Один из них злой психопат-убийца, а другой – твой любимый компаньон?
– Ха-ха, может быть… каковы бы ни были различия, мы видим, что вы принадлежите к разным семействам: одно животное – к псовым, другое – к кошачьим. Это и есть знание – правильное распределение по группам и организация данных, которые получены исключительно от органов чувств.
– Звучит здорово. А что с этим не так?
– Локк стремился обосновать все логически, обращаться к здравому смыслу, избегать парадоксов и странностей, но сама разумность привела его к путанице, которую эмпиризму так и не удалось полностью исправить. Я несколько приукрасил механизм, с помощью которого Локк объясняет, что идеи в нашем уме связаны с объектами внешнего мира. В «Опыте человеческого разумения» Локк говорит, что наш разум содержит только идеи и что знание состоит в сравнении этих идей для того, чтобы понять, согласуются они или нет. Я всегда представляю маленького человека в моем мозге, тщательно отслеживающего группу компьютерных мониторов, на которые поступают различные изображения. Эти изображения могут сохраняться и извлекаться для обеспечения описываемого Локком процесса сравнения и вынесения суждения. Но проблема в том, что эта маленькая сцена существует исключительно в разуме философа. Откуда он знает, что все изображения на мониторе связаны с окружающим миром? На каком основании он может сказать, что существует какая-то связь между этими объектами, если ему приходится обходиться только идеями разума?
Локк затем утверждает, что простые идеи как порождаются теми объектами, которые они представляют, так и имеют сходство с ними. Но откуда это можно узнать по тем изображениям на компьютерных мониторах, которые, как нам уже сказали, являются единственными вещами, пребывающими в уме? Сводя знание к тому, что мы переживаем, Локк оказывается в порочном круге. Все, что опыт может нам сказать, – что мы переживаем опыт. По определению, он не может нам сказать, что́ находится за пределами опыта, назвать причину переживания. Как мы увидим, Давид Юм нашел способ избавления от этих уз, но не совсем философский. Локк решил тихо «замести под ковер» этот вопрос.
Но проблемы в теории Локка не заканчиваются на том, как можно обосновать опыт. Довольно часто оказывается, что те элементы теории, которые выглядят наиболее надежными, являются ее самым слабым местом.
– Правда?
– Хорошо, ну не совсем. Вполне очевидно, что самая слабая часть в теории Декарта – это Бог. А самая слабая часть теории Лейбница – вся теория целиком. Надо над этим поработать… Но, как бы то ни было, наиболее слабая часть теории Локка – то самое, кажущееся разумным, различие между первичными и вторичными качествами. На трудность указал блестящий молодой ирландский философ Джордж Беркли (1685–1753).
Сначала кажется, что Беркли твердо придерживается той же самой традиции эмпиризма, к которой принадлежали Локк и Гоббс (и позднее Давид Юм). Он начинает с того, что по-другому формулирует точку зрения Локка относительно субъективности вторичных качеств. Полезно напомнить, что, по утверждению Локка, единственное, к чему ум имеет доступ, – это идеи, которые каким-то образом порождаются вещами, находящимися в окружающем мире. Поэтому объекты нашего знания являются не объектами, а образами этих объектов в нашем уме.
Но затем Беркли идет еще дальше. Что касается первичных качеств – размеров, твердости, веса, движения, – разве мы не имеем доступ к ним тоже только в виде идей, поскольку ощущения существуют в виде образов в уме? Что с точки зрения логики дает нам больше оснований предполагать, что эти качества существуют независимо от нас, в отличие от цветов, запахов и вкусов? И те же самые примеры, которые Локк использовал, чтобы показать, что цвета и вкусы могут различаться от человека к человеку, можно применить, чтобы продемонстрировать, что первичные качества точно так же зависят от воспринимающего. Кусок угля выглядит горой для муравья и крошечной галькой для слона.
