– Ну, мне совсем не понравился план Б, поэтому я бы выбрал A.
– Так и ответило большинство людей, которым задавали этот вопрос. Теперь я задам другой вопрос. Ситуация та же – надо выбирать одну из двух программ. Если будет принята программа В, погибнут четыреста человек. А если программа Г, то с вероятностью один к трем не умрет никто, и с вероятностью два к трем погибнут шестьсот человек. Что выберешь?
– Так, на этот раз я бы выбрал программу Г… Подожди-ка. Снова уловка, да?
– Да, Монти. Вспомни формулировки. Единственная разница между двумя наборами вопросов в том, что сначала говорилось о спасении жизней, а потом – о количестве погибших. Суть же вопросов не поменялась. Они всего лишь были по-другому оформлены. Канеман и Тверски объясняют результаты опроса тем, что люди, как правило, не склонны к риску (то есть выбирают более предсказуемые варианты), когда речь идет о выигрыше, и готовы на риск, когда речь идет о проигрыше. И у большинства людей такая же интуитивная реакция, как у тебя. Суть в том, что существует длинный список иррациональных факторов, которые имеют для людей значение, хотя не должны.
– Ладно, признаю, все это интересно. Только разве так уж важно, что думает большинство людей, отвечая на гипотетические вопросы? В реальной ситуации они бы могли повести себя иначе. Ведь я же не отвечаю за выбор медицинских программ для борьбы с новой ужасной болезнью.
– Ты прав, Монти. У меня есть два аргумента. Во-первых, Канеман и Тверски задали такие же вопросы настоящим врачам и получили очень похожие ответы. Во-вторых, в некоторых ситуациях выводы поведенческой экономики действительно помогали людям. Например, выяснилось, что важную роль играет вариант «по умолчанию». Количество работников, принимающих участие в пенсионных программах, резко возрастает, когда им нужно четко выразить отказ, а не принимать сознательное решение о присоединении. Другой хороший пример – донорство органов. В некоторых странах нужно согласиться пожертвовать свои органы после смерти, а в других все по умолчанию согласны, однако можно отказаться. Все мы склонны скорее использовать вариант по умолчанию, поэтому при разработке «архитектуры выбора» нужно такие варианты формулировать очень тщательно. Ключевой посыл: если хочешь подтолкнуть людей к чему-либо, сделай этот выбор проще. Клади в столовой у кассы фрукты, а не шоколад. Верно и обратное: если не хочешь, чтобы кто-то выбрал определенный вариант, усложни его.
– Поэтому ты держишь печенье на верхней полке, да?
– Эту стратегию постоянно используют производители. Бесплатная пробная версия журнала на месяц? Ее легко оформить, зато подписку сложно отменить. На самом деле отменить что-нибудь, от страховки до абонемента в спортзал, может оказаться настолько утомительным занятием, что проще… махнуть рукой.
– Поведенческая экономика выглядит довольно солидной.
– У нее есть критики. Они утверждают, что поведенческая экономика не делает четких и проверяемых прогнозов, как положено настоящей науке. Поведенческая экономика также склонна в значительной степени полагаться на опросы студентов о гипотетических ситуациях, что не всегда точно отражает поведение людей в реальном мире[60].
– А что думаешь ты?
– Я думаю, что поведенческая экономика – полезное дополнение, помогающее нам понять, как устроен мир. Его центральное положение состоит в том, что существует множество, казалось бы, второстепенных факторов, которые значительно влияют на наше поведение. Если хочешь помочь людям заработать, быть здоровыми, жертвовать свои органы, следует серьезно отнестись к поведенческим реакциям. Ричард Талер, отец поведенческой экономики, не рассматривал ее как революцию, призванную потеснить экономический мейнстрим. Скорее это возвращение к непредубежденной, интуитивно мотивированной дисциплине, изобретенной Адамом Смитом, но с добавлением сложных математических расчетов и экспериментов[61]. Думаю, мы на сегодня закончили. Домой?
– Домой!
Прогулка десятая
ВВП: не все важное можно сосчитать
Поговорим о краткой истории ВВП – показателя, придуманного для ответа на вопрос: «Как дела с экономикой?» О нескольких действительно больших числах. О проблемах с ВВП и его альтернативах. Почему, несмотря на свои недостатки, ВВП остается полезным показателем, который хорошо коррелирует со многими другими ценностями (продолжительностью жизни и благосостоянием).
Наступил еще один погожий, хотя и ветреный день, по голубому небу неслись белые облака. Мне хотелось подняться на возвышенность с хорошим видом. На Примроуз-Хилл мы уже побывали, так что путь лежал к Парламентскому холму. Мы сели на поезд до Госпел-Оук, потом за десять минут дошли до вершины холма, с которой открывался великолепный вид на весь Лондон, от сияющих башен Сити до готического великолепия Вестминстера. Когда-то он назывался Холмом предателей – вероятно, Гай Фокс и его приятели по Пороховому заговору планировали смотреть отсюда грандиозный фейерверк. Новое название он получил, когда во время Гражданской войны здесь собрались парламентские войска. А теперь на вершине собирались разве что туристы, придерживающие свои шляпы.
