Объяснение иллюзий, данное ИТВ, устраняет узкое место стандартного объяснения. Рассмотрим вкусовые опыты животных копрофагов, таких как свиньи, грызуны и кролики. Мы можем только надеяться на то, что, когда они лакомятся фекалиями, их опыты существенно отличаются от нашего. То, что они должны отличаться, четко следует из ИТВ: вкусы сообщают выгоды приспособленности, а не объективную истину, великолепные вкусы оповещают о лучших выгодах. Выгоды фекалий, а следовательно, и их вкус, принципиально отличаются для нас и копрофагов.
Но это поднимает трудную задачу для стандартного объяснения, которое гласит, что иллюзии – это недостоверное восприятие. Чье восприятие недостоверное – наше или копрофагов? Правы ли мы в том, что фекалии отвратительны на вкус? Если да, то свиньи, кролики и миллиарды мух испытывают вкусовую иллюзию? Или правы они и фекалии на самом деле изумительно вкусные? Если да, то наш отвратительный опыт – это вкусовая иллюзия?
Сталкиваясь с подобными дилеммами, философы и психологи иногда отвечают, что восприятие достоверно, если его испытывает стандартный наблюдатель в стандартных условиях наблюдения. Например, дальтоник, не различающий красный и зеленый цвета, глядя на траву при стандартном свете, видит цвет, который не видит человек с нормальным цветным зрением. Таким образом, его нечувствительное к свету восприятие не достоверно. Проблематично определить стандартных наблюдателей и стандартные условия теоретически обоснованным образом, и теоретики лезут из кожи вон, пытаясь это сделать. Но здесь ухищрения просто не сработают. Объявить, стандартом людей – шовинизм. Положиться на свиней и кроликов, значит признать, что фекалии действительно вкусные. Оба варианта хороши по-своему. Фекалии представляют собой a reductio ad absurdum[13] теории, что наше восприятие обычно достоверно и что иллюзии – недостоверное восприятие.
Красная ягода Richadella dulcifica, иногда называемая чудо-ягода, содержит молекулу гликопротеина миракулин. Если съесть эту ягоду, то лимоны и другие кислые продукты покажутся сладкими. Молекулы лимонной кислоты и яблочной кислоты в лимоне обычно вызывают кислый вкус. Но в присутствии миракулина они вызывают сладкий вкус.
Какой вкус – иллюзия? Теория достоверного восприятия говорит, что вкус, который не достоверен, он и есть не объективно истинный. Так каков достоверный вкус молекулы лимонной кислоты? Если мы говорим, что он кислый, каковы основания для этого утверждения? Какие принципы требуют, чтобы конкретная молекула истинно обладала конкретным вкусом? Бремя предоставления научного обоснования лежит на теоретиках достоверности. Не предложено ни одного. Любое утверждение достоверности любого вкуса на данный момент совершенно неправдоподобно.
ИТВ гласит, что вкус – иллюзия, если он побуждает к неадаптивному поведению. Например, если вы целый день охотились на газелей и у вас понизился уровень сахара в крови, вы обычно предпочтете пищу со сладким вкусом, такую как мед или апельсин, и вы менее склонны к пище с кислым вкусом, такой как лимоны. Лимон предлагает, в пересчете грамм на грамм, половину калорий сладкого апельсина и одну десятую калорий меда. В обычных обстоятельствах сладкий вкус направляет адаптивное пищевое поведение, которое восстанавливает сахар крови. Но предположим, что на охоте вы съели чудо-ягоду, так что теперь лимон кажется вам сладким. Теперь сладкий вкус лимона направляет вас к источнику меньшего количества калорий. Это менее адаптивно и, таким образом, иллюзорно.
Может показаться, что с ИТВ существует более фундаментальная проблема. Она обращается к теореме ППИ, которая использует математику и логику, чтобы доказать, что вероятность того, что мы эволюционировали, чтобы видеть объективную реальность, очень мала. Но что насчет нашего восприятия математики и логики? Разве теорема не исходит из математики и логики, а потом доказывает почти нулевую вероятность того, что наше восприятие математики и логики истинно? Если так, это ли не доказательство того, что надежных доказательств не существует – a reductio ad absurdum всего подхода?
К счастью, теорема ППИ не доказывает ничего подобного. Она применима только к нашему восприятию состояний мира. Другие когнитивные способности, такие как талант к логике и математике, должны изучаться отдельно, чтобы увидеть, как они могли формироваться естественным отбором. Слишком упрощенно и ошибочно утверждать, что естественный отбор делает все наши познавательные способности ненадежными. Эту нелогичность иногда пускают в ход в поддержку религиозных взглядов, которые, как считается, не сочетаются с дарвиновской эволюцией{148}. Но это неверное обобщение.
