Съезд уже завершался, когда меня внезапно пригласили в рабочий кабинет Горбачева, рядом с залом заседаний. Когда я вошел, его там не было. Меня встретил Ивашко. Я поздравил его с избранием на новую высокую должность. Владимир Антонович поблагодарил и сообщил, что генсек сейчас подойдет и будет предлагать мне войти в состав Политбюро и Секретариата ЦК.
Столь неожиданных предложений я не получал никогда. Как передать, что происходит с человеком в такие минуты? Сначала не мог поверить услышанному. А когда понял, что Ивашко не шутит, стал анализировать ситуацию. Первое: хватит ли моих возможностей, чтобы справиться с новым делом? Второе: надо ли в очередной раз менять профессию? Третье: если действительно предстоит работать в Политбюро, то не лучше ли заниматься тем, в чем я являлся и чувствовал себя хорошим специалистом, а именно международной проблематикой, межнациональными отношениями? Но этого мне как раз не предлагали.
Пока я размышлял, на пороге появился хозяин кабинета. Он сразу взял быка за рога:
– Саша, надо соглашаться. Поработаем вместе. Возьмешь всю идеологию, вдобавок образование, науку и культуру.
Я ответил в том духе, что если вести речь о работе в руководящих органах партии, то стоило бы учесть мой международный опыт. Думаю, со стороны было заметно, что я не в восторге от предложения Генсека «взять всю идеологию».
– Не воспринимай все слишком строго, – сказал Горбачев. – Ты что, меньше знаешь, чем другие?
Генсек сел за рабочий стол, продолжая убеждать меня принять его предложение. Говорил о вопросах, над которыми будем работать вместе, о новом проекте программы КПСС – его, по решению съезда, надо было подготовить к концу 1991 года. Я слушал, не говоря ни да, ни нет.
Ивашко за все это время не произнес ни слова. Думаю, он хорошо понимал мое состояние, ведь и сам недавно пережил аналогичные чувства: его неожиданно «выдернули» с прежней работы и «поставили» на должность заместителя Генерального секретаря ЦК КПСС.
С Владимиром Антоновичем я к тому времени не был близко знаком. Но кое-что о нем знал. Он почти более десятка лет преподавал в украинских вузах, затем долго был на партийной работе – сначала в Харькове, потом возглавлял Днепропетровский обком КПСС, несколько лет трудился на посту секретаря Компартии Украины. Он казался неординарным человеком и, вероятно, не случайно был востребован в своей республике как крупный политический деятель. Думаю, если бы Ивашко остался в своей республике, то дальнейшие процессы в стране, учитывая важнейшую роль Украины в Союзе ССР, могли развиваться по другому сценарию. Однако Генеральный секретарь имел на этот счет свое особое мнение.
Когда Горбачев вышел, Ивашко сказал:
– Понимаю вас, Александр Сергеевич.
Это были честные слова. Кто-то другой, тем более только что избранный на новую должность, мог бы подыграть генсеку, повторить дежурную фразу: «Давайте поработаем вместе». Но Владимир Антонович не сделал этого. Думаю, он хорошо понимал людей.
Впоследствии я близко узнал Ивашко по совместной работе. Он так и не превратился в классического партийного чиновника – был очень демократичен, интересовался широчайшим кругом проблем, обладая незаурядным чувством юмора, метко высказывался по таким политическим вопросам, которые у других вызывали затруднения.
В тот день мы расстались и с Горбачевым, и с Ивашко как бы на полуслове. Заседание ЦК, открывшееся после съезда, закончилось около полуночи в пятницу. А уже в пять утра в субботу я заваривал у себя на кухне крепкий чай. В нашей двухкомнатной квартире все еще спали. Я встал пораньше, чтобы успеть написать короткое, на одну страницу, письмо Горбачеву. В нем просил не выдвигать мою кандидатуру на посты секретаря ЦК КПСС и члена Политбюро. Почему хотел отказаться? К тому времени я не был новичком в политике: за спиной была дипломатическая и партийная работа, объездил десятки стран, повидал немало партий, парламентов и президентов. Был лично знаком со многими политиками мирового уровня. Благодаря этому опыту понимал: КПСС входит в сложнейший критический период своего развития. Казалось, что впереди могут случиться непредсказуемые события.
Было важно, чтобы Горбачев прочитал мое обращение до начала работы пленума, потому что потом, как я чувствовал, все мои усилия окажутся бесполезны. В восемь утра я уже был в Кремле, где передал составленный рано утром текст заведующему Общим отделом ЦК КПСС Валерию Болдину. В определенные часы он передавал Горбачеву текущую документацию. Мое письмо попало в «утреннюю папку» Генсека. Но Болдин вскоре вернулся: ответ был отрицательным. «Передайте Александру Сергеевичу, чтобы не делал глупостей», – сказал Горбачев. Лично встретиться с ним в то утро не удалось. Я увидел его только в зале заседаний.
