Это серьезный вызов – сыграть Гудини и выпутаться из нашей концептуальной смирительной рубашки. Помочь с этим может синестезия, сплав чувственных опытов. Одной из причин, по которым мы уверены, что видим реальность, а не просто интерфейс, является уверенность в том, что другие люди видят почти так же, как мы. Предположим, я говорю вам: «Тот красный помидор на столе выглядит спелым и съедобным» – и вы соглашаетесь. Естественно, я предполагаю, что ваше восприятие такое же, как мое, и более того, такое же, как объективная реальность. Иначе как бы мы согласились друг с другом? Конечно же, это потому, что мы точно воспринимаем одну и ту же реальность.
Но даже если мы согласились в разговоре, мы можем кардинально не совпадать в восприятии. Четыре процента людей являются синестетами, которые живут в воспринимаемых реальностях, весьма отличных от наших{246}.
Существует много разновидностей синестезии. В одном случае каждый звук языка вызывает уникальное переживание цвета. Владимир Набоков в своей книге «Память, говори» описывает собственный «цветной слух»: «Долгое a английского алфавита… имеет у меня оттенок выдержанной древесины, меж тем как французское а отдает лаковым черным деревом….я вижу q более бурой, чем k, между тем как s представляется не поголубевшим с, но удивительной смесью лазури и жемчуга»{247}.
Большинство из нас просто слышат звуки речи, но Набоков еще и видел каждый звук в особом цвете или даже в особой хроматуре, как можно предположить по его описаниям «лакового черного дерева» и «удивительной смеси лазури и жемчуга».
Цвета и хроматуры появляются в широком спектре синестезий. Их может вызывать музыка, напечатанные буквы, напечатанные цифры, дни недели, месяца года, эмоции, боль, запахи, вкусы и даже личности. При графемно-цветовой синестезии каждая буква или цифра воспринимается окрашенной. Например, А может выглядеть красной, Б может выглядеть зеленой и так далее по всему алфавиту.
При вкусово-тактильной синестезии каждый вкус ассоциируется с трехмерной формой, которая ощущается руками. Синестет Майкл Уотсон описывал свой опыт мяты неврологу Ричарду Сайтовику: «Я ощущаю округлую форму. Она также очень холодная, так что это, должно быть, какой-то вид стекла или камня, судя по температуре. Самое удивительное – это абсолютная гладкость. Единственное, с чем я могу сравнить это ощущение, это прикосновение к высокой, гладкой колонне из стекла»{248}.
Опыт Уотсона с другими вкусами был не менее подробным. Например, ангостура: «У нее определенно органическая форма. У нее упругая консистенция грибов… ощущается как маслянистые листья на короткой лозе. Полагаю, целиком это ощущается как неухоженная корзина ампельного плюща»{249}.
Заметьте, что демонстрирует Уотсон. Он воспринимает сложный объект – гладкую колонну из стекла, корзину с плющом – не как достоверное восприятие независимого от разума объекта, а просто как полезную структуру данных для отображения параметров вкуса. Мята совсем не похожа на стеклянную колонну, а ангостура совсем не похожа на плющ. Этот пример подтверждает утверждение ИТВ, что ваше восприятие физического объекта не достоверный эскиз существующего объекта. Это структура данных, которую вы создаете, когда надо сжать важную информацию о выгодах приспособленности в выполнимый формат; как только объект послужил своей цели, вы собираете его структуру данных в мусор, чтобы освободить память, чтобы создать новый объект следующим взглядом. Рассмотрение синестезии Уотсона может освободить наше воображение из удушающего захвата существующих объектов, от убеждений, что наши опыты объектов – это версии реальных объектов в объективной реальности с низким разрешением.
У синестета Дени Саймон, еще одной опрошенной Сайтовиком и Иглменом, музыка вызывает цветные формы: «Когда я слушаю музыку, я вижу… линии движутся в цвете, часто металлическом, со своей высотой, шириной и, самое главное, глубиной». Она поясняет: «Формы неотделимы от слуха – они часть того, что является слухом. Каждая нота словно падение маленького золотого шарика»{250}.
Художница Кэрол Стин обладает несколькими формами синестезии. Запахи вызывают цвета. Графемы, слова, звуки, прикосновения и боль вызывают рапсодии цветов, форм и даже движений и положений. Ее синестезия источает поток творческого видеоряда, из которого она черпает вдохновение для своих картин и скульптур: «Эти гениально раскрашенные и динамические образы, или фотизмы… мгновенные и яркие»{251}. Стин описывает бонус синестетического опыта: «Формы были настолько восхитительными, настолько простыми, настолько чистыми и настолько красивыми… за несколько мгновений я увидела скульптур на год вперед».
