— Тебя что, изнасиловали?
— Что? — взглянула я на него.
— Ты поэтому не хочешь мне рассказать?
Я не знала, что ответить. Я сомневалась насчет изнасилования. Конечно, я знала, что это такое, но вообще-то я была абсолютно уверена, что к изнасилованию относится только секс, а не использование пальцев.
— Джасира? — окликнул меня Томас.
— Нет, — очнулась я. — Не было такого.
— Тогда о чем ты сейчас задумалась?
— Ни о чем.
— Ты вспоминала, как тебя изнасиловали?
— Нет, — повторила я, — я же тебе сказала. Меня не насиловали.
— Тогда почему не было крови, когда мы занимались сексом?
— Я не знаю.
— Но кровь обязательно должна быть, — сказал он, — а раз ее нет, значит, либо ты трахалась с кем-то до меня, либо тебя изнасиловали. Так что произошло?
— Ни то ни другое.
Он взглянул на меня:
— Но что-то ведь случилось, это точно.
— Может, это из-за тампонов. Может, я там себе все растянула.
— Сомневаюсь.
По пути домой я думала о словах Томаса, о том, что меня изнасиловали. Конечно, я знала, что изнасилование — это плохо. И я знала, что, когда кто-то делает над тобой такое, это страшно и больно, совсем как тогда с мистером Вуозо. Но я не думала, что мистер Вуозо меня изнасиловал, ведь он мне нравился. По телевизору показывали, как женщины, которых изнасиловали, радовались, когда насильника отправляли за решетку. Они хотели, чтобы ему было плохо. Но я относилась к мистеру Вуозо совсем по-другому. Совершенно по-другому. Я не хотела, чтобы его отравили газом, убили или призвали на войну. Я была в него влюблена, как и призналась Дениз. Что бы он со мной ни сделал, это уж точно не могло быть изнасилованием.
Придя домой, я сделала уроки и отправилась к Мелине. Она открыла мне дверь, красуясь в фартуке поверх футболки и черных штанов.
— Привет, — поздоровалась она. — Зачем ты стучишь?
— Что?
— У тебя же ключ есть.
— Ой, — вспомнила я, — а я и забыла. У меня с собой его нет.
— Почему?
— Он в рюкзаке.
— Я была бы рада, если бы в следующий раз ты открыла дверь ключом.
— Даже если вы дома?
— Это не важно, дома мы или нет.
— Ладно.
— Я ведь тебе его специально дала.
Я кивнула.
— Можно мне книжку почитать?
— Конечно.
Мы прошли в дом. Я заметила, что фартук у нее на спине был завязан на малюсенький узелок, потому что на бантик длины тесемок не хватило.
— Устраивайся, — сказала Мелина, показывая на столик с книжкой.
— Вы что-то готовите? — спросила я. Никакого запаха еды я не чувствовала.
— Типа того, — кивнула она. — Делаю заменитель соли. Смешиваю разные травы и специи в кофемолке, чтобы потом добавлять в еду и думать, будто там настоящая соль.
— Тебе нельзя есть обычную соль? — удивилась я.
— Да, давление не позволяет.
— О…
— Может, захватишь книжку да пойдем на кухню? — предложила Мелина. — Ты читай, а я буду молоть.
— Ладно, — согласилась я, наклоняясь за книжкой.
Мне нравилась их кухня. Она совсем не походила на нашу или на кухню в доме Вуозо. Похоже, Мелина с Гилом отказались от вариантов оформления, которые предлагали всем жильцам подряд продавцы из агентства недвижимости, и сделали все по-своему. Больше всего мне у них нравились огромная серебристая плита и холодильник. Такие можно увидеть в ресторане.
Я уселась за кухонный стол, который снова напомнил мне о закусочной, куда мы ходили вместе с мамой. Подушка сиденья сверкала блестящим красным винилом.
Мелина вернулась к своей кофемолке, а я начала читать главу про изнасилования. Там говорилось, что изнасилованием считается любой сексуальный акт, который произошел без моего согласия. И еще что это в любом случае не моя вина, и не важно, что за одежду я ношу. И что мистер Вуозо — злой человек с извращенными представлениями о моральных ценностях. В случае чего, сообщала книга, у меня в запасе еще три года, чтобы донести на мистера Вуозо.
Пока я читала, Мелина постоянно включала и выключала кофемолку, и пару раз, когда та молола, встряхивала ее, как маракас. Закончив, она сняла с кофемолки крышку, облизала палец и погрузила его в получившуюся смесь.
— Ну как, соленая? — спросила я.
— Иди попробуй, — пригласила она.
Я поднялась и подошла к столу. Мелина еще раз облизала палец, вставила его в смесь и велела открыть мне рот. Я послушалась, и она засунула палец мне в рот. Я сжала губы, так что когда она вытащила палец обратно, он уже был чистый. Я проделала все так, будто уже тысячу раз делала такое с моей мамой, но это было не так. Мы с мамой никогда не делали ничего подобного.
— Ну как? — поинтересовалась Мелина.
— Похоже на чеснок, — ответила я. — И на петрушку.
— Но не на соль, — заключила она.
— Не очень.
— Ну и ладно, — решила она, пересыпая ложкой порошок в маленькую стеклянную баночку. — Может, Гилу понравится.
— А что случится, если ты будешь есть обычную соль?
— Ребенок может родиться слишком рано.