Когда Горбачев назвал мою кандидатуру, я попытался взять самоотвод, однако мне не было предоставлено слово. А когда дело дошло до обсуждения и я оказался на трибуне пленума, перед лицом более пятисот членов ЦК и приглашенных, то самоотвод брать не стал, хотя сомнения оставались. Я не отказывался от поставленных передо мною задач, но повторил залу свои вчерашние аргументы, изложенные в записке Генсеку.
Возможно, в другой ситуации мне удалось бы убедить членов ЦК. Но тогда все зависело от Генсека, который вел заседание. Мои слова не произвели на него впечатления. Он реагировал на них в том же духе, что и утром. Сначала начал меня хвалить:
– Товарищ Дзасохов прошел хорошую школу жизни. Человек образованный, подготовленный, работал с молодежью, работал успешно в местной партийной организации, занимался международными связями, в Верховном Совете СССР показал себя с самой хорошей стороны, человек политически очень подготовленный, мыслящий, современный, прогрессивный.
После этого Михаил Сергеевич пояснил, что такое, по его мнению, партийная идеология и почему ею должен заниматься именно я:
– Вообще надеяться, что кто-то способен осилить любую тему, любой вопрос, – это несерьезно. Идеология – это огромный фронт. Объединять людей вокруг себя, привлекать их, быть открытым для общения, для обмена мнениями – именно эти качества у товарища Дзасохова очень сильны. Товарищи секретари, кто успел с ним поработать, и те товарищи, кто общается с ним сейчас в Верховном Совете, надеюсь, согласятся с тем, что, говоря эти слова, я не прибавил, так сказать, ничего лишнего, а объективно представил вам ситуацию. Как, товарищи? Так, да?
Из зала послышались голоса, выражающие одобрение.
– Хорошо. Обсудили, – резюмировал Горбачев. Он был доволен тем, что находящийся у него в руках список одобряется пленумом без возражений. Вслед за моей кандидатурой в бюллетень для тайного голосования включили Юрия Прокофьева – первого секретаря Московского городского комитета КПСС. Затем по предложению Горбачева туда вошла Галина Семенова – кандидат философских наук, главный редактор журнала «Крестьянка». Она стала третьей женщиной в Политбюро за все время существования партии.
На том же заседании после недолгих дискуссий о важности аграрных дел и главной газеты партии членами Политбюро были избраны секретарь ЦК КПСС по сельскому хозяйству Егор Строев, главный редактор «Правды» Иван Фролов, руководитель Красноярского крайкома партии Олег Шенин. Кандидатов в члены Политбюро решили не избирать, нарушив таким образом многолетнюю традицию. Вместо этого в Политбюро были избраны первые секретари республиканских компартий. Кого-то из них я знал раньше, но с большинством познакомился только во время совместной работы. Это были очень разные люди с разным политическим опытом и взглядами. Мой съездовский блокнот хранит имена всех: М.М. Бурокявичус (КП Литвы), Г.Г. Гумбаридзе (КП Грузии), С.И. Гуренко (КП Украины), И.А. Каримов (КП Узбекистана), П.К. Лучинский (КП Молдавии), A.M. Масалиев (КП Киргизии), К.М. Махкамов (КП Таджикистана), В.М. Мовсисян (КП Армении), А.Н. Муталибов (КП Азербайджана), Н.А. Назарбаев (КП Казахстана), С.А. Ниязов (КП Туркмении), И.К. Полозков (КП РСФСР), А.П. Рубикс (КП Латвии), Э.-А.А. Силлари (КП Эстонии), Е.Е. Соколов (КП Белоруссии).
Политбюро ЦК КПСС образца июля 1990 года разительно отличалось от того органа, который существовал до съезда. Из прежних членов там остались лишь Горбачев и Ивашко. Но дело было не только в персональном составе. С момента своего рождения в марте 1919 года Политбюро, являясь выборным органом партии, отвечало за конкретные направления ее деятельности. Его состав никогда не формировался по административно-территориальному принципу, что было впервые сделано летом 1990 года.
У предшествующих составов Политбюро была своя история. Порой принимались поспешные субъективные решения, причем нередко в узком кругу, без публичных обсуждений. Но в целом деятельность Политбюро базировалась на последовательных, системных экспертных оценках. За каждое направление деятельности КПСС отвечал конкретный член Политбюро, на которого работал многочисленный профессиональный аппарат. При необходимости привлекались ученые Академии наук, специалисты из промышленности, сельского хозяйства, военного дела. Технология принятия решений была такова, что почти каждое подвергалось всесторонней проработке. Это снижало вероятность ошибок.
На XX съезде КПСС в 1956 году, когда Н.С. Хрущев выступил с закрытым докладом с осуждением культа личности и политических репрессий, вместо упраздненного Политбюро был создан Президиум ЦК, члены которого курировали не менее 25 направлений деятельности партии. Хрущеву было значительно легче осуществлять отход от прежней политики, перестраивать партийно-государственный аппарат на фоне большого числа известных и авторитетных деятелей, избранных в Президиум ЦК. Но когда этот орган выполнил свою задачу, оказалось, что это слишком громоздкая, недееспособная структура: некоторые направления дублировали друг друга, ответственность членов Президиума размывалась, создавались ненужные подразделения. В конце концов Президиум был снова преобразован в более компактное и эффективное Политбюро.