Место, где жил Хусейн, мы называли фермой. В те годы полным ходом шло строительство резиденции, но время роскошных дворцов еще не настало. Это была огромная территория, а на ней настоящая ферма: люди из Тикрита выращивали там кур, коз, овец и коров. Мясник Зияд и четверо его помощников каждый день резали барашка и нескольких цыплят, чтобы у нас всегда было свежее мясо. Там росли финиковые пальмы, был еще огород с овощами и озерцо, в котором ловили рыбу, когда Саддаму хотелось мазгуфа на гриле. Он обожал это блюдо.
Это было очень приятное место.
Поваров было шестеро – самая маленькая команда, в которой мне на тот момент доводилось работать. К тому же двое постоянно обслуживали жену Саддама, Саджиду, дочь его дяди Хейраллаха Тульфаха. Одного из них звали Шакир, и он заведовал кухней при предыдущем президенте, аль-Бакре[7]. Саддам его не уволил, но, видимо, не вполне ему доверял, поэтому Шакира вместе со вторым поваром, Хабибом, приставили к первой леди. Я видел их раз в несколько недель.
У Саджиды была своя собственная резиденция. Она подозревала мужа в любовных связях на стороне, но, поскольку он целыми днями работал и почти не появлялся дома, ничего не могла доказать. На всякий случай она все время ходила обиженная и при любой возможности ездила по миру и устраивала грандиозный шопинг.
Четверо остальных поваров, в том числе и я, работали в две смены: день работаем, день отдыхаем. В одну смену со мной готовил Маркус Иса, христианин из Курдистана. К нам частенько захаживал Камель Ханна, который явно проникся ко мне симпатией. От них-то я и узнал, что пятьдесят динаров, полученные мною за тикку, не случайность. Когда Саддам бывал в хорошем настроении, то хотел сделать приятное всем и раздавал деньги направо и налево. Ты в такой день приготовил что-то, что ему понравилось? Получи подарок.
Чаевые мы с Маркусом делили по справедливости, пополам. Если я что-то получал, то половину отдавал напарнику. И он поступал так же.
Работа на Саддама во многом заключалась в том, чтобы почувствовать, когда у него хороший день, и тогда приготовить что-нибудь, что он особенно любит, а в другие дни просто не стоять у него на пути. Нет, я не боялся, что он причинит мне зло. Но если в плохой день ему что-то не нравилось, он мог потребовать вернуть деньги за мясо или рыбу в кассу администрации. Такое случалось много раз. К примеру, он решал, что еда пересолена и вызывал меня к себе:
– Абу Али, кто, черт возьми, кладет столько соли в тикку? – спрашивал он.
Или в омлет, или в суп из бамии, один из его самых любимых, – неважно, в какое блюдо. И вот он спрашивает про соль, но не успеваю я ответить, как он в гневе кричит:
– Ты мне деньги за это вернешь! Камель, проследи, чтобы он заплатил пятьдесят динаров.
Чаще всего он был неправ, просто цеплялся к нам, если у него случался плохой день. Но платить мне все же приходилось. Мы даже шутили с Маркусом на эту тему. Когда в кухне раздавался звонок, что кто-то из нас должен явиться к президенту, Маркус, прежде чем поднять трубку, кричал: “Пятьдесят дин-а-аров!”
Но через несколько дней настроение у Саддама улучшалось, он вспоминал, что урезал мне зарплату, и говорил Камелю Ханне:
– Сегодня наш Абу Али приготовил превосходный суп из чечевицы. Посолил ровно столько, сколько нужно. Отдай ему то, что недавно забрал, и добавь еще пятьдесят.
Супы могли вообще ничем не отличаться, но такой уж был Саддам. Никогда нельзя было угадать, чего от него ждать. То отнимет, то отдаст. Под конец месяца я всегда оставался в плюсе, получив больше денег.
Два раза в год нам выдавали комплект новой одежды, сшитой специально для нас в Италии: поварскую униформу – фартуки, колпаки, – а также по два костюма-тройки. Иногда Саддам брал нас с собой за границу, и мы должны были хорошо выглядеть. Раз в год во дворец приезжал портной из Италии и снимал мерку со всех, кто работал с Саддамом. Потом нам шили одежду в его ателье и присылали в Ирак самолетом.
А раз в год – сейчас ты мне обзавидуешься! – Саддам покупал каждому из нас новый автомобиль. Все время разный: у меня был и “мицубиси”, и “вольво”, и “шевроле се-лебрити”. В этот день администрация забирала у нас ключи от старых машин и выдавала ключи от новых. Никто ничего не спрашивал: ты просто приходил на работу, а когда уходил, в гараже уже стояла новенькая тачка.
Чтобы лучше понять времена Саддама, я встречаюсь с Хассаном Ясином, проживающим в Стамбуле врачом родом из Ирака. Мы садимся за столик в одном из кафе на знаменитой улице Независимости, а Ясин показывает мне фотографию, на которой он семилетним пареньком вручает Саддаму цветы.
– Он прибыл с визитом в нашу школу, – вспоминает Ясин. – Мама работала заместителем директора. Это было важное событие, я целую неделю не спал. Тогда я еще не так много о нем знал: он был для меня дяденькой из телевизора и с бумажных купюр.
