А одним из самых страшных школьных преступлений того времени, из которого мы просто делали шоу, описывали в газетах, показывали по телевидению – это когда директор школы не поставил компьютер в класс, чтобы дети его видели, чтобы учителя могли с ним работать, а поставил себе в кабинет или в бухгалтерию. За такой поступок мы директора очень серьезно наказывали. Потому что если бы мы на такие решения руководителей не отреагировали, нам бы больше денег на развитие образования никогда не дали…
Владимир Филиппов:
– Мы понимали, что если сверху давать деньги, то все захотят и школьные автобусы по сто штук, и компьютеров чтобы дали побольше. Потому и по школьным автобусам, и по компьютеризации мы шли по принципу 50 на 50. Регион пишет – дайте нам 1000 компьютеров. Мы – нет вопросов, с вас 3 миллиарда рублей на покупку еще тысячи. О-о-о, тогда дайте нам 200! Свое больше ценят! И этот принцип софинансирования сработал.
Далеко не везде драгоценные компьютеры ставили в классы, кое-где их устанавливал в своем кабинете директор.
Ефим Коган:
– Когда директорский корпус начал считать деньги – особенно в сельских территориях, – он вдруг заговорил о том, что ему невыгодно держать десятые и одиннадцатые классы. Почему? Потому что детей там мало, а полный набор учителей надо иметь. Невыгодно. Мы же в рынке живем – и понятие «невыгодно» становится решающим. И тогда было принято решение – мы выстроим в центральных больших селах крупные образовательные центры. Эти образовательные центры мы оснастим по последнему слову техники, науки и образования. В этих школах будут учиться дети из этого села, но, кроме всего прочего, мы будем привозить туда детей из других сел из малых городов. У нас хорошие дороги, у нас нет гор, горных рек, нет тайфунов. А в этих селах и поселках можно школы сделать примерно по такому принципу: везде – начальная школа, затем на несколько сел одна школа основная, с девятыми классами. И наконец, одна большая школа, в которой дети завершают основное образование, – полная средняя. Вот такую систему мы начали выстраивать…
Я когда пришел в 1992 году руководить департаментом, на территории было 1400 школ. Когда я уходил, их было 900. Изменения числа школ не зависит от того, хотел я этого или нет. Это определяется теми задачами, которые вы ставите. Если вы хотите, чтобы сельский школьник имел такие же возможности поступить в Самарский аэрокосмический университет, как и городской, – нужно поднимать качество образования на селе.
В 1962 году окончил Полтавский инженерно-строительный институт по специальности «Промышленно-гражданское строительство», работал инженером.
Спустя два года поступил в аспирантуру Новосибирского государственного университета по специальности «физика высокотемпературной плазмы». После окончания в 1967 году аспирантуры Новосибирского университета работал инженером, старшим инженером, младшим научным сотрудником проблемной лаборатории физической электроники радиофизического факультета, старшим научным сотрудником НИС Киевского госуниверситета.
С 1981 по 1992 год – заведующий кафедрой общей физики Куйбышевского государственного педагогического института им. В. В. Куйбышева.
В 1985 году получил ученую степень «доктор физико-математических наук».
«Я был заведующим кафедры физики и возглавлял большую и очень успешную лабораторию физической электроники. Это была, по-видимому, единственная лаборатория в Поволжье в то время, которая взаимодействовала с институтами Академии наук, выполняла заказы для министерства обороны и др.».
А в 1992 году ему неожиданно предложили возглавить управление по образованию Самарской области.
Под руководством Ефима Яковлевича была проведена масштабная реформа образовательной системы региона – введено нормативное финансирование для дошкольных, школьных и средних профессиональных учебных заведений. Ее суть заключалась в том, что финансировалась не организация, а поставленная перед ней задача. Это сформировало поле конкуренции за ученика со всеми вытекающими последствиями. Через много лет этот принцип был введен как норма в РФ.
«Профессиональное образование было странно устроено. Оно подчинялось федеральному комитету, а финансировалось регионом. Студенты состояли на полном обеспечении – одежда, питание были нормой этой системы. Следующий шаг состоял в том, чтобы вообще забрать всю систему образования в регион, потому что невозможно формировать кадровое обеспечение региональной экономики, если учреждение управляется на федеральном уровне. Мы забрали все это к себе в регион, ликвидировали полувоенную систему содержания студентов, ввели стипендиальное обеспечение, заявили, что система профессионального образования решает экономические задачи, а не социальные… И все начало работать в этой региональной схеме».
