– Сравнимо с бюджетом министерства образования…
– Я бы сказал, что это были фактически единственные деньги на развитие у министерства образования. Я раз в две недели, а то и чаще встречался с Владимиром Михайловичем Филипповым…
Но контакты со Всемирным банком начались значительно раньше. Предшественник Филиппова Александр Николаевич Тихонов даже рядом со своим кабинетом в министерстве выделил комнату представителю Всемирного банка.
Но я бы не переоценивал роль Всемирного банка. Банк – это сервисная структура. Идею проекта предлагает заемщик. Он же под нее получает кредит. Пусть очень дешевый, выгодный, но кредит. Да, банк может до этого посоветовать что-то, сказать, что давайте сделаем вот это, тут в вас проблема. Но все равно, с запросом должно обратиться правительство.
С Александром Михайловичем Кондаковым, который тогда был у Филиппова замминистра по международным делам, мы часто встречались. У него в кабинете для меня даже был кефир припасен – я тогда кефир по утрам пил.
К этому времени в министерстве уже были люди опытные и грамотные. Это в начале 90-х мы были абсолютно невежественны с точки зрения мирового опыта, и нам казалось, что если это написано не по-русски, то это круто.
В конце 90-х уже люди поездили, они поняли, что есть люди, которые вам пытаются втулить вчерашний день. Стали понимать, что есть Гарвардский университет, а есть Университет штата Кентукки. И от них шли советы разного качества.
Уровень компетенций в министерстве Филиппова был совершенно замечательный. Поэтому не могу сказать, что интеллектуальный штаб, который бы диктовал, что и как надо делать, был во Всемирном банке.
Филиппов тогда меня даже ввел в какой-то совет по модернизации образования. И мы там спорили. И во время одного спора на меня даже кто-то обрушился: почему мы должны слушать людей, которые представляют Вашингтон? Филиппов отреагировал жестко: «Мы должны слушать людей, которые представляют практический российский и мировой опыт».
Как экспертом стала Высшая школа экономики? История простая. В 2000 году, когда первым лицом государства стал Владимир Путин, появилась так называемая программа Грефа (имеется в виду «Стратегия 2010» – программа социально-экономического развития Российской Федерации на период 2000–2010. – А.М.). Греф интеллектуально опирался на Вышку. И в целом как министр экономики играл тогда очень важную скрипку.
Поэтому Владимир Михайлович Филиппов позвал Вышку: он понимал, что он через Вышку выстраивает отношения с министерством экономики, с Германом Оскаровичем.
Исак Фрумин и Анатолий Пинский – одни из авторов нормативно-подушевого финансирования.
Вышка готовила материалы по организационно-экономическими механизмами развития системы образования.
Помню, идею ЕГЭ я в первый раз услышал в кабинете у Кузьминова.
В целом же образовательная политика делалась существенно более сложно. Владимир Михайлович очень внимательно относился и к регионам, и к ректорам, и к парламенту.
Филиппову удалось стабилизировать систему образования. Он вообще человек очень стабильный, старательный, системный, просто поразительно. Я помню, когда я к нему приходил, он меня просил: если у тебя появляется какая-то идея, предложение – напиши мне. Я ему писал две-три страницы. При встрече он доставал документ, а на нем стояло четырнадцать его пометок – замечания, уточнения!
– Он каждую пометку буквой алфавита отмечал…
– Поэтому в тот период не было уже такого штурма, натиска. Это был период обустройства. Но при этом Филиппов очень ценил инновации. И он, безусловно, был абсолютно международный человек. До сих пор, когда я с кем-то из ЮНЕСКО разговариваю, то прежде всего они называют Филиппова. Его помнят и ценят.
Поэтому для него не было вопросов, связанных с болонским процессом. Он понимал, что одна из его задач – это открытие России мировому образованию. Если бы не он, то у нас бы очень сильно упало число иностранных студентов, например.
Благодаря его феноменальной системности все проекты, которые мы реализовывали с министерством образования, доходили до самой земли. Мы говорили, что надо реструктурировать сеть сельских школ, чтобы повысить качество обучения в сельской местности. Но это надо делать, не просто закрыв слабые школы, а построив привлекательные центральные школы. Надо дать автобусы и дороги сделать, теплые туалеты. И это делалось!
Первыми регионами, где решили проблему теплых туалетов, были три региона пилотного проекта со Всемирным банком: Самарская и Воронежская области, Чувашия.
Помню, мы приехали в Самарскую область. Нам показывают какие-то новые лаборатории. Компьютеры. А женщина-эксперт из Швеции говорит: а туалет? Ей говорят: вон, на улице. Она говорит: «Вы удивительные люди! Мы все-таки в первую очередь сделали бы туалет».
И второй большой проект был по информатизации системы образования. Семь регионов. А Всемирный банк работает так. Обязательной частью процедуры был выезд на место. Приезжали в регион и говорили: мы хотим поехать вот в такой-то район. У местных властей было три часа, чтобы приготовиться. Я помню, мы приехали в один район в Красноярском крае. А идея была в том, что мы в каждом райцентре делали центры информатизации. На все школы денег не хватало, на центры – хватало.
