Если вы эмоционально вовлекаетесь в мировую ситуацию, постоянно читаете новости о бедах других людей, чужих детей:
1. Спросите себя: «А точно ли мне это сейчас нужно? Действительно ли мне необходимо погружаться в эту информацию?» На это может просто не быть душевных сил, и это естественно и понятно.
2. Чтобы не переносить сводки новостей на свою жизнь и не усиливать страхи и фобии, ищите различия: между своим ребенком и чужим, между собой и другим человеком. Как на картинках «Найди 10 отличий»: другой цвет волос, другие пуговицы на одежде, другой возраст, пол, рюкзак. Вы – не они, они – не вы. У вас своя судьба, у них своя. Какой бы она ни была.
Что делать с отсутствием лекарств, расходников и невозможностью реабилитации
Ищите информацию. Изучите, что осталось в наличии, чем можно заменить. Обращайтесь в благотворительные организации и профильные НКО – если там не смогут помочь напрямую, хотя бы подскажут и направят. А заодно и поддержат. Поищите людей, которые могли бы из-за границы присылать лекарства и расходники. В интернете, на форумах объединяйтесь с теми, кто оказался в аналогичной ситуации, – такие люди наверняка есть.
Как вести себя с особенным ребенком в тяжелое время
Дети – чувствующие и тонкие создания, они очень точно считывают состояние родителя. Пугаться этого не стоит, но все-таки не нужно демонстрировать им всю интенсивность ваших переживаний. Важно поговорить с ребенком о том, что вас беспокоит, учитывая его возраст и когнитивные способности. Не нагружайте детей иррациональными страхами.
Но если нужные лекарства и расходники действительно закончились, предупредите ребенка, что он, например, временно будет принимать другие таблетки. Если вдруг отменилась реабилитационная поездка, честно объясните ему, что сейчас вы никуда не поедете. И назовите конкретные причины: не летают самолеты, нет денег, нет возможности получить визу. Дети быстро начинают чувствовать, когда что-то идет не так.
Еще вы можете сказать ребенку, что вы расстроены, грустите, переживаете, но делаете все возможное, чтобы вам с ним снова стало тепло и хорошо. Ведь надежда живет всегда, и вместе вы все преодолеете.
Если вдруг у ребенка появятся страхи и переживания, прорисуйте их вместе с ним, как делала Нина со своим монстром. У детей прекрасно развито образное мышление. Но не забудьте, что в конце нужно нарисовать что-то, что поможет герою справиться с этим чудовищем – пусть добро побеждает зло. Всегда.
Вместо заключения: взгляд со стороны психолога
Мы встречаемся с Кирой, психологом из центра «НеТерпи», в уличном кафе. Уже вовсю цветут каштаны и можно греться на солнышке – лето, от которого немного щекотно внутри. Мир все еще в тревоге, ничего пока не закончилось. Но каштаны все-таки цветут.
Психологи-волонтеры из Центра помогли мне, как и сотням других людей, – жить стало не так темно, не так страшно. И теперь мы встречаемся с Кирой, одной из волонтеров, для интервью – чтобы поделиться, каково им там, на «фронте» борьбы с коллективной травмой.
– Наверное, сложно было запускать процесс?
– Ну, представьте, – говорит Кира, – вы однажды просыпаетесь, а в мире теперь все ходят вверх тормашками. Первое время пребываете в шоке, потом стараетесь адаптироваться. И в этих странных новых реалиях, где и вам вроде бы теперь нужно ходить на руках, вы берете на себя миссию помочь и другим. Рассказать, каково это, жить вниз головой, да еще чувствовать себя по возможности комфортно.
– Звучит как «миссия невыполнима». Но вы справились.
– Первые недели были сложными. Пришлось быстро мобилизоваться, найти еще людей в команду – администраторов, психологов. За две недели мы приняли в Центр 30 человек. Запустили поддерживающие группы – в одну из них, «Стрессовые реакции», люди приходят до сих пор. Честно говоря, «пахали» мы на пределе своих возможностей. Мне не всегда верилось, что мы потянем: очень много задач, и все нужно решать здесь и сейчас. В нашем Центре есть разные психологи, но в один день все они стали кризисными.
– Пришлось узнать много нового?
– Конечно. Про травму, про ПТСР, про острый стрессовый ответ, защитные механизмы… Много всего. Получилось такое экспресс-повышение квалификации. Но это здорово: разгоняет мозг, и тебе просто некогда погружаться в собственное болото. Потому что в ситуации коллективной травмы кажется странным даже говорить о психологах и клиентах. Мы все становимся клиентами, психологи просто более опытные.
Нам приносят чай в прозрачном чайнике – густой, янтарный. В нем плавают ягоды облепихи и чабрец. Да, начать вдруг ходить вверх тормашками сложно каждому, психолог ты или нет.
– А не было такого, что все боли и тревоги смешались – ваши, клиентские?
– Было, конечно. Мы все попали в один стресс. Мы точно так же гуляли по фазам гнева, бессилия, отрицания. В этом есть польза – мы прекрасно понимали всех, кто приходил на встречи. Сами-то чувствуем то же самое. Например, основное направление нашего центра «НеТерпи» – борьба с домашним насилием. Конечно, мы профессионалы и знаем, что говорить и как помогать при абьюзе. Но когда ты на собственной шкуре испытываешь те же тревоги, что и твой клиент, прямо сейчас – это совершенно новый опыт проживания. Какой-то другой уровень работы. Хотя и сложно – здесь нужно уметь отделить свою профессиональную идентичность от человеческой.