Через несколько лет мама Ясина навлекла на себя гнев людей Саддама тем, что в частной беседе критиковала войну с Кувейтом. Дальний родственник, офицер спецслужб, предупредил ее о возможном аресте, и тогда она взяла двух своих сыновей, самые необходимые вещи и, не медля ни минуты, уехала в Турцию. Они бежали втайне от ее мужа, члена партии “Баас” и ярого поклонника Саддама.
– Отца я больше не видел, – говорит Ясин. – Его подозревали в том, что он знал о нашем бегстве. Говорят, он начал пить. Через несколько месяцев он погиб, по официальной версии, в автомобильной аварии, но, думаю, его убили иракские спецслужбы.
– А как вы считаете, почему Саддам поднялся так высоко?
У Ясина есть готовое объяснение:
– Он был безжалостный. Он равнялся на Сталина и любил перечитывать его биографию. Думал как шахматист – на несколько ходов вперед – и, придя в политику, не сделал ни шага назад.
Саддам прославился и своей жестокостью. Партия “Баас” поставила его во главе аппарата безопасности. Он отвечал за пытки политических противников и за чистки внутри самой партии. Биографы пишут, что он бил заключенных резиновым шлангом, наполненным камнями, или вставлял им в задний проход стеклянную бутылку и разбивал ее ударами ноги.
– Мой отец всегда отзывался о спецслужбах Саддама с большим уважением, – говорит Хассан Ясин.
Тайная полиция, созданная диктатором, называлась “Джихаз аль-Ханин”, “Орудие тоски”. Всех ее членов набирали из ат-Тикрити, клана Саддама.
– Так он обеспечивал себе их преданность, – объясняет мой собеседник. – Клан в Ираке – это святое. Саддам занимался пытками, но в то же время исподволь укреплял свое положение в партии. Этому он тоже научился у Сталина: тот сумел незаметно сосредоточить власть в своих руках.
Многих поразило, что после смерти Ленина Сталин оказался сильнее Троцкого. Саддам выбрал похожую тактику. Когда все поняли, каким влиянием он обладает, было слишком поздно, чтобы ему помешать.
В 1968 году партия “Баас” во второй раз за свою историю пришла к власти. Президентом стал дальний родственник Саддама, Ахмед Хасан аль-Бакр. Саддам, которому на тот момент было чуть больше тридцати, стал вице-президентом Ирака. Все это время он отвечал за чистки: в 1969 году по его приказу были убиты десятки иракских евреев. В том же году армия жестоко расправилась с курдами (видимо, именно тогда служил в армии Абу Али, будущий повар Саддама).
В 1970–1972 годах Саддам боролся с шиитами.
В 1974 году чистки затронули коммунистов и других врагов партии “Баас”– настоящих и мнимых.
Саддам не только убивал и пытал. Он придумал девиз: “Полные животы не устраивают революций” и размышлял, как наполнить животы иракцев, чтобы им не захотелось свергнуть “Баас”. В итоге он решил национализировать всю иракскую нефть: с тех пор деньги от ее добычи шли не западным концернам, как раньше, а в карман каждого иракца. – Больной диабетом президент Ахмед Хасан аль-Бакр был уже просто марионеткой, – говорит Хассан Ясин.
В 1977 году Саддам сменил всю армейскую верхушку на своих сторонников.
Полную власть он получил двумя годами позже.
Работать на Саддама я начал во время войны с Ираном. Мы часто бывали на фронте. Саддам ездил на обычном военном автомобиле, а если хотел заночевать где-то неподалеку от фронта, спал в автокемпере. Никакой роскоши не было и в помине.
Эти поездки напоминали мне о временах, когда я сам служил в армии. Утром я приходил на работу, а кто-то – чаще всего это был Камель Ханна – говорил мне: “Собирайся, едем на войну”. И я собирался. Если до отъезда оставался час или больше, я кое-что готовил впрок, чтобы меньше дел оставалось на потом. Там приходилось кашеварить на полевой кухне, а это гораздо сложнее. Вот почему я старался хотя бы рис сварить заранее.
Мы ехали, потом выходили из машин; Саддам отправлялся к солдатам, а я разворачивал полевую кухню и заканчивал начатое. Или разводил огонь, чтобы приготовить на нем тикку, кюфту или рыбу.
Президент хотел показать, как он заботится о своих солдатах: так заботится, что сам готовит им еду. У нас была кастрюля риса, сваренного мною заранее. Мы разворачивали кухню, и ему нужно было просто довести рис до готовности, а затем полить его соусом, тоже моего приготовления. Но Саддам то с офицером каким-нибудь заболтается, то фотографам чересчур долго позирует (он очень любил сниматься), и рис частенько пригорал. Или он что-то говорил, увлекался и высыпал в кастрюлю целый килограмм соли. А потом этот пригоревший или пересоленный рис накладывал солдатам. Им приходилось давиться и есть, ведь для них готовил сам президент.
У нас для таких поездок была специальная кастрюля: большая, с очень толстым дном, чтобы рис не пригорал, но даже ее приходилось регулярно менять.
Если Саддам ехал на передовую, меня высаживали за несколько километров, и я готовил там. Покончив с готовкой, я снова, как в армии, привозил еду на машине.
Бывало опасно. Однажды Саддам отправился с визитом в подразделение, которое несколькими часами ранее выиграло бой. Внезапно иранцы начали контратаку. Хомейни внушил им, что тот, кто погибнет на войне, сразу попадет на небеса, даже есл