Эти синестетические формы и цвета могут быть высоко детализированными. В 1996 году Стин создала Сайто, макет из патинированной бронзы примерно восемь дюймов высотой, который изображает сложные формы и хроматуры ее синестетического опыта графемы «Сайто». Ее опыт не смутное воспоминание или концептуальная ассоциация, а конкретная встреча, подробное восприятие. Но даже ее тщательно выполненная скульптура не отражает динамического развития синестетических переживаний, которое она описывает как танцующие формы.
Все эти примеры демонстрируют, что во многих случаях синестетический опыт не смутное воображение или слабое представление – это подлинное восприятие, такое же мгновенное и убедительное, как удар молотком по пальцу. Заметьте, что Стин говорит нам то же важное сообщение, что и Уотсон: Сайто демонстрирует, что Стин видит точный трехмерный объект, не как достоверное восприятие существующего объекта, а просто как полезную структуру данных для изображения конкретной графемы.
Синестетические опыты устойчивы во времени. Например, графемно-цветовой синестетик, который видит определенный цвет для каждой графемы буквы или цифры, будет сообщать одни и те же цвета в экспериментах, разнесенных по времени на недели и даже годы. Постоянство используется как «проверка искренности», чтобы отделить истинных синестетов от других, кто просто придумывает сенсорные связи путем свободных ассоциаций. Некоторые графемно-цветовые синестеты рассказывают, что видят разные цвета в разных частях одной графемы, другие рассказывают, что видят, как уменьшается насыщенность цветов при уменьшении четкости графем, что опять же предполагает перцептивное, а не понятийное происхождение.
Синестезия наследственная, как впервые заметил Фрэнсис Гальтон в девятнадцатом веке, а конкретные ассоциации нет. Например, родитель может видеть букву А красной, в то время как его ребенок видит ее синей. Более того, варьироваться могут даже задействованные чувства. У родителя, который видит цвета при определенных вкусах, может быть ребенок, который видит цвета, глядя на графемы. Это предполагает, что синестетические ассоциации, хотя иногда и включают культурные артефакты, такие как алфавит и цифры, не просто закладываются в семье, а обусловлены генетической наследственностью.
Это подтверждается изучением генетического сцепления, которое показывает, что на синестезию влияют гены особых хромосом, известных как 2q и 16, а также возможно 5q, 6p и 12p{252}. Еще слишком рано для твердых выводов, но изучение 19 000 человек предполагает, что существует пять различных кластеров синестезии с различным генетическим происхождением – кластеры, которые Дэвид Иглмен и его коллеги определяют как цветная музыка, цветные последовательности (такие как буквы, цифры, месяцы и дни недели), цвета, вызываемые прикосновением или эмоциями, локализация последовательностей и цвета, вызываемые невизуальными стимулами, такими как вкус{253}.
Что задумали эти гены? Возможно, что они усиливают нейронные связи между сенсорными областями мозга. Например, в случае с графемно-цветовой синестезией когнитивные нейроученые Вилейанур Рамачандран и Эдвард Хаббард заметили, что участки коры головного мозга в веретенообразной извилине, чья активность связана с восприятием цвета, находятся рядом с участком, связанным с графемами{254}. Они выдвинули предположение, что синестеты могут обладать большим количеством нейронных связей, а значит большим количеством перекрестных связей, между двумя участками, чем несинестеты. Этот прогноз подтвердили когнитивные нейроученые Ромке Роу и Стивен Шолте при помощи диффузионно-тензорной томографии, которая использует магнитно-резонансную томографию и алгоритмы высокой сложности, чтобы установить связи между участками мозга у живых испытуемых{255}. Они обнаружили, что связи больше у синестетов, являющихся «проекторами», которые видят цвета вне тела, чем у синестетов, являющихся «ассоциаторами», которые видят цвета мысленным взором. Они также обнаружили участки во фронтальной и теменной долях, которые у синестетов связаны лучше. Участков с более бедными связями обнаружено не было.
Синестезия является аномалией, но в целом не патологией. Действительно, синестеты могут наслаждаться определенными когнитивными преимуществами. Например, некоторые синестетические ассоциации могут улучшать память. Одна из графемно-цветовых синестетов, которую изучал психолог Даниэль Смилек с коллегами, могла вспомнить ряды чисел лучше, чем несинестеты, и ее память еще сильнее улучшалась, когда напечатанный цвет каждой графемы совпадал с ее синестетическим цветом{256}. Дэниел Таммет, автор, спикер и сверхработоспособный савант-аутист, различает уникальные цвета, формы, текстуры и ощущения для каждого натурального числа вплоть до 10 000. Пользуясь этими синестетическими ассоциациями, он запомнил и воспроизвел более 20 000 знаков после запятой числа Пи – европейский рекорд