанция. Тренинг. Ракетка. Регата. Бросок с земли (упал, лежит) – аут. В отчаянии.