ка нам нужна: дорогое КАСКО или хватит и ОСАГО. Это наш внутренний умник, которому важно контролировать процесс и до всего «докапываться».
Ребенок отвечает за спонтанность, творчество и самовыражение. Жмуритесь на весеннем солнышке, внезапно покупаете новые сапоги или чешете за ухом уличного кота? Или наоборот, когда что-то пошло не так, вам хочется раскапризничаться, закрыться в ванной и пореветь? Это наше беззащитное, чувствительное существо.
Иногда бывает, что при общении с родителями мы как будто возвращаемся в детство. Неудивительно, ведь мы так привыкли. И вот уже они – большие и авторитетные, а мы – маленькие и слабые. «Слушайся маму», «нам виднее», «вот вырастешь – тогда и будешь решать». И мы стоим, хлопаем глазами и вздыхаем: «Хорошо». Потому что доверяем, потому что уверены: им и правда виднее, как оградить свое чадо от неприятностей. Это же они учили нас не совать пальцы в розетку.
Лиза была подавлена тем, что происходит в мире, она нуждалась в поддержке. А куда еще идти за утешением, если не туда, где живут мама и папа, и ты помнишь, как там всегда можно было поплакаться и быть беззащитной? И за этим она пришла к родителям, равно как маленький ребенок приходит к своим близким взрослым. Но вместо принятия и сочувствия получила осуждение и обесценивание.
– После этой ссоры как будто почва ушла из-под ног. Я потеряла опору – то ли стою на одной ноге, то ли зависла в воздухе. Не понимаю. Очень страшно. У меня после их слов мир перевернулся. Я вдруг увидела совершенно другую сторону своих родителей: злую, страшную, холодную. И я убежала. Натурально. Села в машину и уехала. Я не понимаю, что делать дальше? Как общаться с ними? И надо ли? Я не нахожу в себе сил.
Лиза пришла погреться и набраться сил, а вместо этого потратила весь ресурс на то, чтобы себя защитить. Чувствовать пустоту в этом случае совершенно нормально. И теперь требуется какое-то время, чтобы восстановиться.
– Что тебе хотелось делать в первые дни после ссоры?
Лиза пожимает плечами, складывает руки на груди – она все еще «преданный ребенок». Защищается.
– Лежать, плакать и спать. Как после тяжелого забега или тушения пожара. В первые сутки я только плакала – буквально каждые полчаса. В голову приходили страшные мысли о том, что мы теперь больше никогда не будем общаться. Или будем, но на уровне «привет» и «пока». А это тоже страшно. Это же не просто часть жизни, это практически всё – ну как, родители же. Ро-ди-те-ли! – Лиза произносит это слово по слогам. – На следующий день уже только раз в пару часов рыдала. Знаете, оно как-то так спонтанно всякий раз – чуть не та мысль – и все, ручьем и взахлеб. Но реже.
Эмоции со временем сами по себе начинают терять интенсивность, если стрессовая ситуация закончилась. После напряжения наступает расслабление, но его сложно назвать приятным.
– А дальше в какой-то момент наступила то ли пустота, то ли отупение. Как будто в голову ваты напихали – и она там гасила вообще все: чувства, логику. Я просто не могла поверить, что мы до такого дошли. Несколько дней назад все было в порядке, а сейчас вот так: диаметрально противоположно. Я вот не понимаю, как это. Руки чешутся взять и отмотать все обратно, чтобы этого разговора не случалось. И в душе дыра какая-то.
Лиза замолкает. Кажется, она физически ощущает эту дыру в груди, где гуляет ледяной ноябрьский ветер. Смотрит на руки, потом в сторону. Плачет.
– Доверие. Ушло доверие. Мне с ними теперь небезопасно. Они могут обидеть меня. Не понять и не принять. Мои собственные родители! И у меня нет даже возможности их переубедить. Они очень жестко стояли на своей позиции. Я такого давно не видела. И это было очень зло по отношению ко мне – помню их ужасные взгляды. Как будто они сговорились двое против одного, а я перед ними, как собака бешеная, которую и побить не жалко.
Первое, чего хочется, когда подорвали наше доверие, – поскорее найти место, где будет безопасно, где можно будет отдышаться. И одновременно появляется негодование, злость, потому что вместо поддержки мы получили обесценивание наших переживаний и отрицание взглядов. И это тоже естественно. Какое-то время один спектр чувств будет сменяться другим – дайте себе время это пережить.
В зависимости от собственных ресурсов и чувства безопасности при разногласиях с близкими можно сделать вот что:
Договориться не обсуждать спорную тему. Это немного похоже на обман, потому что любая мелочь будет выводить на неприятный разговор. Но если такова цена отношений – контролируйте себя и не попадайтесь на крючки провокаций.
Дистанцироваться. Но не просто хлопнуть дверью, а объясниться. Например: «Кажется, у нас сейчас слишком разные позиции. У каждого много сложных чувств, и поддержать друг друга не получается, поэтому давай временно не будем общаться, чтобы сберечь наши отношения».
Установить правила, которые важно строго соблюдать при беседе. «Мы обсуждаем тему, но не оскорбляем друг друга, не обесцениваем и не навязываем свою позицию. Не повышаем тон и не кидаемся сковородками и фамильным сервизом».
