Если президент сам передает поводок в другие руки, приотпускает его и дает возможность действовать не в наших интересах, то это именно он сам приотпускает поводок.
Нельзя нам впадать в согласие с этими сказками, которые Евгений Федоров распространяет, — что якобы у президента руки не дотягиваются. Это неправда. Этой сказке подходит конец. Люди начинают все больше понимать, что нет у нас отдельно оккупированного кем-то Центрального банка, отдельно Кремля. Центральный банк — под контролем Кремля.
За действия Центрального банка будет нести ответственность президент. Именно ему нужно принимать решения, в том числе и институциональные, об изменении механизмов публичного управления Центральным банком, и реальные кадровые, и с точки зрения постановки задачи.
5. Мы не можем предложить Центробанку или Путину конкретный план шахматной игры, где повысить ставку, где повысить или снизить нормы резервирования и так далее.
Но мы можем предложить другой механизм. Над Центральным банком есть публичный институт — Национальный финансовый совет. Он состоит из «профессионалов» — финансистов и финансовых махинаторов. Если Центральный банк служит финансовым манипуляциям, то все правильно. Если же мы предлагаем, чтобы Центральный банк служил национальной экономике, реальному сектору, то этот Национальный финансовый совет должен быть заменен на другой, состоящий из производственников, из представителей реального сектора экономики. При радикальном расширении полномочий Совета. Это яркий, сильный ход и созидательное предложение.
Важно институционально, чтобы все понимали, что Центральный банк не сам для себя, а для национальной экономики.
Тезис 2. Связывание доступа к нашим природным ресурсам гарантированным заказом нашему машиностроению.
Это мы отстаиваем уже 20 лет: иного источника инвестиций в национальную промышленность, в оборонку, кроме жесткого связывания, доступа к нашим природным ресурсам заказам национальной промышленности, у нас нет и не будет.
Наконец-то, впервые за эти 15 лет Путин сейчас об этом сказал в своем Послании. Но он об этом сказал спустя 20 лет как просто слова. Что этому препятствует, четко и ясно мы видим.
Например, Роснефти, будь она полностью государственной, было бы легче размещать заказы на отечественных предприятиях, нежели в ситуации, когда 20 процентов ВР. ВР будет судиться. ВР будет обвинять Роснефть в коммерчески необоснованном действии, в выборе коммерчески не обоснованных решений.
Значит нам нужно: либо мы разворачиваем этот инструмент на развитие национальной экономики, либо мы продолжаем играть в приватизацию Роснефти и всего прочего.
Если мы продолжаем в это играть, то никакого развития национальной промышленности не будет в принципе. Кстати, промышленности двойного назначения.
Путин это сказал в своем Послании — впервые за эти 15 лет. Но инструментов у него нет.
У нас — есть!
Первый инструмент. Не допускать дальнейшей приватизации ключевых наших энергетических структур.
Второй инструмент. Возврат национального контроля за нефтегазосервисными компаниями. Здесь важна не столько добывающая компания, сколько нефтегазосервисная — размещающая заказы на оборудование и услуги.
Значит, в связи с санкциями часть сервисных компаний — глобальных монополистов уже стала уходить с нашего рынка. За это надо зацепиться. Это ключевой фундаментальный вопрос.
И третий инструмент — выход из ВТО. ВТО фундаментально препятствует реализации задачи развития национальной промышленности.
Тезис 3. Отказ от паразитической модели.
1. С подачи наших добрых уважаемых друзей был запущен неверный термин. Мы живем не за счет природноресурсной ренты, мы живем хуже. Природно-ресурсная рента — это если бы мы получили квартиру в наследство и сдавали бы ее в аренду.
Мы делаем хуже. Мы отрезаем каждый год по кусочку квартиры и ее продаем. Мы торгуем невозобновляемыми природными ресурсами.
У нас выстроена паразитическая модель экономики. Экономика, в сердцевине которой находится распродажа наследия предков и ограбление потомков, это паразитическая модель.
2. У нашей власти все мышление направлено в пользу поиска другого, но именно паразитического решения. Например, амнистия (иностранных, ну всяких) капиталов, ввозимых в страну. Это заведомо паразитическое решение. Мы станем большим офшором, любые самые грязные деньги будут втекать в нашу страну.
Мне кажется, дело чести, в том числе и вот для партии, которую вы представляете, противостоять этому концептуально. Мы не должны быть отмывочной лавкой для самых кроваво-грязных денег в мире.
Мы должны искать не паразитические решения, мы должны строить созидательную экономику. И этому подчинить все, включая финансовую систему.
2014 г.
Вырваться из капкана или погибнуть?
