Если мы внимательнее посмотрим на каждое полушарие, наш интерфейс покажет нам сети из миллиардов нейронов – опять, возможно обеспечивая примитивный взгляд в царство агентов сознания, которые взаимодействуют и создают более высоких агентов. Когда мы всматриваемся дальше в каждый нейрон, а затем в его химию и наконец в его физику, примитивный взгляд превращается в ничто.
Нейроученый может возразить: «Когнитивная нейронаука показывает, что значительное большинство наших умственных процессов бессознательные. Мы не осознаем сложные процессы, посредством которых понимаем и говорим, принимаем решения, учимся, ходим, понимаем или трансформируем изображения в глазу в визуальные миры. Конечно, этот широкий ряд бессознательных процессов противоречит утверждению сознательного реализма, что реальность состоит полностью из агентов сознания. Сознательный реализм терпит крушение на мели бессознательных процессов».
И снова тут неправильно понимается предел нашего интерфейса при взгляде в реальность. Когда я разговариваю с подругой, я исхожу из того, что она обладает сознанием. Я не могу напрямую испытать ее сознательность. Это недоступно мне, и я могу в лучшем случае только предположить, каково быть ею. Но я ошибусь, если сделаю вывод, что поскольку я не осознаю ее сознание, она должна быть бессознательной. Аналогично, я ошибусь, если приду к выводу, что, поскольку я не осознаю некоторые из собственных умственных процессов, эти процессы должны быть бессознательными. Я могу не осознавать много своих умственных процессов, и тем не менее эти процессы могут быть сознательными для других агентов в моем составе.
Агент сознания обладает широким набором опытов. Он взаимодействует с сетью других агентов, которые обладают поразительным разнообразием в корне различных наборов. Так что он не может испытать подавляющее большинство этих экзотических опытов. В частности, это справедливо для иерархии агентов, входящих в его состав. Агенту попросту не достает ресурсов испытывать все опыты всех агентов в своем составе, даже несмотря на то, что эти агенты содействуют ему. Агент в лучшем случае может применить свой набор опытов, чтобы схематично набросать грубое изображение своего состава. В нашем случае мы рисуем тело, мозг, нейроны, химические вещества и частицы на холсте пространства-времени. Потом мы отходим на шаг назад, восхищаясь своей работой, и делаем вывод, что тут не видно ничего, обладающего сознанием, – простая ошибка, которая подпитывает физикализм и превращает проблему сознания в тайну.
Агент сознания не просто набор опытов. Он принимает решения и действует. Но его действия, по своему определению, отличаются от его опытов: диаграмма агента, например, имеет одну ячейку для «опытов» и отдельную ячейку для «действий». Из этого следует, что агент сознания может осознавать и при этом не осознавать себя – не осознавать собственные решения и действия. Чтобы осознавать себя, агент должен выделить часть своего опыта, часть своего интерфейса восприятия, чтобы представить часть его собственных решений и действий. В его интерфейсе должна быть иконка или иконки, которые представляют решения и действия самого агента. Если он и видит себя, то видит через свой собственный интерфейс – как будто сквозь стекло, смутно. И неизбежно неполностью.
Ни один агент сознания не может описать себя полностью. Сама попытка добавляет агенту больше опытов, которые увеличивают сложность его решений и действий в свете этих новых опытов, что требует еще больше опытов, чтобы охватить эти более сложные решения и действия, и так далее в порочном круге незавершенности. Поэтому агент сознания должен оставаться, по крайней мере частично, бессознательным к себе. Вспомните, что сознательный реализм объявляет фундаментальными не просто сознательные опыты, а агентов сознания. Агент не может переживать себя во всей полноте, каким бы богатым ни был набор его опытов. Из этого ограничения могут возникнуть философские головоломки, личная тоска и гарантированная работа для психотерапевтов.
Однако есть веская причина придумывать себя. Если вы переживаете свои действия и их последствия, значит, вы можете учиться. Если это действие ведет к тому вредному действию, то вы можете научиться так не делать. Чем богаче ваш опыт внутренних решений и действий, тем больше ваша свобода в сложных взаимодействиях с окружающим миром. Чтобы знать других агентов, вы должны знать себя. Все знания, в этом смысле, воплощены.
Сознательный реализм должен оплатить еще одно долговое обязательство. Он должен, на чисто теоретической основе, точно описать поведение агентов сознания и показать, как это поведение, будучи спроецированным на интерфейс Homo sapiens, выступает в роли современной физики и дарвиновской эволюции. Это сильное эмпирическое ограничение для теории поведения агентов: его проекция на наш интерфейс пространства-времени должна объяснять все данные, которые поддерживают современную физику и эволюцию. Вдобавок она должна делать новые прогнозы, которые можно проверить экспериментами.
