Превращение осетинского вопроса в камень преткновения российско-грузинских отношений – не выбор России. И уж тем более не выбор Осетии. Военно-политическое давление Грузии на Южную Осетию и Абхазию – республики, кровно и этнически связанные с российским Северным Кавказом, не позволяло и не позволяет России оставаться сторонним наблюдателем. Это не в ее интересах, не способствует поддержанию авторитета Российского государства в глазах собственных граждан. Курс на поддержку Южной Осетии и Абхазии есть исторический экзамен для российской государственности и ее политики в общекавказском измерении. Это стратегия по защите общерегиональной, общекавказской стабильности от разного рода националистических авантюр. Поэтому руководство нашей республики выдвигало одно за другим предложения по правовому и политическому обеспечению прав народа Южной Осетии. Такая поддержка была сконцентрирована на социальных, гуманитарных, культурных, дипломатических аспектах. Именно позиция Президента РФ позволила принять 30 ноября 2000 года специальное распоряжение правительства РФ, согласно которому после введения визового режима между Россией и Грузией на абхазском и югоосетинском участках государственной границы сохранялся действовавший, упрощенный порядок пропуска.
Этот документ гарантировал в последующие годы возможность беспрепятственного человеческого общения, гуманитарных контактов. Было бы несправедливо, если бы единый народ впервые в своей истории общался не напрямую, а окольными путями, с помощью визовых служб. Принятое решение было важным и для российских пограничников, которые в условиях визового режима с Грузией не имели необходимого инструментария в отношении Южной Осетии.
Одной из крупных, значимых акций явилось решение российского руководства пойти навстречу чаяниям жителей Южной Осетии и Абхазии в получении гражданства России – правопреемницы СССР. Получая российское гражданство, они обретали не только гражданскую определенность, но и возможность пользоваться равными с другими гражданами России льготами и пенсионным обеспечением, равным доступом к образованию, к информационному пространству. И такое решение не было нарушением суверенитета Грузии. Нужно помнить, что в 1991 году возникла реальная международно-правовая коллизия, связанная со статусом Южной Осетии и Абхазии. Население и избранные органы власти этих бывших автономий в составе Грузинской ССР не признали распространения суверенитета постсоветской Грузии на свою территорию. Потом произошли вооруженные конфликты, и Южная Осетия и Абхазия оказались фактически независимы от Грузии, но без соответствующего международного признания. В ходе исторических потрясений начала 1990-х годов население Южной Осетии и Абхазии не принимало грузинского гражданства. Люди отказывались принимать гражданство того государства, власти которого развязали против них войну. Предоставление им российского гражданства было не только проявлением исторической ответственности России, но и отражало неразрывную связь этих республик с республиками российского Северного Кавказа.
Россия никогда не отворачивалась от проблем, возникших в связи с последствиями конфликтов в Южной Осетии и Абхазии. Наше государство обеспечило своим политико-дипломатическим и военным участием устойчивый и продолжительный мир в этих постконфликтных зонах в 1993–2004 годах. Северная Осетия активно поддерживала с соседями самые тесные контакты. Важнейшим с этой точки зрения был вопрос поддержания в рабочем состоянии транспортных коммуникаций.
Мы взяли под контроль работы по реконструкции Рокского тоннеля и приведению в нормальное состояние «дороги жизни» – Транскавказской автомобильной магистрали, особенно на ее южной стороне. Большая финансовая и техническая помощь позволила выправить ситуацию, а ведь на рубеже 1990-х и 2000-х годов состояние дороги было близким к критическому! Сейчас и тоннель, и дорога выглядят совсем иначе.
Решать упомянутые проблемы можно было только при сохранении спокойствия в зоне конфликта. Аналитики по-разному оценивают период правления в Грузии Шеварднадзе. Одни полагают, что в грузино-осетинских отношениях происходил прогресс, другие с этим не согласны. Но в одном сходятся все: после подписания Сочинских соглашений в 1992 году не было войны. Много лет Южная Осетия жила в условиях хрупкого мира, хотя напряженность сохранялась. Когда же состоялся совсем небезупречный с правовой точки зрения приход к власти Саакашвили, то он уже в июне 2004 года предпринял попытку решить проблему Южной Осетии военным путем, опираясь на свой «победный» опыт в Аджарии. Это, конечно, было его глубочайшей ошибкой и началом конца политической карьеры. Одновременно стало ясно, что народу Южной Осетии выпадают новые испытания.
