– Готов?
– Говори, не тяни. Может, сначала немного повторим?
– Конечно. Как мы видели, за исключением Платона, большинство древних стремились обосновать мораль с помощью некой концепции «хорошей жизни», которая в целом означала способ жить счастливо или благополучно в этом мире. Киники предписывали нам жить просто, избавиться от пустой роскоши современной жизни; эпикурейцы побуждали к жизни, полной удовольствий, но советовали нам увеличивать удовольствие не за счет их избытка, а за счет умеренности, спокойствия, дружбы и размышлений. По мнению Аристотеля, благополучная жизнь – это такая, когда мы, если можем, посвящаем себя философским размышлениям, а в ином случае живем, руководствуясь рациональностью, воплощенной в поступках в соответствии с добродетелями. Платонова этика имела более объективную основу: быть хорошим – значит действовать в соответствии с идеей блага. Что это означало на практике, демонстрируется в «Государстве»: справедливость – это выполнение каждым человеком своей соответствующей роли в государстве, которым управляют философы и в котором личные права подчинены тому, что хорошо для государства в целом. Но здесь прослеживается также указание на то, что такая жизнь хороша в том же смысле, который вкладывали в это понятие другие философы: она предоставляет наибольшие шансы жить счастливо и благополучно.
Тем не менее, с точки зрения одного из великих философов – возможно, величайшего, – ни один из этих способов мышления об этике не был пригодным. Иммануил Кант (1724–1804) принадлежит к совершенно иному направлению философской этики, отличающемуся от сторонников теории eydaimonia. Для Канта действовать правильно с точки зрения морали, исходя из правильных причин, всегда означает действовать в соответствии с некоторым правилом. Этика, которая основывается на следовании правилам, обычно называется деонтологической. Слово происходит от греческого δέον – «долг, обязанность» и не связано напрямую с терминами «онтологический» или «онтология», которые означают философское исследование бытия или существования. На самом деле, нет необходимости запоминать слово «деонтологическая», если только вы просто не хотите показаться умным.
У Канта репутация философа, чьи сочинения отличаются сухим и сложным языком. И он это заслужил: его величайшие работы невероятно трудны, поскольку самые сложные идеи излагаются самым запутанным языком, полным терминов. Легко заметить, что и будни Канта были такими же неинтересными и если не сложными, то унылыми. Всю свою жизнь Кант прожил в городе Кёнигсберге, в Восточной Пруссии. Не совсем болото, каким иногда эту страну представляют, но и не центр интеллектуальной вселенной. Прусское общество было тщательно контролируемым и регламентируемым: фундаменталистская церковь и высоко милитаризованное государство посягали почти на все сферы жизни.
Со стороны кажется, что Кант хорошо подходил для такого государства. Он был крайне сдержан и корректен в своих поступках (по крайней мере, в зрелые годы; существуют рассказы об умеренно бурном веселье и одном-двух случаях легкого флирта в молодом возрасте). Он никогда не был женат, носил штатское, цвет которого за всю его длинную жизнь изменил лишь оттенок: светло-коричневый времен ветреной молодости в зрелые годы сменил темно-коричневый. Кант был знаменит постоянством своих привычек. Есть одна известная история о том, что философ совершал послеобеденную прогулку всегда в одно и то же время, настолько предсказуемое, что местные жители устанавливали по нему часы. Хотя этот факт заставлял меня всегда задаваться вопросом: откуда Кант знал, что его собственные часы показывают верное время? Я представлял себе, как Кант отправлял своего слугу в город, чтобы узнать время, – возможно, у тех же самых бюргеров, которые выставляли свои часы по времени появления Канта на прогулке…
– Не отвлекайся! Я все еще надеюсь выяснить, как нам спасти милосцев…
– Извини! И все же, несмотря на весь внешний конформизм, Кант был также революционным и вдохновенным мыслителем, гениальным радикалом во всех смыслах этого слова. На протяжении XVIII века писатели и философы эпохи, которая станет известна как эпоха Просвещения, начали бросать вызов сложившемуся порядку вещей в интеллектуальной, социальной и политической сфере. Трактовка понятия «эпоха Просвещения» во многих аспектах уклончива и непостоянна: к этому периоду относят и проторомантиков, таких как Руссо, и холодных рационалистов, таких как Ламетри, который считал человека машиной. Но везде эти мыслители бросали вызов существующему порядку, высмеивали его и вызывали раздражение. Их лозунгом был «écrasez l’infâme» – «раздавите гадину!», при этом «гадиной» считались разные субъекты: упрочившаяся религия, аристократия, монархи. Философия Канта представляет собой кульминацию философской мысли эпохи Просвещения о природе человека и мира. Кант считал, что люди должны сбросить все то, что ограничивает их свободу и разум: политические оковы репрессивного общества и интеллектуальные кандалы традиционного мышления, как религиозного, так и светского. Собственный девиз Канта (а он не относился к обворожительным людям) был «имей мужество пользоваться собственным умом!»[15], то есть прими вызов – стой на собственных ногах и думай сам, пользуясь двумя отличительными особенностями человечества: свободой и разумностью.