Какие принципы и поведение агентов могут подойти? Я еще не уверен. Но заманчивая нить тянется от агентов сознания через естественный отбор к физике. Фундаментальный закон физики гласит, в обыденном понимании, что все разрушается. Как говорил поэт Уильям Драммонд (1585–1649): «Все под луной увядает, а что в мир принесено смертными, должно вернуться в ничто». Более точно, этот закон – второй закон термодинамики – гласит, что энтропия изолированной системы никогда не уменьшается. Гниль энтропии – заклятый враг жизни, поставщик увядания и смерти. Жизни, как объясняют эволюционные психологи Джон Туби, Леда Космидес и Кларк Барретт, остается одна-единственная защита: «Естественный отбор единственный известный естественный процесс, который толкает популяции организмов термодинамически вверх к высшим степеням функционального порядка или даже сглаживает неизбежное увеличение беспорядка, который в противном случае пришел бы на смену»{304}.
Энтропия есть информация, которой вам не хватает, – количество вопросов да-нет, которое вам понадобится, как при игре в двадцать вопросов, чтобы заполнить пробелы в знании. Но информация, переведенная в валюту сознательного опыта, также конвертируемый товар агентов сознания. Возможно, поведение агентов сознания похоже на поведение криптовалют, но с сознательным опытом в качестве валюты; запрет двойного расходования, спроецированный на интерфейс пространства-времени Homo sapiens, может выступать в роли закона сохранения в физике. Или, возможно, как предположил физик и изобретатель Федерико Фаджин, главная цель агентов сознания – взаимное познание{305}. Если так, то поведение агентов сознания может поощрять взаимодействия, которые увеличивают взаимную информацию, и это поведение, спроецированное из сетей агентов в интерфейс Homo sapiens, может выступать там как эволюция путем естественного отбора. Это увлекательные направления исследований, которые могут связать открытия из теории социальных сетей, которая описывает, почему Гугл получает больше запросов, чем Хоффман, с возникновением функций приспособленности в эволюционной биологии.
Сознательный реализм подходит к онтологии радикально отлично от физикализма, который доминирует в современной нейронауке и науке вообще. Радикально отлично, но не радикально по-новому. Многие ключевые идеи сознательного реализма и интерфейсной теории восприятия появлялись в ранних источниках, начиная с древнегреческих философов, таких как Парменид, Пифагор и Платон, и до более поздних немецких философов, таких как Лейбниц, Кант и Гегель, и от восточных религий, таких как буддизм и индуизм, до мистических направлений ислама, иудаизма и христианства. Британский философ и епископ Джордж Беркли четко обобщил некоторые ключевые идеи: «Ибо то, что говорится о безусловном существовании немыслящих вещей без какого-либо отношения к их воспринимаемости, для меня совершенно непонятно. Их esse есть percipi, и невозможно, чтобы они имели какое-либо существование вне духов или воспринимающих их мыслящих вещей»{306}.
Если агенты сознания и сознательный реализм и внесли что-то новое, так это собрали старые идеи из философии и религии в точную и экспериментально проверяемую теорию сознания. Это позволяет улучшить идеи под бдительным оком научного метода.
Наука, как философия и религиозные обряды, – человеческая деятельность. Они не непогрешимы. Каждая из многих попыток разграничить на чисто теоретической основе науку от псевдонауки остается в лучшем случае спорной{307}. Наука предлагает не золотой стандарт убеждений, а действенный метод отсеивания убеждений, который получает свою силу из способа, которым связан с человеческой природой. Мы вид, который спорит. Эксперименты показывают, а теория эволюции объясняет, что мы лучше аргументируем, когда отстаиваем идею, в которую уже верим, или против идеи другого, в которую не верим{308}. Мы развили нашу способность аргументировать не затем, чтобы стремиться к истине. Мы развили ее как инструмент социального убеждения. В результате наши рассуждения отравлены уязвимостями, такими как склонность к информации, которая подтверждает то, во что мы уже верим. Научный метод использует все это. Каждый ученый отстаивает свою идею и возражает противоположным идеям других ученых. В таких склонных к спорам обстоятельствах наш интеллект на пике формы: каждая идея получает лучшую аргументационную поддержку и доказательства, на которые способны ее сторонники, и каждая выдерживает лучшее нападение аргументов и доказательств, приводимых противниками. Добавьте к этому обострению интеллекта требование о том, что идеи должны быть точными – по возможности, математически точными – и феникс науки возродится из недостатков человеческой природы.