В этих условиях необходимо было выдвигать на первый план постановку вопроса о неиспользовании силы. С учетом динамики событий вокруг Южной Осетии МИД России и Президент РФ неоднократно ставили этот вопрос. Он был нацелен на обеспечение необратимости постконфликтного развития. Предотвращение военной эскалации на основе подписания сторонами конфликта юридически обязывающего соглашения о неиспользовании силы и сегодня остается ключевым вопросом. Без такого соглашения нельзя говорить о мерах доверия и позитивной динамике переговорного процесса в целом.
Вспоминая годы своей работы во главе Северной Осетии, хочу подчеркнуть, что глава государства всегда уделял особенное внимание северокавказским руководителям. Его встречи с руководителями Северного Кавказа были регулярными: в Моздоке, в Кисловодске, в Нальчике, в Сочи. Глава государства проводил эти встречи с предметным знанием широкого спектра проблем региона – от стратегических вопросов, связанных с ролью Северного Кавказа в общегосударственных делах, до локальных проблем той или иной территории. Непредсказуемость и метания ельцинского периода уступили место целеустремленному, компетентному динамизму.
России удалось справиться с масштабной угрозой своей территориальной целостности, хотя сделать предстоит еще немало, а террористическая опасность сохраняется. Вертикаль власти укрепила страну, консолидировала ее политический класс. Но ей еще предстоит стать вертикалью государственности, в которой процедуры исполнения государственных функций находятся на прочном фундаменте гражданского волеизъявления и политической культуры. Если ельцинский период можно соотнести с временем проб и ошибок, то путинское время – с взрослением, когда формируется геополитический профиль страны, ее новый исторический типаж. И выбор у нас такой – прочный государственный суверенитет и открытость к мирному международному сотрудничеству.
Сегодня перед политическим лидерством в стране стоят новые задачи, объединенные главной целью – стремлением к укреплению России, благополучию ее народа. Противостояние внешнему давлению, налаживание эффективности государственного управления, становление ответственных гражданских структур, формирование конструктивной политической культуры, прорыв наших производительных сил к новым технологиям – все это остается в актуальной повестке нашего времени.
Завершу эту главу с огромной надеждой на то, что народы постсоветского пространства сохранят, сберегут исторические, культурные, духовные и экономические связи.
Центр и республика: выстраивание отношений
За восемь лет в России сменилось восемь правительств. Август 1998-го – дефолтное торнадо. Обнадеживающие шаги правительства Примакова, прерванные интригами олигархическо-политических кланов. Уважение к власти – да, но непримиримость к чиновничьему чванству. Конституция – федеративная, финансовая политика и экономика скорее унитарные
Сразу после того как я был избран в 1998 году президентом Северной Осетии, многие на Кавказе, в Москве задавались вопросом: сумеет ли Дзасохов вписаться в систему новой российской власти, выстроить деловые отношения с главой государства? Борис Николаевич Ельцин, хотя и формировался как политик в течение десятилетий партийной работы в советское время, тем не менее был заряжен на популистское отрицание всего, что было в советском «вчера». Причем это отрицание было связано, вероятно, не столько с его сомнением в управленческой компетентности многих руководителей советской выправки, сколько с неуверенностью в их личной к нему лояльности.
Как повлияет на качество совместной работы известная идеологическая дистанция между главой государства и вновь избранным руководителем республики? Мнения разделились. Одни полагали, что все будет нормально и персональные деловые отношения будут способствовать эффективному взаимодействию двух уровней государственной власти. Другие говорили, что неуравновешенный характер Ельцина, его склонность к «реваншистским» поступкам дадут о себе знать. Но я с самого начала настраивался на активное и самостоятельное поведение. На первом плане стояли интересы республики и ее народа, а это выше симпатий или антипатий в личных отношениях.
Мы с Ельциным, видимо, неплохо знали биографии друг друга, но по работе ранее почти не пересекались. Где-то в середине своего оппозиционного пути к президентскому посту Борис Николаевич был народным депутатом СССР, возглавлял парламентский комитет по вопросам строительства и архитектуры. А я ровно в то же время был председателем комитета Верховного Совета СССР по международным делам. Свои парламентские обязанности Борис Николаевич выполнял добросовестно. Работа его комитета была успешной. Но было бы наивно полагать, что Ельцин успокоился и забыл о тех нападках, которым подвергался в период вывода его из состава кандидатов в члены Политбюро. В своем новом качестве он формировался как непримиримо оппозиционный Горбачеву политик.
Попробуем разделить всех политиков на три категории, в зависимости от того, как они ведут себя на кризисных этапах своей политической карьеры.
Первые понимают, что в политике не существует только гладкой столбовой дороги. Это те, кто остается востребованным и возвращается во власть объяснимо и эволюционно. Случаев, когда крупные фигуры уходят с политической арены, но потом возвращаются, много в новейшей истории нашей страны. Они были и в сталинское время, и позже.