Я заметил, что Монти смотрит на меня как-то странно. Он выглядел почти растерянным.
– Ммм… О да, я слишком увлекся Кантом. Немного незрело и глупо иметь любимчиков среди философов, но если бы такие у меня были, то им бы стал Кант. Потом мы еще поговорим о его революционном вкладе в эпистемологию и метафизику, но сегодня речь о его этике.
Однако система этики Канта – не единственная, которая основывается на представлении о следовании правилу. Так что я сначала сделаю пару общих замечаний об этой концепции. Одна из главных идей заключается в том, что вы следуете правилам не потому, что они вас устраивают, или потому, что таким образом вы чувствуете себя комфортно. Вы следуете правилам, потому что это правила. В действительности, чем меньше вы хотите следовать правилам и чем больше усилий приходится для этого прилагать, тем более нравственным становится следование правилам.
– А?
– Просто подумай: если бы ты хотел в любом случае это делать, тебе бы не были нужны правила. А если бы ты следовал правилу потому, что тебе нравятся последствия, тогда бы ты поступал так не ради правил, а ради последствий.
Монти посмотрел на меня слегка озадаченно:
– Может, несколько примеров помогут. О какого рода правилах мы говорим? И откуда они берутся?
– Это два хороших вопроса. Первый ответ (на первый вопрос): эти правила исходят от Бога. Они есть почти в каждой религии. На самом деле, можно сказать, что в каком-то смысле религия и есть ряд правил, которым вы следуете.
– Ты говоришь об этих десяти штуковинах, да?
– Неплохой выбор для начала. Возьмем, наверное, самую известную…
– Не желай осла ближнего твоего?[16]
– Смешно. Нет. Не убивай[17]. Вот оно, правило, во всем его величии и простоте. Здесь не говорится «не убивай, если только это не принесет тебе какой-то выгоды». Или «не убивай, если только ты не можешь с помощью убийства предотвратить какой-то еще больший вред». Убийство – это неправильно. Конец истории. Почему неправильно? Потому что так говорит правило.
– Отлично. Я никого не убил. Значит, я – хорошая собака.
– Ты забываешь еще о девяти. Могу я просто упомянуть «не кради»?
В этот момент Монти выглядел довольно смущенным.
– Ей не следовало оставлять этот чизкейк на кофейном столике, когда она вышла из комнаты.
– Помнишь, как работают правила? Нехорошо красть просто потому, что кто-то оставил чизкейк без присмотра.
– Хмм… Ладно, насчет этих правил… предполагается, что ты должен им следовать, а почему?
– Можно попытаться аргументировать тем, что следование этим правилам – десяти заповедям, например, – ведет к лучшему обществу для всех. Общество, в котором люди (или собаки) разгуливают, убивая друг друга, не будет счастливым, ведь верно? Но, как я уже говорил, это аргумент другого рода в пользу следования правилам. К таким аргументам, основанным на последствиях, мы вернемся позже (это вариант того, что называют утилитаризмом правила). В споре о следовании правилам такой вид защиты не нужен. Речь идет не о последствиях – речь о правиле.
Еще одно правило: «не солги». Ты, возможно, вспомнишь о всяких ситуациях, когда кажется, что солгать правильно: например когда маленькая ложь предотвращает больший вред. Но правило гласит: «не солги», поэтому ложь всегда неприемлема с точки зрения морали.
В пользу деонтологической этики говорит множество ее полезных качеств. На самом деле, одно основное. Простота. Имея правило, ты знаешь, как поступать. Во всех остальных системах этики, которые мы рассмотрели, субъект должен выполнять настоящую работу. На протяжении всей жизни. Для того чтобы начать понимать идеи-формы Платона, требуются годы обучения и исследований. Для того чтобы Аристотелевы добродетели превратились в хорошие привычки, тоже нужны годы. Полное понимание природы, к которому стремились мудрецы-стоики, почти невозможно. Даже жизнь, полная удовольствий, которую представляли эпикурейцы, требует тщательного рассмотрения вопроса о том, какие действия приведут к состоянию наибольшего покоя и наименьшему замешательству. Но следование правилу? Это может делать каждый. И миллиарды людей так и поступают – если допустить, что бо́льшая часть населения мира заимствует свои этические установки из религии.
– Хорошо, это точно и просто. Я понял. Мы закончили?
– Ты отлично знаешь, что есть «но».
–