Конечно, знаю.
– Возникает вполне очевидный вопрос о происхождении этих правил. Откуда они берутся?
– От Бога, ты сказал…
– И что может быть с этим не так?
Монти фыркнул:
– Вообще-то в том, что касается Бога, я не силен.
– Хорошо. Во-первых, некоторые люди верят в Бога, а некоторые – нет, и если ваша мораль зависит от того, к какой категории вы относитесь, тогда огромное количество людей освобождаются от необходимости быть хорошими.
– Я понял. Если ты говоришь «не кради чизкейк» и я спрашиваю «почему?», а ты отвечаешь «потому что так говорит Бог», а я не верю в Бога, тогда я могу стащить чизкейк.
– В самую точку. И есть еще другого рода проблема: та, которую обозначил наш знакомый – Платон. Возьмем правило «не убивай». Убивать плохо, потому что Бог дал нам такую заповедь, или Бог дал нам эту заповедь, потому что плохо убивать?
– Чего?
– Не уверен, что могу выразить это проще. Поэтому просто повторю. Правило, запрещающее убийство, является правилом просто потому, что Бог сказал, что таково правило? Все ли, что повелевает делать Бог, будет правильным, что бы это ни было? Если бы заповедь была «убивай», было бы это тогда правильным?
– Что за чушь! Зачем Богу так говорить?
– Бог может сказать все что угодно.
– Ну, мне это не нравится. Бог – если он есть – не говорил бы нам делать плохие вещи… правда?
– Некоторые боги могли. Многим богам, по-видимому, нравились странные человеческие жертвоприношения… Бог Ветхого Завета и сам был не намного выше этого. Однако ты неожиданно определил суть вопроса. Мы испытываем ужас при мысли о том, что эти правила произвольны: что они просто отражают прихоти Бога. Нам хочется верить, что они каким-то образом олицетворяют более великий принцип…
– Ты имеешь в виду, что Бог выбрал их, поскольку они правильные, а не что они правильные, потому что Он их выбрал?
– Именно. А ты видишь, каким будет следующий аргумент?
– О, если Бог выбрал правила, потому что они правильные, это означает, что правильность – правила, – должно быть, существуют отдельно от Бога. Он просто облек в слова нечто уже существовавшее. Нечто более великое, чем Он?
– Не уверен, что можно говорить о более великом, но, определенно, о чем-то независимом. Итак, как видишь, нам удалось исключить Бога из уравнения. Пока. Этот аргумент можно рассмотреть с еще одной стороны: исходя из того, как по-разному, например, христианство использовалось и интерпретировалось на протяжении многих лет. В Ветхом и Новом Завете достаточно материала, чтобы обосновать любое количество моральных установок. Если кто-то тебя обижает, ты вырвешь им глаза или подставишь другую щеку?
Такой диапазон интерпретаций характерен не только для прошлого, но и для современности. И американские евангелисты, которые желают отправить в ад гомосексуалистов, чтобы те испытывали адские муки, и милые либеральные представители англиканской церкви проводят воскресные утренние службы. И те и другие скажут, что они следуют слову Божьему, но каждая сторона выбирает из Библии то, что хочет. Я сам это сделал. Меня всегда увлекала история о женщине, «взятой в прелюбодеянии»[18]. Книжники и фарисеи пришли к Иисусу. Они захватили женщину, совершившую прелюбодеяние. В соответствии с законом приговор был очевиден: ее должны были побить камнями. Иисус известен своим почитанием закона, но также и своим милосердием. Это была ловушка: либо он отстаивает закон, доказывая, что он добродетельный иудей, и отказывается от своих принципов, либо придерживается своих принципов и демонстрирует, что он плохой иудей. Решение, которое Иисус принял перед собравшейся толпой, великолепно. Сначала он что-то пишет на земле. Нам не говорят, что именно. Полагаю, он размышляет, стараясь прийти к верному ответу. Наконец он его нашел: «кто из вас без греха, первый брось на нее камень». Толпа, повергнутая в молчание, разошлась. А Иисус сказал женщине: «Иди и впредь не греши»[19].
– Хорошая история. И к чему ты клонишь?
– О, да, извини. Я имел в виду, что выбрал эту историю из множества всевозможных рассказов Библии, потому что она апеллирует к моей уже существующей системе взглядов на мораль. Но, по существу, я просто поддерживаю Платона, который критиковал точку зрения, будто нечто является правильным, потому что так говорит Бог или Библия.
– Уфф. Так это конец представлению о том, что мораль сводится к следованию правилам?
– Нет. Как я уже говорил, философия – это очень длинная беседа… Теперь возникает вопрос: можно ли сохранить подход к этике, основанный на правилах, без привлечения представлений о Боге в качестве поддержки? И этот вопрос аккуратно возвращает нас к Канту.
