Так что работы у меня все время прибавлялось, причем с неизменным «двойным» коэффициентом. Поэтому, взвесив все за и против, я решил, что мне действительно следует сосредоточиться на деятельности в Верховном Совете СССР. Тем более что за время работы во Владикавказе я почувствовал: есть люди, готовые принять у меня эстафету на посту руководителя республики.
Мой положительный ответ в немалой степени был вызван и тем, что я более четверти века на разных должностях теснейшим образом соприкасался с международной проблематикой. Профессиональная дипломатия всегда увлекала меня. Сначала как человека, осваивающего профессию, а с годами и как сформировавшегося политика, основательно повлияв на мое становление в этом качестве. Искусство выстраивать взаимоуважительные отношения – а дипломатия учит этому – считаю одним из наиболее ценных качеств зрелой политической деятельности.
Однако мое тогдашнее решение было связано не только с интересом к внешнеполитической работе. Сам Верховный Совет СССР имел немалый вес, заметно влиял на государственные дела, на внутреннюю и внешнюю политику страны. В его стенах решались многие вопросы, значение которых выходило за пределы Советского Союза. При этом Комитет по международным делам занимал, пожалуй, ведущее место в парламентской табели о рангах – и по объему полномочий, и по значимости обсуждаемых проблем. Мы переживали период, когда к внешней политике СССР было приковано внимание всего мира. Я был непосредственно вовлечен в происходящее. В то же время надежные связи с земляками в Северной Осетии позволяли всегда быть в курсе происходящего там. Я был уверен, что, и находясь в Москве, смогу приносить пользу своей республике.
Размышляя спустя много лет об этом своем решении, испытываю противоречивые чувства: правильно ли поступил? Хорошо помню встречу в Государственном университете имени К. Хетагурова, когда уже стало известно о моем переходе в Москву, на другую работу. Профессор Римма Камаева сказала, что это очень спорное решение. Может быть, она и другие преподаватели вуза связывали со мной будущие интересные дела в республике или чувствовали нарастание сложных политических процессов в стране. К этим мыслям я не раз возвращался впоследствии, когда на мои плечи лег груз государственной и партийной ответственности и в считаные минуты и часы надо было определять позиции по ключевым вопросам государственной и партийной жизни.
Разделение полномочий между партией и государством в то время шло трудно, но продвижение было налицо. Роль ЦК КПСС в выработке внешней политики СССР была уже иной, чем несколько лет назад.
В доперестроечный период сложилась традиция: министр иностранных дел СССР непременно был членом Политбюро ЦК КПСС. Отсюда – ключевая функция главы МИДа: увязывать позиции партии по внешнеполитическим вопросам с курсом государства на международной арене. Этот подход имел серьезный недостаток: приоритеты внешней политики в устах министра иностранных дел обычно воспринимались в стране и за рубежом как автоматическое воспроизведение партийных решений.
И многопартийная система, как было очевидно, не создавала непреодолимых преград между установками правящей партии и внешней политикой государства. В странах с демократической политической системой внешнеполитические ведомства во многом аккумулируют национальные интересы и руководствуются ими в практической политике. Однако реализация этих интересов всегда происходит на базе политической платформы правящей партии, имеющей парламентское большинство или обеспечившей своему кандидату победу на президентских выборах.
В дореформенном, «однопартийном» Советском Союзе внешняя политика следовала в фарватере, обозначенном руководящими органами КПСС. Партийные директивы носили абсолютный характер. Иногда это становилось причиной серьезных внешнеполитических просчетов. Таких, например, как направление советских войск в Афганистан в обход Верховного Совета. Комиссии по иностранным делам «дореформенного» парламента, как правило, лишь оформляли принимаемые партийными лидерами решения. Законодательная деятельность велась лишь периодически, на непостоянной основе, как бы на общественных началах. Наблюдалась и своеобразная «личная уния»: комиссии десятилетиями возглавляли одни и те же персоны – члены или кандидаты в члены Политбюро.
Однако, критикуя такое положение дел, нельзя было впадать в противоположную крайность и отказываться от общего правила: министр иностранных дел от правящей партии проводит в целом политику этой партии. В последние годы существования СССР Министерство иностранных дел замкнулось на Президента и перестало считаться с мнением партийных органов. КПСС была фактически отстранена от выработки внешнеполитической линии. Хотя международники, работавшие в аппарате ЦК, были хорошо подготовлены для такого рода деятельности. Многие пришли на Старую площадь, будучи высококвалифицированными специалистами по внешнеполитическим вопросам.
