В этой связи надо сказать, что Гейдар Алиев как опытный политик направил первым послом Азербайджана в Россию академика Рзаева Рамиза Гасановича, который как высокообразованный и в то же время свободный незашоренный человек внес весомый вклад в становление близких дружеских отношений между Баку и Москвой. Азербайджанское посольство было местом встречи многих высокопоставленных политиков и государственных деятелей России.
В подтверждение приведу пример. В 1995 году отмечали 500-летие со дня рождения Физули, великого сына азербайджанского народа. Интерес к литературному и философскому наследию Физули был огромен.
Было намечено проведение собрания литературной и научной общественности России в Москве в Колонном зале Дома союзов. Посол в Москве Рамиз Гасанович задавал сам себе вопрос: «Мероприятие огромное. А кто там будет из российского руководства? А кто приедет из Баку?»
К этому моменту личные отношения между Ельциным и Алиевым были неопределенными, скорее прохладными. До торжества оставалось два дня.
Рамиз Гасанович звонит помощнику Б.Н. Ельцина по международным вопросам Дмитрию Рюрикову и говорит: «Надо бы пригласить на юбилейное мероприятие Ельцина». А Рюриков отвечает: «Как это можно сделать, если у него нет приглашения?» Неординарный посол Азербайджана отвечает: «Я позабочусь. Будет приглашение».
И он действительно организовал приглашение. Рюриков был доволен. Свободный и творческий дипломат Рзаев пошел дальше. Он сказал Рюрикову: «А теперь осталось пригласить Алиева в Москву на торжественное мероприятие».
Из Москвы в тот же день ушло приглашение Алиеву быть гостем в Колонном зале на юбилее Физули.
На других подробностях останавливаться не буду, но Алиев прибыл в Москву, состоялась его встреча в Кремле с Ельциным, и отношения между лидерами двух стран приобрели новую траекторию.
За тысячелетия истории народы Большого Кавказа переживали и времена триумфа, и национальные катастрофы. Справляться с последствиями войн, голода, природных бедствий всегда было легче, когда у народов находились мудрые, авторитетные лидеры. Гейдар Алиев был одним из них. Таковым он и воспринимался в сознании народа. Вот иллюстрация этому. Известно, что главный вопрос для любого политика – это доверие людей. В результате ожесточенной политической борьбы и агитационных кампаний в позднем СССР доверие к руководству КПСС и особенно к сотрудникам КГБ было катастрофически подорвано. Не всегда критика компартии и советских спецслужб была справедливой и обоснованной. Но общественные настроения были таковы, что доверие к ним стало предельно низким. Данный факт невозможно отрицать. Но отразилось ли это на Гейдаре Алиеве? Ведь он был генералом КГБ, членом Политбюро ЦК КПСС. И да и нет. Ясно, что многое надо было пропустить через сердце, но при этом сохранить политическую волю. Авторитет Алиева в глазах азербайджанского народа не был поколеблен, и он с подавляющим перевесом был избран президентом страны.
За короткое время до возвращения Алиева на родину в Азербайджане сменилось четыре высших руководителя, среди них были высокообразованные люди с достойной биографией. Но только Алиеву удалось стабилизировать политическую ситуацию, вывести страну из кризиса и направить на путь созидания. Я бы выделил две главные причины, по которым эта миссия удалась именно ему, а не кому-то другому. Во-первых, за плечами Алиева было двенадцать лет успешной работы на посту первого секретаря Компартии Азербайджана. Такой опыт не растеряешь. Во-вторых, думаю, сказались профессиональные качества офицера специальной службы, каковым являлся Комитет государственной безопасности. Алиев был генералом КГБ, а это звание в советское время получить было непросто, требовались реальные заслуги. Уникальное сочетание огромного политического опыта и профессионализма в разных сферах деятельности позволило ему успешно работать в экстремальных условиях.
Много лет спустя мы встретились с Гейдаром Алиевичем в Баку. Я прибыл в азербайджанскую столицу 18 октября 1998 года как президент Республики Северная Осетия – Алания на торжества по случаю повторного избрания Алиева президентом Азербайджана. Как раз 18 октября у меня на родине, в Осетии отмечался День Республики. Выступив на многотысячном митинге на площади Свободы во Владикавказе, я сразу же выехал в аэропорт. Вместе со мной находился первый заместитель председателя правительства Казбек Каргинов, генералы – министр внутренних дел Казбек Дзантиев, секретарь Совета безопасности Юрий Бзаев. В Баку нас тепло встретили, и мы направились во дворец, где проходила инаугурация. Меня посадили на почетное место рядом с семьей президента. Здесь же были гости из закавказских государств и республик Северного Кавказа. И вот перед нами на сцене хорошо знакомый человек – Гейдар Алиев. Стоял без трибуны и без текста в руках – как скала, и выступал более полутора часов.
После торжественной части состоялся государственный прием, на котором предоставили слово и мне. Я высказал то, что было на душе: лидер Азербайджана прошел со своим народом через сложные этапы становления новой государственности. При этом, в отличие от многих бывших партийных работников, не бросал упреки Москве, обвиняя во всех бедах Россию. Более того, продолжал я, Гейдар Алиевич вносит неоценимый вклад в сохранение добрососедских, дружеских отношений между Азербайджаном и Россией.
