— Имя-то у твоего кавалера есть? — Кислицын выглядел спокойней Будды.
— Ты же ведь не сделаешь ему ничего плохого, Джон Сноу, — тон у Даши был такой требовательный, что Пете даже захотелось немедленно вынести мусор или что-то сделать по дому.
— Что я, псих, что ли, ну и зачем тебе я, когда есть молодые? — Петя улыбнулся. — Мне кефир, клистир и все такое.
Даша возмутилась и следующие пять минут рассказывала, какой он классный и вообще все девчонки его будут.
Петя отпирался, ссылался на возраст и даже рассказал анекдот про старого лорда и молодого секретаря, вспомнив, однако, про себя другой анекдот про старого и молодого быков. «Вот завалю твоего хахалька и пойду в узбекский ресторан, бычьи яйца съем в память и ознаменование заслуг, могу и панихиду заказать, надо уж как-то искать его».
— Так как звать ухажера?
Даша чуть-чуть поколебалась, но потом решила поверить теперь уже бывшему любовнику.
— Игорь, а фамилия у него немного странная, даже смешная — Кислицын.
Петя проклял человека, который запретил курение в кабаках. В обморок падать не стоило точно.
— А чего, нормальная фамилия.
Серия послематчевых пенальти
Петр Кислицын, Дмитрий Хубариев, Станислав Линькович
Петр Кислицын
(РОССИЯ — БЕЛЬГИЯ, 3:3)
— Молодой человек, вы мне не поможете, — голос был требовательный и будто знакомый. Петя сначала дернулся отшить такую некстати просьбу, но споткнулся о растерянный взгляд опрятной интеллигентной старушки. — Вы понимаете, я пошла в киоск за журналом Женечки Альбац, The New Times, это единственный честный журнал, мне его давно не приносят, говорят, закрылся, но как же так, напутали, наверное, он же такой популярный, вот пошла искать по киоскам, нигде нет, и, кажется, я не очень помню, как идти домой, — уверенный и все-таки почему-то знакомый голос чуть дрожал.
— Адрес-то свой помните? — Петя знал, что услышит в ответ. Паспорта нет, где искать родных — непонятно.
— Нет, но, по-моему, это вот те сталинские дома, — голос стал чуть уверенней.
— Ну пойдемте, я вас провожу, глядишь, и найдем вашу родню, родня-то есть, мать, а? — Пете тоже надо было к сталинкам, а тут и доброе дело получилось бы. Глядишь, зачтется, хоть и непонятно по какому разряду.
Официально он был мертв.
Сценарий своей смерти Петя спер у Галушкина: машина врезалась в бесхозный бензовоз и стремительно сгорела. В Москву из непризнанной республики привезли закрытый гроб. Сопровождающий изложил заученный рассказ, что мстить не надо, никому не надо, потому что дела мутные, возможно, и свои грохнули, а сыну за отцом торопиться не стоит.
Игорь Петрович оставался и отцовским любимцем, и человеком, которому Кислицын дважды подарил жизнь. А тот невольно украл счастливый остаток жизни у своего отца.
— Родственники, конечно, есть, они не знали, что я ушла, а я, вот растяпа, решила пройтись, но тут все так поменялось. Что творит этот подлец, наш мэр, — старуха, нет не старуха, бабушка, просто болтливая и, кажется, начала соображать чуть лучше.
Кислицыну было плевать и на мэра, и на город, и вообще на все. Петя приехал за Дашей. Он не мог забыть ее. Он вспоминал ее каждый день. Никакие телки не могли заменить ее, а уж прошелся он за год по ним знатно.
Он решил не звонить, это было бы совсем «нечетенько». Вся жизнь обучила Кислицына сидеть в засаде, устроить ее он решил около дома ее бабушки, Даша совершенно точно навещала ее раз в два-три дня. Где-то вот за тем поворотом.
— Как вас зовут? — старушка довольно уверенно шла в определенном направлении, явно успокоилась и была настроена пообщаться.
— Петя, — честно ответил Петя.
В одной из позапрошлых жизней Галушкин объяснил ему, что поддельные документы могут быть на любую фамилию, но имя должно быть только свое. Так бывший Кислицын всегда и поступал.
— Раиса Николаевна, — представилась бабушка и начала что-то явно интересное ему рассказывать то ли про Путина, то ли про сына, который на Путина работал, а теперь, кажется, перестал. Ну да, это Москва, тут все генералы, извини-подвинься.
Никаких идей о том, что сказать Даше, у него не было. В прошлый раз в кармане лежали кольца, но теперь… Петя не хотел строить планов.
К старушке и ее провожатому подбежали два подростка, Кислицын даже сначала не понял, отчего в глазах рябит, потом сообразил, что близнецы.
— Ба, ба, ты куда делась, мы в плейстейшен рубимся, тут Дейнериз влетает и давай нас драконить: ты куда, что, а мы ни о чем.
— Владик, Виктор, когда вы научитесь говорить, как полагается интеллигентным людям, — Раиса Николаевна явно вышла из роли потерявшейся (да уже и отыскалась она явно) и вошла в образ строгой бабушки.
Близнецы что-то продолжали галдеть, но Петя их не слышал. Даша только что выскочила из подъезда и взволнованно смотрела по сторонам. Он очень хорошо помнил, как она злилась, и вот тут был ровно такой момент. На ней была только майка средней длины, до середины бедра.