– Что ж, Монти, до сих пор мы говорили в основном об относительно незначительных решениях, принимаемых отдельными лицами, фирмами или другими группами людей, и о том, как они влияют на рынки. Все это охватывается общим термином «микроэкономика». Теперь мы сделаем шаг назад и посмотрим на работу экономики в целом.
Я сделала широкий жест, обведя рукой панораму перед нами.
– Большая картина.
– Именно. Эта ветвь называется…
– Дай угадаю – макроэкономика?
– Лучший ученик в классе!
– Приятно быть лучшим из лучших, даже если в классе ты один!
– Будь по-твоему. Но ты прав, термин – макроэкономика. Под этим заголовком мы обсудим безработицу, инфляцию, а также все, что вызывает и ограничивает экономический рост. Хотя эти проблемы носят общий характер и проявляются в экономике на глобальном уровне, они оказывают влияние и на нашу повседневную жизнь.
– Ясно. Масштабный материал, но не сугубо теоретический. Значит, микроэкономика похожа на маленькую тявкающую собачку, а макроэкономика – на большого хулигана, вроде того ньюфаундленда, которого мы иногда встречаем на пустоши. Но оба могут укусить за ногу.
– Ну да, наверное. Давай начнем с ВВП.
– Великолепный век песиков? Внушительно высокий пудель? Вырастивший волкодава пекинес?..
– Не угадал. Валовой внутренний продукт. Экономисты всегда любили числа, но больше всего они почитают ВВП, и сама идея экономики неразрывно с ним связана.
– Стало быть, мне следует о нем знать. Что это за штука?
– Основная идея довольно проста. ВВП должен оценить стоимость всех товаров и услуг, производимых в конкретной стране. Попробуем сделать шаг назад и проследить его историю. Гигантская и невидимая экономика, которую мы сейчас пытаемся измерить с помощью ВВП, появилась во времена Великой депрессии.
– Мне нужно еще немного контекста.
– Великая депрессия началась в 1929 году и стала крупнейшим финансовым кризисом современности. Не хочу вдаваться в подробности, иначе на это уйдет целый день, да и экономисты с историками так и не сошлись во мнениях о том, что именно вызвало Великую депрессию. Важно другое: она имела тяжелые последствия для всего общества. Предприятия разорялись, безработица обрела невиданные масштабы, повсюду была нищета. Все понимали, что случилась экономическая трагедия, однако необходимо было выразить ее в холодных математических расчетах. Требовалось число, одно число, которое помогло бы осмыслить происходящее.
Правительство США обратилось к экономисту и статистику Саймону Кузнецу и поручило ему найти способ измерить все, что произведено в стране за определенный год. Каждую новую машину, каждое новое платье, каждую бутылку пива, каждый построенный дом, каждый визит к врачу нужно было включить в расчеты. В 1934 году Кузнец опубликовал отчет «Национальный доход за 1929–1932 гг.», который неожиданно стал бестселлером. В книге впервые приводился способ ответить на вопросы: «Что происходит в экономике? Насколько все плохо? Становится ли лучше? Или становится хуже?» Кузнец заменил размытые понятия точными цифрами, и вскоре политики говорили об «экономике», используя эти цифры. Мы перешли из мира, в котором не существовало четкого представления об экономической реальности, в мир, где в центре внимания были числа.
Другие страны быстро подхватили эту концепцию. Красота, с точки зрения политиков, заключалась в том, что, научившись что-то измерять, можно начать этим управлять. Джон Мейнард Кейнс заговорил о том, что правительство может и должно формировать экономику. После Второй мировой войны, если страна хотела получить помощь от Америки, ей приходилось делать оценку ВВП. Знание ВВП стало таким же национальным атрибутом, как кричаще яркий флаг или убыточная авиакомпания. А как только появляется число, можно ранжировать страны по ВВП. В идеологической битве холодной войны между коммунизмом и капитализмом ВВП был способом показать, кто побеждает. ВВП стал не просто цифрой, но оружием.
– Хорошо, общее представление я получил. Если оставить в стороне идеологические войны, ВВП отражает то, что происходит в экономике. И как же его измерить?
– Здесь много технических деталей, но я постараюсь упростить. У экономистов есть старая шутка о том, что лучше не видеть, как производятся две вещи – сосиски и экономическая статистика. Объяснение может показаться немного запутанным, зато ты узнаешь и о трудностях, связанных с ВВП. Формально ВВП – это рыночная стоимость всех конечных товаров и услуг, произведенных в стране за определенный период. Первое, что нужно отметить: ВВП – показатель