Сегодня, спустя много лет, можно совершенно определенно сказать, что в Анголе шла опосредованная война между США и их союзниками, с одной стороны, и СССР – с другой. Азимуты холодной войны и конфронтации проходили здесь, как и во многих других местах, похожих на Анголу. При этом в отношении национально-освободительных движений политическая линия Москвы была более консервативной, чем ее же политика на евроатлантическом направлении, где с большими сложностями, но все же находились компромиссы в поисках путей разоружения и снижения опасности ядерного столкновения. Например, в Зимбабве, так же как и в Анголе, конкурировали между собой два национально-освободительных движения: ЗАПУ во главе с Джошуа Нкомо поддерживал Советский Союз, а ЗАНУ во главе с Робертом Мугабе получал помощь со стороны Запада. Помню, как в октябре 1978 года во время конференции в поддержку народов Африки, проходившей в столице Эфиопии Аддис-Абебе, советская делегация пришла на переговоры в резиденцию, где размещался прибывший на эту конференцию Фидель Кастро. Каково же было наше удивление, когда мы увидели кубинского лидера, общавшегося с главой ЗАНУ Робертом Мугабе. Думаю, в то время политика наших кубинских союзников была более динамичной, гибкой и продуманной, чем позиция СССР.
Но вернемся к моей миссии в Анголе. Я должен был срочно провести беседу с Нето. Он приземлился в тот же день в гражданском аэропорту, и его торжественно встречали как политического лидера МПЛА. Нето знал, что я ищу контактов с ним, но встретиться сразу мы не смогли. В той наэлектризованной военно-политической обстановке это было неимоверно сложно. Ночью в наш гостиничный номер стали стучать какие-то люди, представившиеся моему помощнику дезертирами из португальской колониальной армии. Они просили политического убежища в СССР. Думаю, это была провокация, нацеленная на то, чтобы прощупать мою миссию. Но даже если это было не так, то необходимости предоставлять политическое убежище португальским дезертирам у нас не было. СССР легально поддерживал МПЛА, и брать каких-то «пленных» было бессмысленно.
Связаться с Нето пока не удавалось. Обратиться в посольство или в консульство было нельзя – их попросту не существовало. Оставаться в городе становилось небезопасно, и мы перебрались в пригородную гостиницу, назвавшись для конспирации специалистами по цитрусовым культурам. Там мы продолжали искать контакты с Нето, пока на нас не вышли люди из МПЛА, которые и организовали нашу встречу с ним.
Обмен информацией с Нето состоялся в хорошо охраняемом помещении, причем вокруг было много вооруженных не только мужчин, но и женщин – активисток МПЛА. На следующее утро мы отправились на митинг сторонников Нето, проходивший на центральном стадионе в Луанде. Меня разместили рядом с лидером МПЛА, чуть дальше находились его супруга и ее мать. Нето был женат на женщине из среды португальской аристократии. Мы явно выделялись из числа собравшихся своим цветом кожи. Я выступил на митинге и был абсолютно уверен в том, что мы с Выдриным в тот момент были единственными советскими людьми на земле Анголы.
Но это было не так. Когда я вернулся в Москву, то начальник Главного разведывательного управления Советской армии и Военно-морского флота Петр Иванович Ивашутин попросил меня выступить перед офицерами ГРУ по итогам поездки. В абсолютно закрытом режиме я рассказал о своих наблюдениях. Военную разведку это очень интересовало, поскольку на Луанде сходились тогда проблемы ЮАР, Намибии и других южноафриканских стран. После выступления и ответов на вопросы Ивашутин загадочно посмотрел на меня и улыбнулся. Мол, сказано еще не все. «Очень интересное выступление, Александр Сергеевич, но когда вы сидели рядом с Нето, то у вас за спиной находился майор Уваров. Товарищ Уваров, поднимитесь», – сказал Ивашутин.
Этот майор Уваров находился тогда в Луанде в качестве корреспондента ТАСС и одновременно югославского информационного агентства ТАНЮГ. Так что еще один советский человек был тогда рядом, возможно, перед ним стояла задача прикрыть меня в случае опасности, но я об этом ничего не знал.
В Анголу я потом прилетал еще несколько раз. В 1976 году по инициативе СССР, и в частности нашего комитета, в Луанде была созвана международная конференция солидарности с Анголой. На самом деле, конечно же, это было мероприятие в поддержку Агостиньо Нето и МПЛА. Гражданская война набирала обороты, на юге страны шли бои с участием авиации и артиллерии. Конференция проходила в сложнейших условиях. Военный атташе контр-адмирал Дыбенко предупредил меня и главу кубинской делегации, что за нами идет охота с целью физического уничтожения. Меры безопасности были сразу же приняты. В состав советской делегации из восьми-девяти человек входили генерал-майор Иван Плахин и обозреватель газеты «Известия» Викентий Матвеев. Как только стало известно, что моей жизни угрожает опасность, они не отходили от меня ни на шаг. Покушение могло произойти в любую секунду. Зато остальных членов своей делегации я на близком расстоянии от себя уже не видел.
