Господь здесь
Из библиотек маленьких городков, где Интернет бесплатный, мы держали связь с миром. Я писал родителям позитивные расплывчатые письма. Матери сообщал, что успешно практикую английский, отцу – что побывал в Метрополитене и не забываю о зарядке. Не обжираюсь фастфудом, ем много фруктов. В целом это было сущей правдой. Я болтал по-английски с водилами – в основном на жаргоне. Я не объедался бургерами – они были для меня непозволительной роскошью. Я ел фрукты – иногда нам перепадала лесная малина с куста. О зарядке и свежем воздухе и говорить не приходилось. Ходьба с препятствиями и сон под открытым небом заменяли любую зарядку. Родители могли мной гордиться.
В письмах подружкам я правдиво описывал свои приключения, приправляя их для остроты вымышленными деталями и туманными намеками на романтические встречи с местными красавицами.
Пока я поддерживал светскую переписку, Юкка занимался делом. Он выискивал предложения о работе. Его упорство было вознаграждено в библиотеке местечка Афины: в мотель «Томас Джефферсон Инн» города Вильямсбург штат Вирджиния требовались уборщики. Недалеко, черт возьми. Будь у нас деньги, мы бы оказались в Вильямсбурге в тот же вечер. Но денег не было. Юкка написал письмо хозяину мотеля и сохранил его телефон. Спустя многие дни мы поймем, что не случайно списались с работодателем, находясь именно в Афинах, американском захолустье с древнегреческим названием. Но тогда мы презрительно фыркнули.
– Смешно называть всякие деревни в честь великих городов.
На окраине Афин перед нами остановился длинный автомобиль цвета воды в хороших бассейнах. Автомобилем управлял долговязый джентльмен с лицом, напоминающим тарелку, в которую сложили обглоданные куриные косточки.
– Садитесь, прокачу.
Мы забрались в тачку, очарованные ее красотой.
– Нравится? – джентльмен увидел наш восторг.
– Еще бы!
– «Бьюик» семьдесят шестого года.
«Бьюик» был прекрасен. Он плавно несся по петляющей дороге, даря пассажирам ощущение причастности к чему-то божественному.
– Я в молодости тоже путешествовал стопом. В Канаде.
– Расскажите, пожалуйста, – подобострастно попросили мы. Долговязый только этого и ждал.
– Ребята, вам такое и не снилось! Я проехал всю Канаду насквозь! А однажды знаете, КТО меня вез?
– Кто?! – Я подумал, что дядьку вез сам Элвис, таким тоном он задал свой вопрос.
– Де-вуш-ка! – торжествующе по слогам заявил долговязый и поймал наши глаза в зеркале заднего вида. Я было разинул рот, но Юкка пихнул меня коленом.
– Вот это да! – нарочито восторженно воскликнул мой догадливый друг.
– Я ее не знаю, она меня не знает, и на тебе, подвезла!
– Наверное, вы ей понравились, – заискивающе предположил Юкка.
– Как знать, как знать… – долговязый был явно польщен. – Пожалуй, я прокачу вас миль на пятьдесят. Все равно делать нечего.
Юкка бросил на меня назидательный взгляд. Черт возьми, когда же я усвою, как правильно разговаривать с людьми.
Дорога петляла среди зеленых холмов, по обочине росли большие деревья, усыпанные белыми цветами. На холмах паслись коровы. Дорога наклонялась то вправо, то влево в зависимости от поворота, как велотрек. В холмах кое-где виднелись вкрапления – дома красного кирпича с белыми ставнями и дверями. По небу плыли тучные золотистые облака. Наступал вечер. На миг в листве сверкнул просвет, и моему взору открылась бескрайняя долина.
Раньше мать выписывала журнал «Америка», и к одному из номеров прилагался календарь с фотографией долины изумительной красоты. Долину обрамляли холмы, покрытые зеленой сочной травой. Посередине текла река. На горизонте таяла гряда гор. В небе висел орел. С тех пор я знал, рай существует.
Теперь я видел его воочию. Голубые горы стояли на горизонте. Река вилась через зеленые луга. Орел парил в небе…
Вдруг облака раздвинулись, и заходящее солнце осветило долину. Орел повис в небе, пронзенный лучом.
Я понял – Господь здесь. Пусть календарь давно утерян, но райская долина всегда со мной.
В следующую секунду быстрый «Бьюик» оставил просвет в деревьях позади и покатился вниз за новый поворот дороги.
– Я ее не знаю, она меня не знает, и на тебе, подвезла! – донеслось с переднего сиденья.
Последняя ночь на дороге
Стемнело. Часа два прошло в безуспешных попытках остановить тачку. Мимо неслись расцвеченные лампочками фуры. На точно таких же в рекламе про Рождество добрый Санта-Клаус развозит подарки. Мы уселись на скамейку возле церкви.
– Другие детки лежат в теплых постельках и едят бутерброды с маслом, запивая какао, а мы сидим в болоте, – Юкка плаксивым голосом процитировал Буратино.
– Но золотой ключик достался именно ему, а не благополучным маменькиным сынкам, – возразил я.
Взмокшие на дневной жаре, мы начали медленно околевать от ночного холода. Когда нечем укрыться – пробирает до костей. Юкка накрылся газетой. Я остался как есть. Все равно не сон, а черт-те что.
Прислушался к ночным звукам. Пение одной птички очень напомнило мелодию для мобильников, популярную тем летом в Москве. Вдруг Юкка вскочил с диким воплем, гримаса страдания исказило его лицо:
– Уау-у-ууу!