Приведу очень краткий список. В нем заведующий Международным отделом ЦК КПСС Валентин Фалин – бывший посол СССР в ФРГ, помощник Горбачева Анатолий Черняев – один из ведущих экспертов по Великобритании, Карен Брутенц – высокопрофессиональный специалист по Востоку, Вадим Загладин – знаток Европы, высокоэрудированный, обаятельный человек. В начале 1990-х годов он был первым заместителем заведующего Международным отделом ЦК КПСС. Загладин мог на равных вести дискуссию с кем угодно на Западе. И хотя по своим способностям он вполне мог бы занять должность секретаря ЦК по международным вопросам, ему априори было отведено относительно скромное место внутри партийного аппарата.
Международники в ЦК обладали незаурядными знаниями, имели глубоко продуманные взгляды по многим вопросам. Однако в силу сложившейся традиции, которую не всегда удавалось преодолеть, им очень часто приходилось приспосабливаться к «верхам», оставляя свое мнение при себе. Они были обязаны оставаться лишь интеллектуальными функционерами партии, соблюдать осмотрительность в отношении начальства, неукоснительно следовать «генеральной линии». И так нередко поступали не только сотрудники аппарата, но и члены ЦК. С одной стороны, эти люди были нужны, с ними считались. Но с другой – войти в высшие эшелоны партии так, чтобы оказывать реальное влияние на политику, им не позволяли.
Уверен, демократизация внутрипартийной жизни много выиграла бы от развития внутрипартийного диалога. Для этого требовалась большая открытость, уважение к чужому мнению, прежде всего, в самом аппарате ЦК. Международники со Старой площади могли бы сыграть здесь не последнюю роль. Они были способны составить как раз то звено, которое сделало бы партию более открытой для дискуссий, в том числе и с внешним миром. По мере сил и возможностей разные люди в аппарате ЦК выполняли эту задачу. Но полностью реализовать свой потенциал они в сложившейся должностной иерархии все-таки не могли.
Комитет по международным делам: кто есть кто?
Как я уже отмечал, в неофициальной табели о рангах Верховного Совета СССР Комитет по международным делам занимал первую строку. Этот факт никто не мог оспорить. На то, думаю, были две основные причины.
Одна – субъективного свойства. После первого же заседания комитета я понял: работать будет интересно. Персональный состав участников оказался компетентным и представительным. Здесь были известные ученые, государственные деятели, крупные военачальники, специалисты-международники, люди, представлявшие КПСС и общественные организации. Члены комитета сначала доказали свою состоятельность вне политической сферы и лишь потом попытались применить собственные знания и способности в парламенте.
В нашем комитете работал директор Института США и Канады Академии наук СССР академик Георгий Аркадьевич Арбатов. Долгое время он был советником Горбачева по международным вопросам. К академической среде принадлежал и другой наш коллега – академик АН СССР Виталий Иосифович Гольданский. В Верховном Совете он занимался проблемами сокращения химических вооружений. В комитете трудился дважды Герой СССР летчик-космонавт Алексей Станиславович Елисеев, бывший в то время ректором Московского высшего технического училища имени Н.Э. Баумана – головного советского вуза, готовившего инженерно-конструкторские кадры. Среди участников наших дискуссий был один из общепризнанных теоретиков военного строительства, генерал армии Лобов. В ту пору он занимал должность начальника Объединенного штаба Организации Варшавского договора.
Творческую атмосферу практически в каждое заседание комитета вносил Валентин Фалин. Летом 1990 года он был избран секретарем ЦК КПСС по международным вопросам. Как секретарь ЦК КПСС Фалин напрямую информировал М.С. Горбачева по проблемам международной политики, основываясь на ее глубоком, всестороннем анализе.
Из чисто «партийных» кадров на заседаниях комитета выделялся Анатолий Сергеевич Черняев. На протяжении ряда лет он был бессменным помощником и советником М.С. Горбачева по международным вопросам.
Среди других членов комитета особое внимание привлекал Ф.А. Табеев – первый заместитель Председателя Правительства РСФСР. В нашем коллективе он был заметной фигурой. Значительную часть жизни посвятил изучению международной проблематики, прошел непростую школу дипломатической работы, будучи послом СССР в Афганистане.
Из известных людей, вошедших в комитет, должен отметить еще как минимум двоих: журналиста-международника с мировым именем Генриха Боровика, в прошлом председателя Советского комитета защиты мира, и первую женщину-космонавта талантливую Валентину Терешкову. Она тоже имела отношение к неправительственным международным организациям, была председателем Президиума Союза советских обществ дружбы и культурных связей с зарубежными странами. Хотя полный список всех достойных людей, превосходных профессионалов, оказавшихся в международном комитете Верховного Совета СССР, гораздо обширнее. К этому надо добавить, что обе палаты Верховного совета СССР возглавляли поли