Поездки в Анголу предоставляли мне возможность самой широкой работы. В Луанде тогда находилась штаб-квартира председателя партии СВАПО Сэма Нуйомы, который впоследствии стал первым президентом Намибии. Перед тем как занять высший государственный пост в своей стране, он тоже прошел через соперничество с лидерами других повстанческих организаций, пользовавшихся поддержкой Запада. Наши встречи с Нуйомой проходили на заброшенном пляже на берегу Атлантики. Нуйома сообщал важную информацию, касавшуюся в основном тех действий, которые следовало предпринять КПСС и советской дипломатии для международной поддержки СВАПО. В то время в ООН действовал специальный комитет по Намибии, и было очень важно, чтобы наши представители в ООН и других международных организациях опирались на знание реального положения дел, а не на ту картину событий, которую рисовали им коллеги из США, Западной Европы и ЮАР. В результате советская дипломатия использовала свежие, достоверные аргументы, которые помогали ей с трибуны ООН продолжать линию на поддержку борьбы колониальных народов за независимость.
Понятно, что мы общались с Нуйомой не только с помощью таких экзотических средств, как совместные заплывы в океане. Были и другие каналы, например телеграммы, дипломатическая почта. Однажды Нуйома сообщил через советское посольство, что хотел бы приехать в СССР на празднование очередной годовщины Великой Октябрьской социалистической революции. Лидеров национально-освободительных движений обычно приглашали в СССР на съезды КПСС и годовщины знаменательных исторических событий. Это был как бы третий эшелон зарубежных гостей – в первые два входили главы государств социалистического содружества и лидеры коммунистических и рабочих партий несоциалистических стран. В телеграмме Нуйома написал: «Рассчитываю на встречу с Генеральным секретарем ЦК КПСС Леонидом Ильичом Брежневым, а также с товарищем Дзасоховым из Советского комитета солидарности стран Азии и Африки».
Конечно, учитывая строгую политическую иерархию, так формулировать свою просьбу было нельзя – слишком большой разрыв существовал между Генеральным секретарем ЦК КПСС и нашим комитетом. Однако в этой формулировке было очевидное признание важной роли, которую Комитет солидарности стран Азии и Африки играл в поддержке национально-освободительных движений. Для Нуйомы наш комитет и Генеральный секретарь ЦК КПСС действительно находились где-то рядом друг с другом.
Похожий случай произошел и с Агостиньо Нето. Когда он впервые прилетел в СССР в качестве президента Анголы, в его честь был устроен торжественный прием от имени Председателя Верховного Совета СССР Николая Подгорного. Прием проходил в гостинице «Советская». Я увидел, что Нето, пообщавшись с Подгорным, хочет сразу же подойти ко мне. По протоколу этого делать было нельзя. Поэтому я, как смог, попытался уклониться от «преждевременной», по дипломатическим канонам, встречи.
Нето не случайно воспринимал меня как старого друга. Ведь первое наше знакомство состоялось еще в 1972 году. Тогда мы оба участвовали в работе международной комиссии, расследовавшей обстоятельства убийства Генерального секретаря Партии независимости Гвинеи-Бисау Амилькара Кабрала, погибшего от рук предателей из своего окружения.
Много раз я чувствовал потребность написать воспоминания о выдающихся лидерах антиколониальной борьбы, лидерах национально-освободительных движений Африки и Индокитая, с которыми был лично знаком. Амилькар Кабрал – как раз один из таких людей. Он получил блестящее гуманитарное образование во Франции, был человеком в высшей степени эрудированным, знал несколько европейских языков, обладал выдающимися ораторскими способностями. Ему было присвоено звание почетного доктора Института Африки Академии наук СССР. Хотя Гвинея-Бисау – небольшая страна, среди лидеров национально-освободительного движения Кабрал пользовался огромным авторитетом. Он выделялся из общего ряда за счет своих личных качеств и этим напоминал Фиделя Кастро, который был лидером небольшой страны, но одновременно и очень ярким политиком.
Кабрал был мулатом во втором поколении. Надо было видеть, с каким достоинством он говорил: «Я представляю народ Гвинеи-Бисау». К несчастью, Амилькар Кабрал не успел до конца самореализоваться. Останься он жив, ему конечно же суждено было стать президентом своей страны.
Убит Кабрал был предательски, собственными соратниками, когда находился в Конакри, столице Гвинеи, на приеме в посольстве Кубы в честь Дня национального восстания. Сразу после выхода с приема он был застрелен представителями своей же партии, которые в борьбе за власть решили убрать авторитетного лидера. По всей вероятности, они были связаны с португальскими колониальными службами безопасности, которые уже агонизировали, поскольку Португалия к тому времени почти потеряла контроль над своими колониями. Убийцы пытались скрыться на катерах в океане, но были перехвачены и арестованы службой безопасности Гвинеи. Так события излагались в печати. В действительности же очень оперативно сработал посол СССР в Конакри Анатолий Петрович Ратанов, в прошлом фронтовик, известный деятель международного мол