– Что с тобой?!
– Рука затекла-а-ааа!
Вскоре он успокоился. Тем временем небо стало бледнеть, и наши небритые физиономии тоже. Мы решили не мешкать. Пошли вперед по трассе. Нас мучила жажда. Потея, мы теряли много влаги, а пить было нечего. Слюна стала клейкой, горло съежилось. Юкка, плевальщик со стажем, харкнув, попал себе на ботинок. Ну ладно бы я. Я дилетант, но Юкка! Однажды я харкнул через плечо, катаясь на велике. Думал, лихо вышло! Вечером прихожу домой довольный, раскрасневшийся, снимаю футболку, а через всю спину полоса засохших соплей. Вот такой я плевальщик.
На заправке заприметили автомат, торгующий напитками за доллар. Сунули четыре квотера. Автомат их проглотил, но ничего взамен не дал. Мразь механическая. Более циничной и жестокой шутки с нами нельзя было сыграть. К счастью, за углом оказался честный автомат, который выкатил из себя бутылку пепси. Мы бросились рвать ее друг у друга из рук. Слизывали пену, которая потекла из-под крышки. Пепси, конечно, жажду не утолишь, но хоть что-то.
Мимо проехал мини-вэн. Из него выглянула недружелюбная башка в строительной каске. Метров через тридцать, пыля шинами, мини-вэн тормознул.
Дурь. Пиво. Крекеры
– Вам куда? – спросила голова в каске.
– На восток, в Вильямсбург!
– Садитесь.
Небывалое везенье. Мини-вэн ехал в Ричмонд, столицу штата Вирджиния. От него до Вильямсбурга миль шестьдесят, не больше. В мини-вэне сидели три типа: бритоголовый рулевой, седой джентльмен в каске и мулат. У рулевого была проколота бровь, а шея покраснела от загара. На лице имелись светлые висячие усы подонка. Иногда его голова тряслась. Нервный тик. Справа от него располагался пожилой джентльмен. Тот, что с нами заговорил. Волосы у джентльмена, во всяком случае те, что торчали из-под каски, были цвета фильтра выкуренной сигареты. Лицо напоминало копченое мясо, которое у нас продается под названием «Шейка». Треть физиономии пожилого закрывали темные строительные очки, как у Робокопа. Бритый наголо мулат развалился сзади, рядом с нами. Серьги у мулата были вдеты во все возможные места. Говорил он медленно и невнятно, как будто батарейки у него садились. Весь салон был завален раздавленными банками из-под пива, пустыми бутылками, пластмассовыми стаканчиками и бычками.
– Эй, Дэйв, – обратился пожилой к мулату. – Спроси у этих мексиканцев, нужна ли им работа.
– Они не мексиканцы, Па, – ответил мулат. – Они русские.
Мы успели кое-что ему рассказать.
– Какая разница! Я плачу пятьдесят в день, плюс пятнаха на жратву и халявное проживание!
– Мы согласны! – заорали мы с задних сидений. – А что надо делать?
Па снял каску, достал из нее пакетик с измельченными сушеными листиками. Надел каску обратно, сунул руку куда-то в задницу, извлек трубочку. Забил. Раскурил. Затянулся. Передал рулевому.
– На, Пэт. Затянись.
Рулевой затянулся.
– Мы строители. Едем оснащать мост арматурой. Вы, мексиканцы, будете таскать железки, – проскрипел Па.
Пэт передал трубочку Дэйву. Тот затянулся и закашлялся. Протянул Юкке. Юкка затянулся и задержал дыхание. За ним к трубочке приложился я. Горло запершило, голова затуманилась, и мир предстал в изумительных красках. Я понял, что все в жизни устроено правильно, и что лучше, чем сейчас, мне никогда не было. Я задремал, а когда проснулся, горы сменились равнинами. Стояла тяжелая сухая жара. Машину проверяли полицейские.
– Куда едете? Документы, – офицер потянул носом. – Травка?
– Что вы, сэр. Мы простые строители, а не сраные хиппи, – проскрипел Па.
– Ненавижу хиппи, – буркнул офицер.
– Что стряслось? – шепнул я Юкке.
– Хрен его знает. Всех шмонают. Эти выбросили траву в окошко, а трубку он себе обратно в жопу запихнул.
Полисмен изучил наши визы, уточнил что-то по рации и кивнул напарнику. Фургон пропустили.
Мы прибыли на место. Взору открылась широкая насыпь от горизонта до горизонта. Там, где насыпь пересекала небольшую дорогу, был устроен мост. Возле моста возвышалась груда длинных вермишелин арматуры и еще каких-то зеленых железяк. Поблизости стоял старый деревянный дом. Когда-то этот дом был новым и располагался в тени деревьев рядом с узкой асфальтовой дорожкой. Теперь по лесам безжалостно прополз червяк автомагистрали, и прошлого уже не вернуть.
Пэт выдал нам каски, защитные очки, перчатки и боты со стальными носами:
– Чтобы педикюр не испортить.
Па сформулировал боевую задачу, тыкая клешнеобразными руками в разные точки моста.
– Кладете сначала эти железяки так, а потом другие сверху наискось.
Солнце достигло зенита. Мы взялись за дело.
Железяки, десятиметровые железные спагетти толщиной в большой палец, сваленные в кучу и перепутанные между собой, оказались практически неподъемными, пальцы сами разжимались, спина не гнулась, в глазах темнело.