Может существовать давление отбора для скромных математических способностей. Валютой в мире эволюции является приспособленность, и подсчет этой валюты может быть адаптивным. Два укуса яблока обеспечивают приблизительно в два раза больше выгод приспособленности, чем один. Поскольку математика может помочь рассуждениям о выгодах, отбор не поголовно против развития этих талантов. Конечно, это не аргумент в пользу того, что математика является объективной реальностью или что существует давление отбора на математических гениев. Может быть, что подобные гении – генетическая случайность. Или, скажем, половой отбор, по которому желания и выборы одного пола формируют эволюцию другого, может раздувать искры заурядных математических способностей в пламя математических гениев – увлекательная тема для исследования.
Может существовать давление отбора для скромных логических способностей. Например, социальный обмен предусматривает простую логику в виде «если я сделаю это для тебя, ты должен в ответ сделать то для меня». Тот, кто не способен определить жульничество в социальном обмене, с большей вероятностью будет обманутым, а следовательно, менее приспособленным, чем тот, кто способен определить жульничество. Таким образом, существует давление отбора на элементарные способности с логикой «если-то» этого обмена. Леда Космидес и Джон Туби выяснили, что у большинства людей эта способность к логике менее активна вне контекста социального обмена, где, предположительно, она впервые развилась{149}. Аналогично, психологи Хьюго Мерсье и Дэн Спербер выяснили, что наше логическое мышление работает лучше, когда мы спорим с другими{150}. Но как только появляется примитивная способность, отбор и мутация могут поднять ее до новых высот, даже до гениальности Курта Гёделя.
Итак, хотя ИТВ утверждает, а теорема ППИ доказывает, что наше восприятие объектов в пространстве-времени не отражает реальность в том виде, какая она есть, ни ИТВ, ни теорема ППИ не делают невозможными способности к математике и логике. Говорят ли они что-нибудь про наши более высокие понятийные способности? Следует ли из них, что наши общие представления с большой вероятностью ошибочны для понимания реальности, как она есть? И снова нет. Вопрос о том, располагает ли наш вид представлениями, необходимыми для понимания объективной реальности, остается открытым. В десятой главе мы рассмотрим теорию реальности, достоинством которой является то, что она допускает, но не настаивает, что мы обладаем необходимыми понятиями.
«Но, – может поинтересоваться кто-то, – если я не вижу реальность такой, какова она есть, то почему моя камера видит то, что вижу я? Я еду в Йосемитскую долину и отправляюсь к Таннел-Вью, где меня окружают десятки туристов с фотоаппаратами. Я делаю классическое фото – Эль-Капитан, водопад «Фата невесты», Халф-Доум – захватывающее дух изваяние, обтесанное ледником Шервина более миллиона лет назад, а затем доведенное до совершенства оледенениями Тахо, Теная и Тиога. Мой снимок совпадает с тем, что я видел непосредственно. Он также совпадает с тем, что видели и сфотографировали миллионы других людей. Наверняка этот аргумент может значить только одно – все мы видим одну древнюю реальность и видим ее такой, какая она есть на самом деле. Камера не врет».
Это заявление психологически убедительно, но логически несостоятельно. Студенты естественных наук могут проводить эксперименты в лабораториях виртуальной реальности, таких как Лабстер, которая предлагает разнообразные виртуальные инструменты: микроскопы, секвенсеры и камеры. Студен может взять камеру – иконку в виртуальной лаборатории – и сделать снимок в полной уверенности, что камера видит то, что видит он. Но студент и камера не видят ничего, кроме иконок. Они в согласии друг с другом, но ни один не видит объективную реальность.
Здесь прячется еще одно опасение, поднятое Майклом Шермером в журнале Scientific American. «Наконец, зачем представлять эту проблему как выбор или-или между приспособленностью и истиной? Адаптации в большой степени зависят от довольно точной модели реальности. Тот факт, что наука продвигается к, скажем, искоренению болезней и посадке космических аппаратов на Марс, должен значить, что наше восприятие реальности становится все ближе к истине, пусть и с маленькой буквы И»{151}.
Выбор или-или между приспособленностью и истиной, как мы уже обсуждали, не прихоть ИТВ, а основополагающая характеристика теории эволюции – выгоды приспособленности отличаются от объективной реальности и могут, для отдельно взятого элемента реальности, сильно варьироваться от организма к организму и в разные моменты времени. Установить приспособленность просто не значит однозначно установить истину{152}.
Но, как замечает Шермер, наука движется вперед. Она учится лечить болезни, исследовать звезды и садиться на Марс. Гостю из девятнадцатого века сотовые телефоны и беспилотные автомобили показались бы магией. Технологии все более искусно управляют нашим миром. Не значит ли это, что «наше восприятие реальности становится все ближе к истине»?