— О-о…
— И чтобы спасти меня, врачам придется достать ее, даже если она еще не готова.
Я кивнула.
— Первой всегда стараются спасти мать, — добавила она.
Я обрадовалась, услышав это, ведь судьба Дорри меня не особенно волновала.
— Но сама мать всегда хочет, чтобы спасли ее малыша, — продолжила Мелина.
— И ты этого хочешь? — спросила я.
— Конечно.
От ее слов мне стало грустно, хоть я и знала, что грустить тут не о чем.
— Мне надо пописать, — призналась Мелина, передавая мне ложку. — Доделаешь вместо меня?
— Конечно, — согласилась я.
Она развязала узелок и сняла фартук. Я начала пересыпать порошок в баночку. Через секунду я услышала ее голос:
— Изнасилование?
Я посмотрела на нее. Мелина остановилась у стола на пути в ванную и смотрела на мою раскрытую книгу.
— У тебя что, возникли какие-то вопросы по поводу изнасилования? — необычно быстрым голосом спросила она.
— Что?
— Почему ты читаешь главу про изнасилования?
— Я не читаю.
— Нет, читаешь, — настаивала она. — И я знаю почему.
— Я всю книжку читаю, — пыталась оправдаться я, — я просто дошла до этой части, когда ты позвала меня попробовать смесь.
— Да не может быть, чтобы ты успела дочитать до этой главы! Ты слишком мало времени провела за книгой. Не может быть.
— Я знаю, — сказала я. — Я не все подряд читаю.
Мелина взглянула на меня и надолго замолчала. Потом глубоко вздохнула и сказала:
— Ладно. Это твоя книга. Ты можешь читать в ней все, что захочешь.
— Спасибо, — поблагодарила я.
— Но если у тебя возникнут какие-нибудь вопросы, спрашивай у меня.
— Ладно.
— Я разбираюсь во всем, что написано в этой книге.
Я кивнула.
— Может, ты сейчас хочешь что-нибудь у меня спросить?
— Нет, — покачала я головой.
— Уверена?
Я кивнула.
— Ну ладно, — вздохнула она.
Как только она вышла, я захлопнула книжку и отнесла ее обратно в гостиную. Потом досыпала псевдосоль в баночку и закрутила крышку. Мелина вернулась и спросила, куда я дела книгу.
— Я уже закончила читать, — ответила я, — и убрала ее.
— О! — воскликнула Мелина и прижала руку в животу.
— Что такое? — спросила я, хотя догадывалась что.
— Дорри пинается.
— Ты в порядке?
Она кивнула.
— Она, наверное, сейчас еще раз это сделает. Хочешь, положи руку мне на живот?
— Да мне уже домой пора, — сказала я.
Мелина, кажется, расстроилась.
— О, — произнесла она.
— Я пересыпала смесь, — сообщила я, показывая ей банку.
— Ага, — кивнула она, — спасибо.
Потом я пошла домой, легла на кровать и расплакалась. Сначала я плакала от ненависти к ребенку Мелины, затем я плакала, потому что мне стало плохо от того, что я ненавижу ее ребенка. Сильнее всего я заплакала, когда поняла, что, ненавидя ребенка, я становлюсь совсем как моя мама, на которую я ни за что на свете не хотела быть похожей. Раз я злилась на свою маму за то, что она ко мне ревновала, то и Мелина могла разозлиться на меня за то, что я ревную ее к ребенку. Я этого не хотела, так что прекратила плакать. Я сказала себе: “Уж лучше пусть мне будет плохо и одиноко, чем я буду ненавидеть ребенка” — и постаралась воплотить это в жизнь.
Этим вечером папа вернулся с работы в отвратительном настроении. По Эн-пи-ар он услышал, что президент Буш объявил о прекращении огня в Ираке, хотя Саддам до сих пор был жив — его пока даже не поймали. Папа сказал, что Колина Пауэлла надо гнать в шею, потому что он не выполняет своих обязанностей, а президенту Бушу объявить импичмент за то, что он его слушает.
Еще его злило то, что мистера Вуозо не призвали и не отравили газом. Папа был уверен, что теперь, когда иракцы сдались, они больше не будут испытывать на американцах всякие опасные штуки.
— Этот парень легко отделался, — кипятился он. — В очередной раз.
Я не знала, о каких таких предыдущих разах он говорит, но выяснять не стала, раз уж папа пребывал в таком плохом настроении. Вместо этого я спросила:
— А что, мистера Вуозо теперь совсем не призовут?
— Скорее всего, — ответил папа и пошел взять себе пива.
Я сделала вид, будто меня, как и папу, это страшно расстраивает, но на самом деле я была рада. Теперь мне было уже не важно, лишусь ли я Томаса из-за того, что он черный, или Мелины из-за ее Дорри. Потому что мистеру Вуозо больше ничто не угрожало. Он все так же будет жить со мной по соседству. А пока он живет рядом, я могу не бояться одиночества.
глава девятая
Через неделю после конца войны отменили запуск шаттла на мысе Канаверал. Папа сказал, что все дело в каких-то трещинах на зажимных гайках, а еще в куче идиотов, которых наняли на работу в НАСА. Он злился, что ему придется отложить свой уикенд с Тэной до нового запуска, аж до апреля. Он говорил, что ему нужно восстановить душевные силы, подорванные Колином Пауэллом, который прошляпил войну.