Рубль вроде перестал падать и даже начал укрепляться. У многих моих сограждан от сердца отлегло: пусть сбережения и зарплаты в валютном исчислении и сократились в полтора-два раза, тем не менее, это — всего лишь трудности, но не конец. Переживем. Тем более, что кто-то, может быть, и успел что-то купить по еще почти старым ценам, а будущие зарплаты и пенсии, будем надеяться, постепенно снова подрастут. То есть, повторю: серьезные трудности, но не полный крах.
Это у тех, кто на пенсии, на бюджете в крупной непотопляемой компании, в том числе в госкомпании.
О тех, кто имел несчастье под личные нужды закреди-товаться в валюте, не говорю — это личные трагедии, но, сравнительно ограниченные по масштабам и, строго говоря, не имеющие отношения к будущему российской экономики. Эту проблему уже ставят, но, с моей точки зрения, не совсем верно. Помогать, конечно, надо, но не всем, кто ошибся (ошибка инвестора — дело обычное), а тем, кто по своему положению нуждается в помощи. В частности, тем, кто брал ипотечный кредит для приобретения единственного (не инвестиционного) жилья.
Но сейчас я хочу сказать о другом — о настоящем и будущем нашей производящей экономики. Что у нас в связи с падением рубля и радикальным повышением ставки рефинансирования происходит с производственными предприятиями? И что с теми, у кого свое маленькое или среднее дело?
А у них, в том числе, у того самого малого и среднего бизнеса, о котором на словах сейчас столько заботы и у которого теперь, в связи с «импортозамещением», столько радужных перспектив, настоящие трудности, если не сказать катастрофы. Причем эти катастрофы только начинаются.
Казалось бы, отчего так? Вроде мы все сплачиваемся и все вместе должны трудности преодолеть? Но не тут-то было. Забегая вперед, сразу оглашу диагноз: как говорится, кому — война, а кому — мать родна. На трудностях очень даже можно и весьма немало заработать. За счет кого? За счет нас с вами. В данном случае — за счет удушения и уничтожения остатков производственного потенциала и этого самого благословенного (властями — но только на словах) малого и среднего бизнеса.
Как сейчас уничтожаются производственные предприятия? Поясню на примере.
В канун Нового года заезжаю к товарищу на работу — у него производственное предприятие самого что ни есть реального сектора экономики. За предновогодним чайком в разговоре с сотрудниками выясняется, что все бы ничего, кроме одного. А именно: был у них кредит на «кассовый разрыв» порядка 250 млн рублей под 17 % годовых. Много, преступно много (это еще до всех нынешних падений рубля и роста ставки Центробанка), но все же было терпимо. Теперь в конце года им предложили переоформить кредит уже под 35 % годовых. Причем «предложили» — это звучит мягко, на деле же — отказаться невозможно. Плата по кредиту окажется больше, чем… вся ожидаемая прибыль, да еще и при самом благоприятном развитии событий, то есть, если никто из заказчиков не обанкротится и не свернет свой заказ. И что делать?
Что делать не только этому предприятию моего знакомого, но десяткам и сотням тысяч подобных предприятий по всей стране?
Обсуждаю эту тему со знакомыми из политического круга, в принципе, видящими проблему и даже общавшимися на эту тему с Центробанком. Они утверждают, что руководство ЦБ проблему видит и понимает, но. ничего сделать не может. Хочет, но не может.
Мол, ЦБ уже согласился дать льготную ставку для утвержденных правительством программ, но правительство саботирует. То есть вроде правительство виновато — давно пора гнать такое правительство.
Ладно, насчет того, чтобы гнать, не возражаю, но только ли правительство? Продолжаем играть в сказочки: то у нас Центробанк такой великий и независимый, что даже президент якобы на него повлиять никак не может. Теперь, оказывается, у нас правительство такое неприступное, что и у ЦБ на него управы нет.
На мой робкий вопрос: «А нельзя ли льготно финансировать не через правительство, а прямо, самостоятельно? И не через заведомо (особенно в наших условиях) коррупционную систему утверждений правительством программ, а напрямую?», следует ответ: «А как же иначе?».
Последнее, честно говоря, поставило меня в тупик. Не в смысле незнания мною, как иначе, а буквально от шока: может быть, наши руководители Центробанка (а заодно и законодатели, и президент с правительством) этого самого элементарного и впрямь не знают.
Итак, азы.
В чем главная проблема финансирования реального сектора экономики в условиях потери доверия к национальной валюте?
Проблема в том, что:
— если ставку рефинансирования завысить, как это сейчас сделал наш Центробанк, то огромное количество вполне нормальных предприятий будет задушено и погибнет бесславно. Специально подчеркиваю: не потому, что были неэффективны, но потому, что власти создали в стране такие условия;
— если же ставку рефинансирования просто снизить (без каких-либо дополнительных специальных мер), то все выданные «на развитие» деньги тут же утекут на валютный рынок — на скупку за рубли долларов и тем самым дополнительно и далее обрушат нашу национальную валюту.