Опоздал: Коля уже откромсал себе большущий кусок торта и забил им рот. Самый лучший кусок отрезал — с мармеладным цветком и листиком из зелёного крема.
— Ах, ты так! Тогда я два куска отрежу… — сказал Толя и отрезал себе два куска торта.
— Тогда и я два,— сказал Коля и отхватил себе второй, побольше первого.
— У тебя и первый больше моих двух! Тогда я отрежу три!
— А я — четыре!
— А я скажу папе!
— А я скажу маме!
— А я тебе не дам хомяка смотреть!
— А я хомяка уже видел. Я тебе не дам рыбок смотреть!
Оба пихали за щёки торт, как тот хомяк харчи,— кто быстрее и больше съест? Перемазались — как чертята.
И тут зазвонил телефон. Раз, второй, третий…
— Беги послушай, у меня руки в креме! — сказал Толя.
— Сам слушай! И у меня в креме!
Толя затолкал остатки второго куска в рот, хотя уже тошнило от торта, побежал к телефону. Сумел снять трубку сжатыми кулаками.
— Умгу? — не смог даже языком хорошенько шевельнуть.
— Разбудил? — спросила трубка папиным голосом.— Дай, думаю, позвоню, может, ещё спят… Застелите кровати, умывайтесь, завтракайте.
— Умгу!
— Что — умгу!
— Мы уже съели торт! — Толя наконец смог шевельнуть языком. |
— Ка-ак — весь?! — удивился пала.
— Немножко ещё осталось. Коля доедает
Трубка молчала. Трубка тяжело дышала.
— А яичница? А кисель?
Теперь помолчал Толя.
— Нету на них места в животе!
Снова помолчала трубка.
— А как звонить в «Скорую помощь», знаете?
— 01!
— 01 — это в пожарную. Надеюсь, до пожара у вас не дойдёт. 03! Но я сам позвоню — в психиатрическую! Скажу, что вы с ума посходили, чтоб вас забрали в сумасшедший дом!
Трубка щёлкнула, в ней послышались короткие гудки.
Толя вернулся в кухню. На третий кусок торта и глядеть не хотелось.
Коля сидел на стуле с ногами, коленки у подбородка. Ладонями сжимал горло, как будто хотел удавить себя. Лицо сделалось бледное-бледное, как выбеленное, глаза вытаращены.
На тарелке возле него было пусто — съел четыре большущих куска!
— Хочешь ещё торта? — подвинул Толя свой третий кусок к нему.
Коля дико гыкнул, зажал рот ладонями, завертелся по кухне — чуть не перевернул вёдра с водой, не побил аквариум. Бросился в туалет…
Толя отковырнул кусочек торта без крема, бросил в банку.
Через мгновение гнездо вздрогнуло, из-под носка показалась мордашка с усиками, вся голова… Глаза хомяка были прикрыты, уши вялые, словно скомканные. Подвигал усиками — цап добычу зубами.
Голова исчезла…
Хомяк тоже любил торт.
«СУШЁНАЯ МИКРОБА» И «ЦИКЛОП С НОЖКАМИ»
Папа ещё звонил дважды — «Как вы там? Как Коля?» И каждый раз Толя докладывал: «Плохо… Лежит…»
Приехал папа на обед, привёз в банке с водой рыбок и улиток. А Коля не вставал! Только немного повернул набок голову и спросил:
— Сколько? Какие?
— Как и договаривались: пара неонов, пара гуппи вуалехвостых, пара чёрных молли, пара меченосцев. У знакомых брал, не в магазине. Эти взрослые уже, а в магазине — мальки.
Коля отвернулся, прикрыл глаза.
— Э-э, брат, как тебя скрутило… А всё из-за жадности. Хомяк и то всего сразу не съедает, откладывает про запас.
Папа пошёл в кухню. Вычерпал из аквариума — в последний раз! — воду, остатки слил в умывальник, подняв аквариум. Засыпали на дно промытый и прокипячённый гравий, налили полведра отстоявшейся воды, посадили несколько водорослей — их папа купил вместе с рыбками. И понёс аквариум в спальню, поставил на стол. Потом сходил в кухню и принёс ещё полненькое ведро воды, вылил осторожно в аквариум. Коля только слегка поворачивал голову, чтоб посмотреть, что делается, и ничего не говорил. Ничем не интересовался!
— Часа через два пустишь рыбок в аквариум,— сказал папа и налил в тарелки подогретый борщ. Себе не наливал — некогда уже было есть, побежал на работу.
Толя остался в квартире полным хозяином. Что хочешь, то и делай! От такой свободы у него даже голова закружилась…
О борще забыл: кувырнулся несколько раз на ковре, попробовал походить «на голове». Упал, больно стукнулся лодыжкой о кресло.
— Может, тебе яблочко кисленькое дать? Или кефиру? — предложил он Коле маминым голосом.
Коля скривился, как от зубной брли: «Отстань…»
Тогда Толя принёс шахматную доску с расставленными фигурами, поставил ему на живот.
— Белыми — я. Сыграем.
Коля смахнул шахматы с живота.
Толя разозлился: болеть болей, а рукам воли не давай! Но сдержал себя, молча ползал по полу, пока не собрал все фигуры. Почесал макушку — и вспомнил: в какой-то книге, совсем недавно её читали, мальчишки прыгали «с парашютом».
— Ух, придумал! Ох, и придумал! — принёс из коридора, сняв с вешалки, зонтик. Не раскрывая, забросил на шкаф. Сам стал на мамину кровать, оттуда на спинку кровати, вцепился руками за верх шкафа. Подрыгал ногами р-раз! — вскарабкался на шкаф. Раскрыл зонт: — Ур-ра! — прыгнул на кровать. Под ногами что-то треснуло.
