— Океанарий! — опять выкрикнул папа и закашлялся. Дым из кухни валил столбом.
— Ага… — поняла его бабушка.— А морских животных и рыб, думаете, как изучают? Долго ведь под водой не усидишь… Вот для них и строят большущие аквариумы — океанарии. Видели в кино дельфинов?
— Видели! У них такие мордочки весёлые! — закричали дети.
— Вот… В океанариях и дельфинов изучают… — бабушка подняла вверх указательный палец.— С сегодняшнего дня будем вести наблюдения. Всё, что заметим, запишем в дневник — и о рыбках и о хомяке.
— Прошу всех за стол! — появился в дверях папа. Лицо его покраснело, по нему струился пот.
Все пошли в кухню, повели с собой и Таньку.
— О, у вас пельмени… Я очень люблю пельмени без халатиков,— сказала Танька.
— Подгорели… — развёл папа руками.— И яичница подгорела. Я консерву открыл, авось не умрём с голода.
— Ничего,— утешала его Танька.— Я и консервы люблю.
Мама промолчала, и бабушка промолчала — наверно, тоже любили консервы.
ИЗ «ДНЕВНИКА НАБЛЮДЕНИЙ»
«Одна улитка, видно, больная. Сидит неподвижно в уголке, только не внизу, а вверху аквариума, у самой поверхности. Когда она перебралась? Ночью? После ночи некоторые растения (лимонник) оказались сильно погрызенными. Улитки, что ли, лакомились? Значит, они ночью не спят. Вторая более подвижная. Когда сыпнешь сухого корма, слышит через секунду. Сразу размахивает усами и ползёт в том направлении. Когда бросишь мало, двух-трёх циклопов, ищет долго, нервничает. Видели, как дышит улитка. Доползёт по стеклу до самой поверхности, выпустит сантиметра на два трубку-дыхальце и дышит, дышит, тельце ритмично раздувается, катушка приподнимается и опускается. Дыхательная трубка у неё справа (если смотреть со стороны подошвы ноги). Кончит дышать-качать воздух и трубку втягивает, пока от неё не останется маленький бугорок.
Иногда наглухо прикрывается крышкой и опадает на дно, как неживая. Засыпает?
А когда передвигается по стеклу, то только вверх или под косым углом вверх. Вниз ползти почему-то не любит, делает из подошвы что-то похожее на корытце-крыло и падает, планирует на дно.
Видели однажды, как большая улитка подбирает со дна живой корм — красных червячков, личинок трубочника. Даже живых! Значит, улитки не только санитары, но и хищники?!
Самка молли пожирает корма вчетверо-впятеро больше самца. Бросается на червяков молнией, всех остальных рыб от кормушки отгоняет. Самец проглотит одного-двух и больше на червяков не обращает внимания. Иногда любит скрести губами по стеклу — вверх-вниз. И меченосцы так делают. Меченоска несколько раз после кормёжки с разбега тёрлась-билась животом о камни. Заболела? Или просто объелась и так делает себе массаж?
Хомяк днём спит крепко, как в обмороке.
Но если вбросить что-нибудь вкусненького, услышит мгновенно. Даже глаз не открывая, выбирается из своего убежища, хватает пищу и бегом к своему складу. Снова заваливается спать.
Пробовали его выпускать ночью на волю.
И до утра стоял треск: грыз дверь снизу. Мало хомяку было кухни, хотелось разгуливать по всей квартире. Пришлось ловить, опускать в банку, чтоб не мешал спать.
Папа обещал сделать домик из фанеры. Может, в домике ему будет лучше?»
БАБУЛИНА СЛАБОСТЬ
— Что ещё? Что заметили? — расспрашивала бабушка у ребят. Авторучку покручивала в пальцах, перепачкалась чернилами.— Значение имеет всё-всё! Подумаешь — мелочь, махнёшь рукой, а потом будешь гадать: откуда всё взялось? Почему такое происходит? Аквариум — дело не шуточное.
Как будто сговорились папа с бабушкой.
И папа говорил, что аквариум — вещь не простая, ещё и в затылке чесал. И Танька хныкала, что аквариум для рыб — неволя, что они долго не живут в неволе, а мучаются и умирают.
Толя и Коля больше ничего не могли вспомнить ни о рыбках, ни об улитке, ни о хомяке, и бабушка закрыла тетрадку длй наблюдений.
— А теперь я вам что-то покажу! — подняла бабушка многозначительно палец и пошла в угол почти на цыпочках, словно боялась кого-то разбудить. Там уже два дня стоял её меньший, но тяжёлый, будто с камнями, чемодан.
Подняла его осторожненько, положила боком на диван. Щёлк, щёлк замками…
— Вы знаете, что такое кактусы?
Мальчики уже стояли один справа, второй слева у самого чемодана, нетерпеливо посматривали на него.
— Знаем! Они в пустынях растут! — охотно откликнулся Коля. А Толя добавил-:
— В детском садике один есть. Он круглый и колючий.
— Нет, вы ничего не знаете о кактусах. Это — моя слабость,— бабушка вздохнула и с лёгкой улыбкой на устах раскрыла чемодан. Ребята увидели, что весь он в средине разделён фанерными перегородками на ящички и полочки. На полочках и в ящичках было множество газетных свёрточков, побольше и поменьше. А где же кактусы?
