(ИЮЛЬ)
Перед футболом Дима заскочил домой переодеться. Макс как раз ставил необычной формы бутылку в холодильник.
— Знаешь, что это такое, эх ты, тулупень малолетний, это мартини, американский напиток, такой бабоукладчик, только в путь.
Младший улыбнулся, ему нравилось, когда старший хвастался. Это было как минимум весело.
Когда Дима уже собирался выходить, Макс немного виновато, насколько умел, спросил:
— Скажи, старичок, а ты не мог бы сегодня на ночь вписаться куда-нибудь? Луиза придет, ты же помнишь, она девушка стеснительная немного, и одного меня она боится, а если ты будешь болтаться, то ничего не выйдет.
— Куда ж мне? — привычно спросил младший брат.
— А вот возьми три рубля, у нас недалеко от метро видеосалон открыли, там билет рубль, кино посмотришь.
Дима приободрился, еще четыре рубля было у него припасено. К тому же он сильно рассчитывал, что ребята, с которыми он идет на футбол, немного проставятся. Как- никак, а магнитофон он починил.
Вышло даже лучше. У Коляна уехали родители, а видак у него откуда-то уже был. После футбола поехали к нему и посмотрели сразу все три части «Звездных войн». Дима, правда, заснул на середине второй.
Утром Макс встретил брата в некотором смущении.
— Представляешь, девушка так и не приехала, я надеялся, что ты позвонишь, я б отбой дал, прости.
Дима насупился, изо всех сил стараясь не захохотать. Старший брат извинялся редко, и этим надо было пользоваться по полной.
— Ну ладно, не сердись, давай я тебя в прикольное место отвезу, только, чур, ты за рулем.
Год назад Макс, помнивший о том, что брат имеет права, но не умеет водить машину, посадил его за руль древней, невесть откуда взявшейся «копейки». Через несколько недель, потрясенный способностями Димы, пообещал когда-нибудь купить ему «по-настоящему крутую тачку» и пользовал его как шофера, взяв слово не говорить об этом бабушке. Диме все нравилось, но как-нибудь он собирался покатать и ее, теперь уже втайне от Максима.
— Так куда мы едем? — спросил Дима, открывая холодильник.
Макс прижал дверцу:
— Не вздумай налопаться, в «Макдоналдс» надо приезжать голодным, деликатесное место все-таки.
Дима широко улыбнулся — он много слышал про этот американский ресторан, но только теперь появился шанс побывать в нем и даже отведать всякой вкуснятины за Максов счет.
Петр Кислицын
(СЕНТЯБРЬ)
— Слышь, землячок, мы ж тут все стояли, ты ж помнишь, землячок, так мы встанем? Ты ж не против, землячок?
Невысокий парнишка с ужасом смотрел на нескольких крепких ребят в тренировочных штанах и майках-алкоголичках. На бухарей они были не слишком похожи, напротив — сплошные мускулы. Очередь, в начале которой и стоял парнишка, беспорядочно заволновалась. Сам он очень четко понимал: если скажет, что бычки здесь не стояли, его побьют и никто не заступится.
— Да, конечно, вы ж просили занять, — откликнулся парень и даже не стал спорить, когда его фактически вытолкнули из очереди.
Однако самый последний качок, ростом не выше, поставил его обратно впереди себя.
— Тебя как зовут?
— Толя.
— Сам кто по жизни? Че делаешь?
— Студент.
— Не бзди, студент, мы ща америкосской еды попробуем, все вместе, а знаешь, кто мы такие? «Сальники»!.. Знаешь таких?
Толя явно знал и явно помышлял о побеге, но деваться было некуда, да и поздно. Толпа уже вносила студента и его новых знакомых в зал «Макдоналдса».
Первый ресторан быстрого питания работал уже больше года, но ажиотаж не стихал. Бигмаки были дороги, но все равно меньше часа-полутора в очереди стоять не получалось. Впрочем, ранней осенью 1991 года любая пища добывалась с боем.
— А ты, студент, с каких корыстей за американской едой пришел? — спросил один из «сальников».
— Тебе какое дело, может, на завтраках сэкономил, — заржал другой.
Потом Толя с ужасом выслушал краткий обмен мнениями о том, стоит ли «обнести шарагу и не платить лаве». Он уже даже представил себе, как гопников арестовывает милиция и он явно идет соучастником с ними в тюрьму.
— Ты что, не слышал, что «старший» говорил? Эту точку Хасбулатов держит, — вдруг спросил один из «сальников».
— Какой? Тот из Белого дома?
— Ну а какой еще, тот и есть, а ты думаешь, он там зря жопу отсиживает, так что это чеченов точка, не до беспредела.
— Все праэльно, он там, рестик здесь, лавешки там, лавешки тут.
— Говорят, еще пару откроют, на Смоленке вроде.
— С крышей такой лучше не связываться.
— Ну просто пошамаем.
— Значит, смотри, терпила, нам восемь бигмаков, картошечки…
— Слышь, студент, Пепел лопухнулся и на тебя тоже взял, с нами поешь.
— Да я по головам посчитал.
— Не, все правильно, раз очередь забил, значит, заработал, халява тебе пришла, ликуй.
— Ликуй, сраный фуй!
— Че голосишь, тут дети. Да, извините, а то мудак этот разорался.