– А как вы сами проживали коллективную травму? Как психолог чувствует себя посреди всеобщего хаоса? Вы, наверное, более спокойно все воспринимаете?
Кира задумчиво улыбается и рассматривает на столике какую-то соринку.
– Мы такие же люди, как и все. Честно говоря, работа стала для нас спасением и отдушиной. Когда ты обсуждаешь с человеком его трудности и тревоги, даже если у тебя внутри то же самое, ты все-таки остаешься в профессиональном поле. Меня мой внутренний психолог спасал своей устойчивостью. Да, тяжело, тревожно, страшно, но ты просыпаешься утром и просто не можешь валяться в кровати и страдать. Чтобы помогать людям, ты должен быть, как говорят психологи, «в ресурсе». Поэтому встаешь, одеваешься, завтракаешь – и принимаешься за заявки. И потом видишь, что клиенту стало лучше, а это осязаемое, настоящее. И, несмотря на все, что происходит, ты ощущаешь собственную нужность. 2020 год был годом медиков из-за пандемии коронавируса. 2022 можно смело назвать годом психологов.
– Была безнадега? У вас лично?
В Кириной чашке с чаем играет солнечный луч и плавают чаинки. Но сейчас кажется, что откуда-то набежало облако.
– Была. Были дни, когда хотелось просто лечь под одеяло и сдохнуть. Но помогало знание, что это просто такая стадия, и она пройдет. Но это все равно тяжело и затягивает.
– Получается, вы что-то применяли на себе, какие-то свои рекомендации?
– Да все. Это был тоже в своем роде уникальный опыт. Все, что мы знали и умели, мы сначала примеряли на себя. Подходит ли вот это упражнение, как работать с такой вот техникой. Психологов учат в первую очередь распознавать собственные чувства, эмоции, состояния.
– Значит, есть доля правды в шутке, что в психологи идут те, кто хочет разобраться в себе?
Кира вздыхает – наверное, она это слышала уже сотню раз.
– Ну, первичный мотив может быть и такой. Как иначе-то? Здесь как в самолете – сначала маску надеваем на себя, потом на «ребенка». Потому что с нами не просто происходило то же самое – оно происходило в этот же момент. И мы тоже учились заземляться, дышать, искать опоры. В общем, пили те же «таблетки», что и все клиенты.
Мне вспомнилось, как на одной из сессий психолог показывала мне упражнение дыхания, – и мы вместе делали вдох-выдох, вместе прогоняли забродившее чувство тревоги. Теперь это «вместе» ощущается совсем иначе.
– А сложности какие-то были при работе?
– Сама по себе кризисная волонтерская помощь – не достаточно сложно? – Кира как-то грустно улыбается. – Да были, конечно. Было трудно работать с людьми, которые живут в отрицании. Мол, ничего не происходит, никто вверх тормашками не живет. Говорит он, стоя вниз головой, – все равно же ощущается травмированность.
Отрицание – один из видов реакций на коллективную травму, наравне с согласием с положением вещей и сопротивлением происходящему.
– Сложно было работать с клиентами на стадии депрессии. Это забирает больше всего сил, не говоря уже о том, что туда же норовит затянуть и самогó психолога. При этом у клиента очень мало ресурсов – у него нет ни сил, ни надежд. И получается такой… как будто пунктирный контакт, прерывистый. Здорово работалось со злостью, яростью, агрессией – вот в этом просто тонна энергии, динамики. Все это можно направить в продуктивное русло. Да и злиться вместе с клиентом тоже – можно. Но в целом терапия прекрасна тем, что процесс этот творческий, хоть порой и сложный. Встречаются два человека – и от их контакта создается что-то новое и уникальное. Как в химии – взаимодействие элементов. Но даже когда человек просто обращается за помощью, это дает ресурс. Ты еще не знаешь, в чем его проблема, но уже мобилизуешься и спешишь помогать.
– А как все было внутри вашего сообщества? Поддерживали друг друга? Может быть, оказывали психологическую помощь?
– Конечно. Вообще, это стандартная практика – «психолог для психолога». Супервизия, группы поддержки. Это необходимость – именно потому, что психолог человек, а не робот. Еще работая с темами домашнего насилия, мы поняли, насколько это важно, потому что такую эмоциональную тяжесть иначе просто не вывезти. А за этот период было необыкновенно много поддержки, тепла и человечности. Я восхищаюсь своими добрыми, отзывчивыми, смелыми коллегами. Без этих опор нам, наверное, не удалось бы проделать такую большую работу и продолжать делать ее сейчас. Скажите, а как ваши-то дела?
Мы с Кирой еще долго сидели в кафе и говорили – о ресурсах, опорах, приятных мелочах. О том, что коллективная травма – это крокодил из сказки Чуковского, потому что она крадет у людей солнце. Но немного света можно найти всегда, главное – не оставлять попыток и искать. И обращаться за помощью, если самостоятельно найти его не получается.