— Кактусы — не обязательно колючие шарики. Кактусов на свете тысячи видов! — бабушка начала вынимать свёрточки и рассказывать.— Есть такие, как бочки, есть колонны высотой 15—20 метров, их спиливают обыкновенными пилами, древесину используют на различные изделия, даже в строительстве. Есть кактусы, похожие на колючие змеи, есть кактусы-оладьи, рога оленей или лосей, есть похожие на кусты с листочками, есть такие, как булава, кинжал или язык… И они не только в пустынях растут. Много их в Южной Америке на травянистых равнинах, растут кактусы и в горах среди скал, и в тропических лесах, где парно и душно, царит полумрак… Я с собой только самые маленькие забрала, от некоторых «деток» отщипнула, а «маток» кактусоводам отдала. Взяла побольше тех, которые красиво цветут.
— А разве кактусы цветут? — не удержались от удивления Толя и Коля.
— Хо, мои милые… Тогда вы действительно ничего не знаете о кактусах! У нас сады какие? Яблони, груши, ну сливы ещё, вишни. А у мексиканских индейцев возле хижин кактусовые сады. И цветут сады, ух как красиво цветут! И плоды — во-от такие! — бабушка сжала кулак.— А на некоторых плоды, как ягоды.
— И их можно есть? — ещё более изумились мальчики.
— А как же! Плоды, и сами кактусы. Не все, правда… Вот, предположим, едет всадник по пустыне. Изголодал, жажда измучила — языком не шевельнуть… Лошадь еле ноги передвигает — устала, исхудала. И вдруг видят: стоят зелёные колючие бочки! Всадник колючки — шах-шарах — обсечёт, откромсает себе — во-о-от такой ломоть! — развела бабушка руки в стороны.— И ест, как арбуз. Лошади насечёт кусков… И поедят, и попьют заодно. Некоторые кактусы используются сырыми, некоторые жарят и пекут, из некоторых варят варенье, мармелад, цукаты-конфеты… Такая вкуснотища!
— Ух, наедимся! — Коля постучал кулачком о кулачок, придвинулся к чемодану вплотную.
Бабуля не обратила внимания на его слова. Она развёртывала кактусы и раскладывала на диване и на полу вокруг себя, а те были в пластмассовых вазончиках, расставляла на столе и на стульях.
— О, и у нас такие кубики есть! Побольше даже! — сказал Толя.
— Большие не твои, а мои,— уточнил Коля.
— Да, эти вазончики из детских кубиков,— сказала бабушка.
— Бабуля, а как же… с корнями, но без вазончиков, без земли. Засохнут! — пожалел Толя.
— Не засохнут. Они живучие. А «деток» нарочно подсушивают с недельку, потом укореняют над водой и только тогда садят.
Толя и Коля пробовали некоторых подержать — и сразу накололи пальцы, начали их, морщась, сосать.
— Что — кусаются? Кактусы могут постоять за себя… Вот этот — сенилис,— подняла бабушка один беловолосый лохматый кактус-«детку». — Цефалоцереус сенилис… Такая у него фамилия и имя.
— У нас во дворе такая собачка лохматая есть! Жужа зовётся, болонка,—воскликнул Толя и подставил ладошки.
— Осторожно, он тоже колется,— бабушка положила ему в ладони кактусёнка.
Кактусик был хоть и лохматый, но волосы жёсткие, из них там и сям торчали колючки.
— И мне дай подержать! И мне! — подставил Коля ладони.
Толя повернул сделанный из ладоней ковшик, и кактусёнок скатился в Колины руки. Брат начал укачивать его, как ребёнка.
Таких, чтоб совсем не кололись, не было. Поэтому бабушка пользовалась пинцетом с надетыми на кончики резиновыми трубками. Приподнимала кактус и выжидала, пока дети налюбуются им. Потом укладывала и брала другой.
— Маммилярия бомбицина…— приподняла бабушка что-то бело-розово-шелковистое с редкими колючками.— Маммилярия плюмоза… — показала комочек белокудрявых, сросшихся воедино кактусиков.— Маммилярия магнимама… — и подцепила какой-то огурчик с пупышками. Пупышки тёмно-зелёные и крупные, как зёрна кукурузы, и на каждом торчит несколько длинных иголок.
А потом бабушка показывала пародии, лобивии, цереусы, ребуции, эхинокактусы…
У Толи даже голова закружилась от этих трудных названий. И как их всех запомнила бабушка? Это же сколько времени надо, чтобы всё это заучить!
Увлеклись Толя и бабушка кактусами и не заметили, что Коли давно уже нет около них.
— А-а-о-о-у… А-яй! — вдруг услышали крик Коли. Кажется, из кухни.
Бабушка с перепугу уронила один кактус. А Толя совершенно забыл, что вокруг них на полу разложены кактусы. Как подфутболит одного ногой! Как шлёпнет на второй тапкой! Звук — точно под ногу попал огурчик.
«Ах!» — отхватил ногу, словно ожёгся. Поздно! Бабуля всплеснула руками, подобрала с пола остатки. «Эхинопсис? Ну да, эхинопсис…» — бережно уложила обломки раздавленного кактуса на стул и побежала на Колин крик. Толя за ней…
ДВЕ ОПЕРАЦИИ
Коля сидел за кухонным столом и мычал, высунув язык. На клеёнке лежали остатки кого-то кактуса.
— Мыа-мыа…— гнусаво плакал он, не пряча языка. По щёкам скатывались крупные слезины.
Бабушка сначала схватила обрезки кактуса.
— Не мама, а магнимама… Из рода маммилярий… — она сожалеюще вздохнула и посмотрела на Колин язык.
— Я дыу-мыал…— болтал Коля высунутым языком,— чи-то это, как ку-ку-ку…
— Кукуруза? Варёная? — подсказал Толя.
— Ы-гэ.
— Ну и вкусная?
— Ны-ет… — повертел Коля головой.