Следующий этап реформы состоял в создании механизмов, обеспечивающих единые принципы управления образовательными организациями, возможности межмуниципального использования. С этой целью в регионе все образовательные ресурсы были переданы в региональное управление, за муниципалитетами оставалась обязанность содержать здания и сооружения системы на их территории в рабочем состоянии. Вся территория региона была разделена на образовательные округа, которые управлялись региональным министерством образования и науки через свои структуры. Все организации финансировались напрямую, а не через муниципалитеты, число управленческих структур резко уменьшилось, а образовательные округа объединяли ресурсы нескольких муниципалитетов.
Ушел с поста министра образования и науки Самарской области в 2005 году.
Уйдя с госслужбы, продолжил научно-педагогическую деятельность: был научным руководителем Приволжского филиала федерального государственного автономного учреждения «Федеральный институт развития образования», экспертом Национального фонда подготовки кадров. Работал профессором на кафедре физики в Самарском национальном исследовательском университете имени академика С. П. Королева. Преподавал в Московской высшей школе социальных и экономических наук.
В 2001 году участвовал в разработке «Концепции модернизации российского образования до 2010 года».
Награжден знаком «Отличник народного просвещения».
Удостоен ордена Дружбы.
Владимир Филиппов:
– Я согласен с формулой: закроете школу, и село начнет гибнуть. Но с другой стороны, что это означало? У нас было очень много маленьких школ. Когда мы начинали реформу – я до сих помню цифры, – у нас было 5200 школ, численность детей в которых с первого по последний класс была меньше 20 человек. На все классы. Какое качество образования в них могли дать? Какая эффективность предполагалась? Там учителей больше нужно с 1 по 11 класс, чем детей училось.
Первое время школьные автобусы были непривычны на сельских дорогах.
Было много сельских школ, где учились несколько учеников. И учителей могло быть больше, чем школьников.
Первомайская школа, д. Ильенки, Тверская область. 2000-е годы
Елена Чепурных:
– Тяжело проходила программа «Школьный автобус». Мы понимали, что удержать все 68 тысяч школ невозможно. Были школы в селах, где уже почти никого не оставалось. Но на них все равно тратились деньги. Чтобы как-то оптимизировать сеть сельских школ, мы решили сделать программу, которая называлась «Школьный автобус». Мы с тогдашним министерством промышленности обсуждали, что это будет хорошо и для наших трех автобусных заводов. Они получали большой государственный заказ. И для школы хорошо, что ребят можно будет подвозить на занятия из разных сел.
Эта программа дала людям надежду, что ребенок будет учиться в хорошей школе и что ребенка обязательно заберут автобусом и привезут обратно. Он не будет идти один ночью по трассе, ему не придется жить в школе-интернате. Мы хотели, чтобы как можно меньше детей вынуждены были жить в интернатах, становились «интернатскими».
Владимир Филиппов:
– Нас серьезно критиковали. Особенно коммунисты: «Вы же закрываете школы!» Но все было сложнее. И дело не в экономии. Это была на самом деле дорогостоящая программа. Нам почти 2000 школ нужно было организовать так, чтобы в них могли учиться дети с 1-го по 4-й класс. Ребята в начальной школе должны быть в своем селе, рядом с родителями. Младшую школу закрывать нельзя. Но в ней нужны высокого уровня учителя. Дальше – с 5-го по 8-й дети должны были ехать в укрупненные школы – на два-три села рядом делали одну школу. А вот профильная старшая школа уже, возможно, организовывалась в райцентре.
Разные были схемы. Одно дело возить недалеко автобусами. А как возить в Сибири зимой? А именно там и на Дальнем Востоке в большинстве малочисленные школы. Посчитали – четверть детей нужно возить в школы за пределами родного села.
Я помню, в 2001 году приехали мы в деревню Кузькино Самарской области к Когану. С нее начинали программу информатизации сети сельских школ. Подчеркиваю – информатизацию и компьютеризацию мы начали именно с сельских школ. Потому что мы понимали, что в Москве и в других крупных городах в каждой школе в каждом классе есть дети обеспеченных родителей. И они купят для детей компьютеры в класс. А кто в сельской школе купит детям компьютеры?
Ефим Коган:
– Все было устроено таким образом, что вначале строилась большая школа. К ней приписывались определенные села из округи. Школа имела свои автобусы. Составлялся маршрут. Эти школьные автобусы возили детей на занятия. И сейчас возят.
Из беседы с Исаком Фруминым
– Когда я руководил школой «Универс» в Красноярске, смог выучить английский язык. У меня жена – учительница английского. И кто-то из моих московских приятелей, когда люди во Всемирном банке искали местного эксперта, меня назвали. Оказалось, что директоров школ, которые знают английский язык, у нас тогда было не так много. А тех, которые еще участвуют в каких-то процессах развития образования, совсем нет. А я, кроме того, тогда уже был кандидат наук. Вот меня и позвали старшим специалистом. Я отвечал за проекты в сфере образования в Российской Федерации. Портфель на эти проекты был примерно миллионов 30 долларов в год.