— Ба, ба, прикрой нас от Дейнериз, она нам житья не даст потом, — близнецы галдели не уставая.
«Это и есть ее внучка, вот, может, и удача, сам возродился и ее Раису Николаевну обратно доставил», — Пете показалось, что план сложился сам собой, и тут из подъезда выскочил Игорь Петрович.
— Меня домой довел молодой человек, очень милый, хоть и простоватый. А куда он делся? — Раиса Николаевна растерянно крутила головой по сторонам.
Петя прыгнул через полуметровый забор практически с места и успел пробежать метров десять, прежде чем обернулся. Даша и близнецы толкались около бабушки, Игорь Петрович стоял чуть поодаль. Кислицын выдохнул, пробежал еще двадцать метров, оглянулся, посмотрел на Дашу и на ее бабушку, закрыл глаза, открыл: «Да ладно, да не бывает так».
— Ты пройти дашь, баран, — огромный жирдяй с почему-то знакомым лицом (да что ж сегодня за день такой, всё кто-то мерещится) пер буром.
Петя приветливо улыбнулся и для начала выбил грубияну коленную чашечку.
Дмитрий Хубариев
(РОССИЯ — КОРЕЯ, 4:2)
Две женщины под занавес рабочего дня были совсем некстати, а огромная папка с документами для ксерокопирования — еще более некстати. Дима быстро соврал, что ксерокс работает плохо, но дамы в летах оказались неукротимы в своем желании сделать копии.
Собственно говоря, для этого фотоателье и существовало. В нем можно было распечатать и отсканировать бумаги, сделать копии и вообще все что нужно. Чаще всего этим пользовались клиенты расположенного напротив турагентства.
Работой мечты Хубариев назвать это не мог, но подработка была нормальная. Главным образом за счет скользящего графика и возможности заниматься своими делами. Особенно когда к туристам никто не валил и фотографироваться приходили только какие-то совсем случайные люди. Или вот теткам куча бумаг понадобилась.
Тетки собирались в сопровождении большого количества детей куда-то — то ли в полузапрещенную Турцию, то ли в разрешенную Болгарию. Жаль, не в Крым, подумал по старой патриотической памяти Хубариев, но вспомнил, в какую цену влетел им отдых в этом году.
Женщины, благодарно посматривая на Диму, продолжали свой разговор.
— …мой первый в институте скромником был, да и потом, при всем форсе, тоже не особо, а вот как они с Толиком бизнесом занялись, так все меняться и стало.
— Деньги шальные.
— Нет, Зой, не сильно много и не сильно шальные, особенно поначалу. Просто дело для него стало важней всего, это для мужика как раз и нормально, но он себя стал считать главным работником в мире, и поэтому то ему не так, се ему не то. Ну и пил, конечно.
— Ты, Кать, не говори, мой до какого-то момента зашибал каждый божий день, каждый божий…
— Но с буханием ладно, мне вот кажется, Толик против меня его настраивал, как-то все время подначивал, исподволь, ревновал, что ли.
— Неужели голубой?
Смеется:
— Да нет, конечно, хотя иногда я прям и думала об этом, как подружки часами по телефону болтали, то ли о делах, то ли о чем еще, он в комнате всегда запирался — типа кабинет у него, зато святым для него долго была дочка.
«Как на меня похоже», — подумал Дима. Вольный график позволял Хубариеву проводить больше времени с Квакой, возить его на гимнастику и гулять. Сын ходил все уверенней, рисовал хорошо и вообще рос умненьким мальчиком.
Других дел особо не было. После выборов в Думу Дима свернул свою общественную деятельность. Да и посыпалось все как-то. Их НКО оказалась не особо кому нужной. Почти сразу перестало хватать денег, но тут на прощание помог Широпан. Семье Димы дали новую квартиру, в которой места хватало всем. Кое-как сделали ремонт, а Люка неожиданно устроилась на работу в расположенный неподалеку универмаг. Дима начал даже подумывать о втором ребенке, Люка была не сильно «за», но Хубариев надеялся на силу своего убеждения.
— Вот что в нем всегда было хорошо — не жадный. И дочку говорил, что любит, правда, потом поругались.
— Сейчас вроде ничего.
— Да, на удивление, ну подросла, да и он попроще стал, как с работы поперли. За Раисой Николаевной очень трогательно присматривают. А они говорили, что к ней призрак Петьки твоего приходил?
— Да, а к Петьке еще какого-то его друга тоже являлся, но он тогда пил как лошадь, небось, с перепою с деревом и поговорил, как с человеком.
Смеется.
— Ой, подожди, Тоша подъехал. Молодой человек, вы закончили? Да, всё, выходим, молодой человек, а не поможете до машины донести бумаги?
— Кать, брось, сами дотащим, нечего человека от работы отрывать.
Дима благодарно улыбнулся, тащиться на улицу совсем не хотелось.
Станислав Линькович
(РОССИЯ — ИСПАНИЯ, 3:3)
«Я твои ножки, ты мой тазик, я посмотрю — ты вырвешь мой глазик», — Стас хорошо понимал, что это последняя мелодия в его жизни. Ну или в нормальной жизни, так точно.
Проверка ЦБ в банке начиналась на следующей неделе. Собственно, выводы были уже готовы, история выглядела понятной и очевидной. Ответить за огромную дыру в балансе предстояло Станиславу Ивановичу Линьковичу, первому вице-президенту банка.