— Че сказал? Че, выйдем?
— Да хорош, давай просто пожрем, приключушечек в жизни мало?
— Без люлей, как без пряников.
— Как это жрать-то, ни вилок, ни ножей.
— Ты и так всегда руками жрешь, тебе без разницы.
— Не гони.
— Сука!..
— Обговнякался?
— Гы-гы-гы-гы!..
— Да как жрать это?
— Землячок, а ты москвич?
Толя задумался на секунду, а потом честно признался, что нет, родом из Ростовской области, фактически на границе с Украиной.
— Вот все в Москву прут, будто медом намазано.
— Да ладно, главное, чтоб не чурки.
— Это кто?
— Чурки, че непонятно?
— Майку об это говно американское испачкал.
— Вкусно в целом.
— Котлета котлетой, в столовой при заводе такие же ляпают.
— Это когда мясо кладут, а не говно, все от повара зависит.
— Не ссы в компот, в нем повар ноги моет.
— Всё, пошли, к семи надо на Маяковку.
— Да тут идти пять минут.
— Пять не пять, а лучше пораньше.
— Лимончик, ты чего-то опять раскомандовался.
— Дело Лимончик говорит, перед стрелкой воздух понюхать надо.
— Давай, студентик, учись получше.
Только когда «сальники» вышли на улицу, Толя Крипун выдохнул. Жизнь в родном городе сделала его осторожным.
Через три часа после встречи в «Макдоналдсе» Петя пришел домой и положил на кухонный стол восемь червонцев.
— Это ж откуда столько? — подозрительно спросила Евгения Павловна. — Если краденое, то не возьму, отнесешь, где взял.
— Че, трудно запомнить, я ж говорил, устроился на вторую работу, кооператору одному магазин сторожу, — Пете надо было срочно в ванную, посмотреть, сильный ли синяк на плече.
Звезданул-то этот лось здорово, нормальная битка, но ничего, лосю совсем рога оторвали.
— Это не работа, — проскрипел Алексей Петрович от телевизора, — это баловство, но присмотри, что там поценней, когда их резать начнут, надо прихватить на память.
— Да какой начнут, сытомордые банкуют, — мать наступление демократии совсем не приветствовала.
Отец тоже был не в восторге, но оставался прагматиком.
Петя и врал и не врал одновременно. Он действительно числился и инструктором в спортзале, и сторожем, и — об этом он родителям не говорил — в кооперативе маляром-штукатуром пятого разряда. Кисти в руках он не держал со школьных уроков рисования, но каждый месяц ходил расписываться за большую зарплату, из которой ему доставалось девяносто рублей. Это была, как сказал один из «старших», базовая ставка.
Все остальное — как получится. Сидел ночью около грузовой машины, следя, чтобы никто не прикопался, — четвертной. Стоял около двери, пока «старшие» беседовали с кооператором, и не обращал внимания, что тот выходит с разбитой мордой, — два четвертных. Мордобой — отдельная такса. Как вот сегодня на Маяковке, где пришлось шугануть каких-то заезжих, бодрых и резких.
Станислав Линькович
(НОЯБРЬ)
— Выпьем, выпьем бражки, — смеялся Стас, разливая из большой красивой бутылки слегка коричневатую жидкость.
Вся компания тоже ржала. Любое бухло по нынешним временам добыть непросто, а тут и много, и задешево.
Напиток достался Линьковичу почти случайно.
В институтском буфете не было ничего, кроме большой банки яблочного сока. Стас очень хотел есть, но, кажется, предстояло терпеть до дома. Стаканчик сока стоил несколько копеек, переоценка случалась каждую неделю, но сок почему-то держался прежней стоимости. Так уже ничего не стоило.
После первых нескольких глотков Стаса повело. Он внимательно посмотрел на стакан, потом на банку. Сделал еще глоток — сомнения не было, сок забродил. Получилась не очень вкусная, но явно забирающая брага.
Стас деловито подошел к буфетчице:
— Сколько у вас банок этого сока, включая открытую? Я беру все.
Две трехлитровые банки обошлись в семь рублей.
Бутылка пива около метро стоила четыре.
Дома на балконе по старой памяти хранились всякие красивые заморские бутылки, коллекцию отец уже забросил, но пока и не выкидывал. Имелись там и четыре венгерские полуторалитровые фляги. Помыть емкости и разлить из банок было минутным делом.
Потом Стас набрал товарища, у которого затевалась вечеринка.
— Старый, я тут венгерским сидром разжился, десять рублей за полтора литра, как думаешь, народ потянет?
Народ потянул. Бухла в Москве по таким ценам было не достать.
Угрызений совести у Стаса не имелось ни капельки. Вырученные деньги пошли бы на дорогие сигаретки с ментолом для девушки, они как раз по невероятной цене появились в редких коммерческих магазинах. Не то чтобы Яна не курила других, но, узнав про Salem, возжелала их: «Я ж ведьма, так Salem мне самые подходящие».
Стас не спорил, хотя насчет ее ведьмачества имел иное мнение.
— …А что ты напеваешь? — спросил кто-то Стаса.
— Дубина, это ж «Куин», — ответил кто-то за Линьковича, — это те, кто «уи а зе чемпьонс, май френд».
Заговорили о музыке, Стас подсел к Яне.