Коля заинтересовался, сел в кроватке.
— Ух, и здорово! Ух, как здорово! — Толя не находил слов.
— А ты на подушку — мягче будет,— посоветовал Коля.
Толя положил даже две подушки. Забрался опять на шкаф.
— Гей-гох! — ринулся сверху на подушки. Без зонта уже.
И в другой раз что-то глухо треснуло. А из одной подушки, у которой была видна розовая нижняя наволочка, из уголка вылетела горсточка перьев. Перья закружились по спальне.
Не выдержал, вылез из своей кровати Коля. Постоял нерешительно…
— А-а, трусишка! — Толя залез и прыгнул в третий раз. Из подушки вылетело ещё больше перьев и пуха.
— Попадёт нам от мамы,— сказал Коля, но залез на шкаф и он. Повертелся там на корточках, глянул вниз. Не очень высоко… Гоп! — прыгнул и он.
Из подушки взметнулось облако перьев.
Спохватились, начали ловить, собирать перья, заталкивать обратно в подушку. Потом кое-как оправили мамину кровать, накинули на подушку покрывало. Совсем некрасиво получилось, не так, как у мамы. Сразу узнает, какая тут происходила баталия.
После прыжка со шкафа Коле захотелось глотнуть кефира. Подумал — хлебнул две ложки борща.
— Я тебя вылечил! — радовался Толя. И он немного похлебал борща.
Коля возвратился в спальню. Пока Толя убрал со стола и тоже пришёл туда, рыбки уже плавали в аквариуме. Толя разинул рот, хотел закричать: «Что ты наделал?! Папа сказал — через два часа!» Но Коля опередил его:
— Мои рыбки, что хочу, то и делаю!
Рыбки, кажется, чувствовали себя неплохо, хотя вода и была мутная. Гуппи гонялись по кругу, норовя вцепиться друг дружке в хвост. Неончики неподвижно зависли среди зарослей зелени. Молли задрали хвосты кверху и что-то склёвывали с камушков. Меченоска строгала губами водоросль, а меченосец плавал возле неё задом наперёд, словно хотел уколоть ее хвостовым плавником-«мечом». Одна чёрная улитка неподвижно лежала на дне в уголке аквариума, вторая наискосок пересекала боковую стенку. «Антенны»-усы распустила широко в стороны, поколыхивала ими — вынюхивала, чем можно поживиться.
— Голодные… Они все голодные! — догадался Коля.— А папа не купил корма.
— Забыл, наверное.
— А если им хлеба накрошить?
— Они не едят хлеб. В садике видел? Их кормили такими красными червячками и сушёными микробами, — сказал Толя.
— Сам ты микроба сушёная! Это циклопы такие с ножками. Воспитательница говорила, Зинаида Алексеевна.
— Сам ты циклоп с ножками! — обиделся Толя.
— А ты… А ты… — от злости Коля начал заикаться, бросился в драку.
Покатились по полу. Сегодня Толя очутился сверху быстро. Но Коля вдруг ойкнул, лицо исказилось гримасой — пришлось его отпустить. Больной ведь! Коля сразу помчался из спальни.
Толя пошёл в кухню, сюда уже доносились со двора детские голоса. Выглянул в окно… Ух ты! Какие ворота пацаны соорудили из магазинных ящиков! Стёпа Мармышка горло дерёт, верховодит… Тоже в первый класс пойдёт. Он почти на полголовы выше Толи и Коли. Вот бы погонять с ними шайбу, ничего, что зимой ещё и не пахнет! Но мама не велела выходить.
Забрался Толя на окно, стал на цыпочки, чтобы форточка очутилась поближе к лицу.
— Эй! У нас хомяк и рыбки! У нас день рождения!
Услышали!.. Стёпа Мармышка опёрся на клюшку и закричал вверх:
— А какой но-омер… квартиры?..
— Пятьдесят!!! — снова привстал на цыпочки Толя.
Стёпа бросился в подъезд, за ним толпа детей, даже маленькая Танька из соседнего корпуса.
— Коля, спасайся! Гости бегут! — закричал Толя, спрыгнув с подоконника.
На лестнице уже звенели голоса, слышался топот.
ВЗРЫВ В КВАРТИРЕ
Толя открыл дверь, и его чуть не затоптали у порога. Большинство — почти незнакомые мальчишки, только Мармышка и ещё один, Андрейка, знакомые. А Стёпа стоял и всё давил клюшкой на кнопку звонка.
— Перестань! — дёрнул его Толя за рукав.
— Вы, значит, одни! — убеждённо сказал Стёпа, переступив порог. Толю с дороги отстранил, как что-то лишнее.
Последней взобралась на площадку Танька. Раскраснелась, еле дышит. Попросилась очень вежливо:
— Можно и мне на ваш день рождения? Только у меня нечего подарить… — показала она пустые ладошки и вздохнула.
— Заходи,—разрешил Толя. Ему понравилось, что она вспомнила о подарке, а из мальчишек никто даже не заикнулся об этом.
Дети уже толпились в кухне возле банки с хомяком. Но хомяка в ней не было, Гаврик сидел у Мармышки на груди.
— Лезь, лезь! — подталкивал Стёпа хомяка снизу. Но тот вцепился коготками в куртку и испуганно посматривал на пол. Видно было, как он дрожит и трясётся.
Толя снял хомяка, дал его подержать Таньке. Она обняла, словно окутала его ладошками, получилось уютное гнёздышко. Девочка вся светилась счастьем, и сам Толя смотрел на неё и радостно улыбался.
— Пусти, пускай побегает! — Стёпа силой пригнул Танькины руки к полу, вытряс из них хомяка.— Ату его! Ату! — потопал ногами, хлопнул в ладоши.