Большинство гостей на следующий день уехали. Алиев попросил меня остаться. Нашей делегации составили специальную программу. Состоялась и официальная встреча с президентом Азербайджана, на которой присутствовали почти все члены правительства республики. Азербайджанское телевидение передало об этом подробный отчет.
Мы говорили не только о желании и возможностях расширять деловое сотрудничество, но и об исторических связях осетинского и азербайджанского народов. Вспоминали крупного азербайджанского нефтепромышленника XIX века Мухтарова, женатого на осетинке Тугановой и построившего в ее честь во Владикавказе знаменитую мечеть; говорили о выдающемся дирижере Веронике Дударовой, родившейся в Баку, и еще об одном бакинском осетине – известном всему СССР футболисте Казбеке Туаеве…
Кстати, с Дударовой связан показательный эпизод, о нем вспоминает известный азербайджанский пианист Фархад Бадалбейли в фильме В. Мустафаева «Москва. Кремль». Процитирую его по упомянутой мною книге Э. Ахундовой: «…концерт в Москве, с Московским филармоническим оркестром под управлением Вероники Дударовой. На репетиции в зале вдруг появились люди в штатском и начали обыскивать все кресла, проверять двери. Я никак не мог понять, в чем дело. Выяснилось, что вечером на концерт придет член Политбюро Гейдар Алиевич Алиев. Ну, Дударова в обмороке, все музыканты взволнованы, я – тем более.
Члены Политбюро редко ходили тогда на концерты, и каждое их появление на публике становилось событием огромной политической важности. Ну, я думаю, Гейдар Алиевич мог в Москве послушать пианистов на порядок сильнее и интереснее, чем я, потому что в столице тогда выступали гениальные Рихтер, Гилельс. Я понимаю, что в этом жесте была, конечно, моральная поддержка своего юного земляка».
В сообществе деятелей культуры не только Азербайджана, но и России с благодарностью помнят сделанное в его эпоху.
Он уделял большое внимание общекавказской повестке дня, поиску приемлемых компромиссов с соседями, вывел на новый уровень хозяйственные и гуманитарные связи с десятками регионов России.
Руководитель Грузии в советские годы, а позже министр иностранных дел СССР Эдуард Шеварднадзе оставался в Политбюро до лета 1990 года, когда состоялся XXVIII съезд партии. Стихийно возникшее, неустоявшееся сообщество первого поколения политиков новой России некоторое время воспринимало его как своего – он занимал определенное место среди политиков демократической и либеральной волны. Гавриил Попов, Анатолий Собчак и другие пытались глубже вовлечь Шеварднадзе в свою среду. Но сила притяжения к исторической родине, к Грузии стала для него определяющей. Шеварднадзе принял решение вернуться в Грузию.
В то время российские и зарубежные издания, политологи много писали о том, куда подадутся люди, находившиеся на высших постах в позднем СССР и оказавшиеся как бы не у дел. После августа 1991 года таких избиравшихся в разные годы в Политбюро выходцев с Кавказа было трое – Алиев, Шеварднадзе и я. Партийные руководители республик Средней Азии, Казахстана быстро пересели в президентские кресла. А вот мы, кавказцы, поскольку работали в Москве на постоянной основе, продолжали находиться там, становясь свидетелями сложных событий в столице и сопереживая тому, что происходило на Кавказе.
После отставки с должности министра иностранных дел в 1991 году Эдуард Шеварднадзе непродолжительное время работал председателем Внешнеполитической ассоциации. Эта неправительственная организация – по сути, клуб отставных дипломатов – занималась экспертными оценками и анализом вопросов международной политики. Офис ассоциации размещался в небольшом московском особняке. Там, как я помню, в начале 1992 года состоялась наша многочасовая встреча с Шеварднадзе. Мы обсуждали кавказские дела, говорили о том, что надо сделать, чтобы прекратить кровопролитие в Южной Осетии. В Тбилиси уже не было Гамсахурдиа. В Грузии правил триумвират – Сигуа, Китовани, Иоселиани. Обсуждая возможное развитие событий, мы пришли к выводу, что положение на Кавказе обязывает нас практически полностью сосредоточиться на этом направлении.
Вскоре после нашей встречи к Эдуарду Амвросиевичу обратилась вышеназванная тройка временных руководителей Грузии. И он принял решение вернуться на родину. Одной из главных задач для Шеварднадзе, когда он стал председателем Госсовета Грузии, был слом инерции гамсахурдиевского национализма. Именно тогда Шеварднадзе назвал взгляды Гамсахурдиа «провинциальным фашизмом»…
После беспрецедентных потрясений, связанных с распадом СССР, непонятной ролью ГКЧП, вкусив в полной мере плоды огульного отрицания прошлого, люди начали искать пути к преодолению возникшего хаоса. В этом отношении Северная Осетия не была исключением. Ко мне поступали многочисленные просьбы от представителей старшего поколения, творческой интеллигенции, рабочих коллективов, жителей сельских районов активно заняться политической деятельностью. Такая солидарная поддержка насторожила тогдашнего руководителя республики. Но доверие не обремененных номенклатурными должностями людей было для меня намного важнее. И даже если бы потом мне не суждено было вернуться в республику, я понимал великое значение народной поддержки. Почему? Ответ прост. Если бы за сорок лет своей работы в Москве и за границей я хотя бы на год-другой потерял живую связь с родным краем, то этот порыв людей, готовых встать рядом, не проявился бы. Это и было для меня самым главным.