– Та-да!
– Кант пытался найти некие правила, которые будут применимы к любому человеку, в любое время, в любом месте и которые не требуют присутствия Бога. Не потому, что Кант не был религиозен или выступал против Бога. Его воспитывали как истинного лютеранина, и, хотя ведутся большие споры о том, какую роль играет Бог в философии Канта, нельзя сказать, что написанное им несовместимо с религиозными взглядами на мир. Но главенствующим принципом Канта был разум. По мнению Канта, моральность обречена, если ее основой не является универсальная причина – рациональные принципы, которые можно постичь разумом.
Кант начинает реализацию своего великого замысла с обобщения и опровержения всех прежних систем этики, будь то основанные на следовании некоему внутреннему чувству, или просто привычке, или на предполагаемых практических выгодах от правильного поведения. Во всех этих случаях моральное поведение зависит от условий: это способ добиться чего-то еще или почти случайный побочный результат какого-то другого процесса. Но для Канта этого недостаточно. Он хотел найти способ установить, что, например, лгать – всегда плохо, независимо от обстоятельств.
Кант утверждает, что разум требует, чтобы закон, помимо универсальности, был прост. Реальная жизнь сложна, а бесконечные желания и потребности людей могут стать помехой и усложняют наше понимание того, как правильно себя вести. Но если моральность действительно может опираться на разум так же, как математика, тогда мы можем не обращать внимания на эти сложности или отбросить их и увидеть истину такой, какая она есть. (Здесь интересный контраст с Аристотелем, который, как я говорил, считал этику и политику несовершенными науками, в отличие от метафизики и математики. Он полагал, что лучшее, что мы можем сделать с этическими принципами, – это понять их почти правильно, прокладывая дорогу к истине в вечерней темноте, а не увидев ее кристально ясно при свете дня.) Именно это мы ищем: единственный универсальный принцип, который говорит нам, что делать. Или чего не делать.
– Трудная задача.
– Он начал, как я уже говорил, с того, что предположил: люди – на самом деле существа разумные и способны путем ясных размышлений и тщательного обдумывания выработать всеобщие законы морали. Он думал, что мы действительно можем найти категорический императив…
– А это еще что?
– Не паникуй! Категорический императив всего лишь означает правило, которому ты должен следовать не в какой-то конкретной ситуации, а в любом случае. Оно отличается от гипотетического императива (таких императивов не сосчитать), который представляет собой правило, которому ты следуешь, чтобы достичь чего-то еще.
– О, немного похоже на меньшие блага, о которых говорил Аристотель? Те, которые помогают тебе достичь высшего блага.
– Отлично, да! Если мы ставим перед собой цель (конечную) – скажем, достать коробку с угощениями из шкафа, – это принуждает нас на практике выполнить определенные действия или воспользоваться такими средствами, которые помогут достичь нам этой конечной цели. Эти поступки представляют собой гипотетические императивы – императивы потому, что если мы хотим достичь цели, то должны их совершить; гипотетические потому, что эти средства относятся только к достижению этой конкретной цели. Иногда совершение таких поступков будет правильным, а иногда – нет. Но Кант хочет найти императив, который не будет средством для достижения конкретной конечной цели, а правилен всегда. Категорический императив выполняется как обязанность, а не просто для достижения какого-то преимущества или другой цели.
– Я все еще не совсем понимаю.
– Какого рода правилу нужно следовать в любой нравственной ситуации? Выражение «поступай правильно» просто напрашивается на вопросы. «Делай то, что говорит Бог», как уже было продемонстрировано, не выходит за пределы логического круга или бессмысленно. «Поступай в соответствии с добродетелями» просто соответствует существующим нормам общества. «Стремись к eydaimonia» больше касается личного счастья и удовлетворения, чем помогает тебе принимать сложные моральные решения.
И вот – барабанная дробь – категорический императив гласит: «Поступай всегда таким образом, чтобы твой поступок мог стать всеобщим правилом»[20].
– Хорошо… и это значит…
– Так, например, ты думаешь: «Должно быть, приемлемо стащить чизкейк, потому что, откровенно говоря, это уже ее третий кусок, и никому больше чизкейк не нужен, и, возможно, она не так уж и хочет съесть его, а они сегодня забыли меня покормить, поэтому я просто мог бы умереть от голода».
– Да-а?
– Тогда Кант сказал бы: «Прежде чем стащить чизкейк, задай вопрос: было бы правильно, если бы это действие стало всеобщим?» То есть, по сути, что красть чизкейк всегда хорошо? Если нет, тогда не делай этого.
– На самом деле, звучит вполне разумно. Но кое-что не совсем… Не знаю, я всего лишь собака, но разве не требуется что-то большее? Например, задать вопрос «почему»?