Если ничего из этого невозможно – игнорировать, как фоновый шум. Представьте, что сосед сверлит перфоратором стену. Жутко громко и раздражающе, но ничего с этим не поделать. Беруши и «игнор».
Как бы там ни было, у вас всегда есть право: а) остаться при своем мнении; б) позаботиться о себе. Сделайте это.
На следующей встрече мы с Лизой продолжили разговор о родителях. Ей было сложно примириться со случившимся, она хотела понять, как с этим жить дальше. Мы попробовали посмотреть на то, что же могло стоять за этими жесткими и обесценивающими родительскими фразами. Удалось разглядеть ту же тревогу и страх, с которой и сама Лиза пришла к ним. Только родители не смогли бережно обойтись ни со своими чувствами, ни с чувствами дочери. Это нормально, когда в контексте мировых событий плохо всем.
Вот еще несколько инструментов самопомощи в ситуациях, похожих на Лизину:
Выскажите чувства в формате Я-сообщений: «Мне грустно, и сейчас мне нужна поддержка», «Я не нашла здесь помощи, а мне это сейчас важно», «Я шокирована тем, что слышу сейчас в свой адрес». Пребывая в собственном хаосе и стрессе, люди просто не слышат друг друга. Порой необходимо открыто донести до другого человека: «Мне больно».
Дайте себе время на то, чтобы снизилась интенсивность переживаний. В пылу гнева можно навредить и себе, и другим. Поругались, разошлись и дали себе возможность остыть. Волна первого впечатления – злости, горя – скоро схлынет.
Не забывайте в этот период заботиться о себе физически и эмоционально. «Заземлите» мозг привычными приятностями, дайте своему телу опору.
Когда накал страстей снизится, определите для себя, как можно дальше общаться с теми, с кем произошел конфликт. Не говорить об этом, или говорить, но осторожно, или слушать, но не слышать. Всегда найдется оптимальный способ.
И помните: все люди реагируют на стресс по-разному, поэтому услышать друг друга объективно бывает очень трудно. Но ни одна из возможных реакций человека не может целиком определить его как личность. Вот отец орет на вас, что вы «зомбированы» – но это не весь он. Помните, вам было десять лет и он водил вас на рыбалку? А еще пару недель назад поменял за вас летнюю резину на зимнюю на вашем автомобиле. Наши отношения с близкими не начинаются и не заканчиваются в конфликтной ситуации. Их история длиннее и глубже.
Разрыв отношений, попытка суицида
Варя и Коля познакомились в Москве. Он приехал из Киева и снимал квартиру вскладчину с другом, в соседнем доме со своими родителями жила она. Оба молодые, чуть за двадцать, впереди – мечты, возможности. Когда ты пока еще «чуть-чуть» взрослый, перед тобой весь мир как на ладони. Варя и Коля долго ходили одной дорогой от метро, часто встречались. Потом проскочила искра, пошли цветы, поцелуи, реки знаков в мессенджерах и весна в животе. Мы все знаем, каково это – вот так порхать от избытка молодых чувств.
А затем все изменилось за один день. Новости принесли ощущение краха, и все покатилось в черноту.
Варя
– В тот день, когда все началось, я просто погрязла в хаосе. Посмотрели-почитали новости с родителями, посидели тихо. Отец потом молча встал и ушел, оказалось, в магазин, за сигаретами. А ведь он бросил курить уже года два как. Но потом эта шоковая тишина закончилась.
Варя – симпатичная девушка, в цвете молодости, со светлыми окрашенными волосами, макияжем, в сережках, которые поблескивают, когда она крутит головой. Варя постоянно переводит взгляд с одной вещи на другую. Она не плачет, нет, и даже не плакала до нашей встречи – это заметно. Варя очень злится.
– К вечеру дома был полный бардак: мама лежала с приступом, по всей квартире – запах валерьянки, корвалола и чертового отцового табака. Он к тому же ходил вокруг меня: «Все пропало! Все летит в тартарары! Еще хохол этот твой – чтобы я больше тебя с этим нациком не видел!» Ну, вы понимаете, да? Та еще обстановка.
Второпях Варя успела бросить Коле эсэмэску: «Маме плохо, лежит, отец орет и слышать не хочет о нашей встрече. Извини, давай потом». Закрутилась, забылась – и больше не подходила к телефону. Вспомнила она о нем уже ночью и тогда увидела с десяток неотвеченных вызовов и сообщения: «Почему молчишь?», «Я думаю, может, теперь в Польшу рвануть», «Все батю своего слушаешь, да? На хрен я тебе не нужен», «Ты предательница!!», «Могла бы и в глаза сказать…».
– Ничего не поняла, когда все это увидела. Потом я ему позвонила по видео. – Варя сжимает губы, напрягается всем телом. Она готовится сказать что-то, что невероятно ее раздражает. – А там… этот… придурок… пьяный, вообще не в адеквате. В ванне. А вместо воды кровь, красное все… Мычит что-то… Я ору: «Кто это сделал?», думала, его ранили. «Я сам, не в первый раз». Я испугалась. Трубку бросила. Он потом сам скорую вызвал, его спасли. Но это все, конец. Всему конец.