И обязательным требованием был автономный туалет в этом центре. И вот приезжаем мы в поселок Большая Мурта. Минус 20. Компьютеры все стоят. Туалет стоит. И тут ненароком местная дама, из Красноярска, говорит: сейчас мы его проверим. И я вижу ужас в глазах директора этого центра. Он говорит: мы все сделали, все поставили, но трубы еще не подключили.
Проверяли все мелочи.
– Можно ли сказать, что нормативно-подушевое финансирование – это идея Всемирного банка?
– Конечно нет. Это просто мировая практика, которая как опыт пришла через Всемирный банк. А конкретные методики разрабатывались в Высшей школе экономики. В разработке идеи участвовал и Анатолий Аркадьевич Пинский.
Но нужно понимать: Владимир Михайлович Филиппов любил слушать разных людей, впитывать, осмысливать. Вот есть алмаз, из которого вы делаете бриллиант. Важен и исходный материал, и окончательный продукт.
Владимир Михайлович является творческим человеком и сам. И управленческие решения принимал он сам, выслушав большое количество экспертов.
– Почему вы ушли из Всемирного банка?
– Это очень просто. Россия перестала брать кредиты Всемирного банка. Они ей больше были не нужны. А мне хотелось продолжать делать крупные проекты. Ярослав Иванович Кузьминов предложил мне создать Институт образования Вышки.
Глава шестнадцатаяКак рождался ЕГЭ
В 1999—2000 годах в недрах Минобра рождался ЕГЭ. Было бы банальностью написать, что он рождался в муках. Но в бурных спорах – точно. Яростно спорили даже о том, как назвать процедуру. Национальный экзамен? Красиво. Но страна у нас многонациональная – не пойдет. Общий экзамен? Общий для всех? А как быть с предметами по выбору? Государственный? А что это будет значить? И вот однажды в дискуссию включилась тогда замначальника правового управления министерства Вероника Спасская. Она послушала спорящих, подумала и выдала:
– Назовите Единый государственный экзамен. И не мучайтесь.
На том и порешили.
Виктор Болотов:
– Как мы рассуждали тогда? Есть инженерные вузы. Зачем им принимать русский язык и литературу?! Пусть абитуриент принесет сертификат, что он сдал этот экзамен, и вуз не будет мучиться, создавая свою приемную комиссию тратить деньги, искать где-то этих литераторов. Или, наоборот. Гуманитарный вуз. Чего я буду искать для приемной комиссии математиков? Пусть мне принесут сертификат, что он сдал математику, и все будет в порядке. Такие мысли бродили и в 90-х годах.
И следующий момент, который нужно учесть. Школам, регионам, вузам дали свободу. Появились авторские школы. И тогда золотая медаль давала преимущества при поступлении в вузы. С ней ты должен быть при поступлении сдавать не все экзамены, а только один, профильный. И у нас стало расти число золотых медалистов. По экспоненте, как говорят в математике. То есть с каждым годом их становилось все больше, больше и больше. Очевидно, что это не качество преподавания и обучения росло, а росли блатные золотые медалисты.
Поначалу ЕГЭ был лишь экспериментом в нескольких регионах…
И пишет он – «прасю пренять на такую-то специальность, потому что я имею золотую медаль». Ректоры показывали такие заявления золотых медалистов. С другой стороны, вузы стали выкаблучиваться. Не буду их сейчас называть. Но были объявления: «В наш вуз можно поступить гарантированно только через подготовительные курсы. Ходишь к нам на подготовительные курсы – поступишь. Не ходишь – не поступишь».
Или были другие объявления: «Готовлю к сдаче вступительных экзаменов по математике – 100 у. е. в час». Или даже «Готовлю к вступительным экзаменам по математике в Плехановку – 200 у. е. в час». Почему – понятно. Это были члены экзаменационной комиссии. Они знали, какие задания будут, и могли повлиять на оценки.
– Коррупция?
– Самый настоящий криминал. Доходило до того, что детям нужных людей просто подменяли листочки во время экзаменов, подкладывая шпаргалки. Или правильным абитуриентам говорили – ты ничего не пиши, сдавай пустой листочек, с фамилией своей, а потом блатных детей собирали, и они эти листочки заполняли под диктовку.
Владимир Филиппов:
– Идея ЕГЭ родилась задолго до того, как придумали название ЕГЭ. Сначала была постановка проблемы. Приехали регионы в Кремль в Москву и сказали – поступить в московские вузы стало невозможно. У вас репетиторы, у вас свои платные курсы, у вас договорные школы, а мы далеко. Пропорции поменялись принципиально.
В советское время в Москве в университетах было примерно 25 % москвичей и 75 % иногородних. На 1999 год, когда такой разговор шел в Кремле, пропорция изменилась ровно наоборот. Ну, и по экономическим причинам дети не ехали в Москву – дорого жить, денег на это нет у учителей или у рядовых врачей. 75 % в московских вузах было жителей Москвы и 25 % – со стороны. Как будто мы МГУ, МАИ, МЭИ, Бауманку построили только для москвичей! Для всей страны строили эти вузы!