А теперь, если про все качества, первичные и вторичные, можно сказать, что они существуют только в уме наблюдателя, тогда где остается сам объект? Согласно Беркли, все это оставляет объект буквально нигде. Беркли делает поразительный и сбивающий с толку ход и утверждает, что объектов за пределами сознания не существует. Когда мы говорим, что стол, или стул, или маленькая белая собака, существуют, все, что мы имеем в виду, – что в данный момент эти идеи есть в нашем уме. Нет смысла говорить о чем-то, кроме этого; нечто каким-то образом вызывает эти образы. Быть – значит быть воспринимаемым.
– Но это… это…
– Безумно, но логично, если ты признаешь разумными положения, принятые Локком. Здравый смысл говорит, что, если Беркли прав, то, когда я закрываю глаза, а затем снова их открываю, в этом промежутке мир перестает существовать. Можем ли мы на самом деле предположить, что мир подобным образом мерцает: то существует, то исчезает?
Ответ Беркли заключается в том, что такое возражение никогда не возникнет, поскольку за миром всегда наблюдают. Точка зрения Беркли в краткой форме довольно остроумно выражена в самой знаменитой паре философских лимериков (первый принадлежит Рональду Ноксу, второй – анонимному автору):
Жил да был молодой человек, который сказал:
«Богу должно показаться чрезвычайно забавным,
Если он обнаружит, что это дерево
Продолжает существовать
Даже тогда, когда нет никого во дворе».
Ответ.
Дорогой сэр,
Ваше удивление странно:
Я всегда во дворе,
И вот почему дерево
Будет существовать,
Наблюдаемое
Вашим покорным слугой
Богом[33].
Итак, именно всеведущее око Бога гарантирует постоянное существование внешнего мира за счет наблюдения за ним, даже когда у всех людей глаза закрыты или взгляды отведены.
– Удобно.
– Такая точка зрения, согласно которой единственными по-настоящему существующими вещами являются идеи, пребывающие в уме, называется идеализм. Противоположная точка зрения – что материальный мир действительно существует – называется реализм. Досадно, но это лишь отчасти связано со спором между номинализмом и реализмом, который мы изучали несколькими прогулками ранее. Номинализм, может, и отрицает идею о том, что общий термин «собака» является реальной вещью, но это никоим образом не влечет за собой убеждение, что собаки существуют только в моей голове.
Понятно, почему взгляды Беркли нравились старому Лейбницу. Для Беркли, как и для Лейбница, реальность существует в уме, а не «извне». И, что настолько же важно, непрерывность миру дает Бог.
Последний из великих эмпириков, Давид Юм (1711–1776), с одной стороны, не поддерживал представление о том, что реального мира не существует. Юм глубоко верил в здравый смысл. Он признает, что философ может на какое-то время убедить себя, что, когда вы выходите из комнаты, она перестает существовать, и что за пределами разума не существует настоящего мира объектов. Но затем философ осознает абсурдность такой точки зрения, улыбается и продолжает думать, как прежде: предполагает, что столы, стулья и маленькие собаки по-настоящему реальны.
Тем не менее анализ Юма, посвященный вопросу о том, что́ наши чувства могут действительно рассказать нам о мире, оказался гораздо более дестабилизирующим, чем причудливый идеализм Беркли.
Эмпиризм Юма, который был впервые представлен в «Трактате о человеческой природе» (1738–1740) и позже в переработанной форме изложен в «Исследовании о человеческом познании» (1748), – это, по большей части, знакомая перефразировка Локка. Все, что находится в уме, Юм называет «восприятия». Восприятия представляют собой впечатления и идеи. Впечатления более яркие и отчетливые, к ним относятся ощущения, эмоции или чувства. Мы срываем с дерева красное яблоко, вгрызаемся в его хрустящую мякоть, вкушаем его остро выраженную сладость, чувствуем всплеск удовольствия. Красный, хрустящий, сладость, удовольствие – все это впечатления. Когда впоследствии мы вспоминаем, как ели яблоко, красный цвет и другие качества, которые мы воспринимали с такой интенсивностью, являются лишь бледными отражениями первоначального переживания. Это идеи. Но, поскольку идеи не имеют такой интенсивности и яркости первого впечатления, мы получили способность манипулировать ими и комбинировать их разными способами, используя воображение. Воображение позволяет нам представить вещи, которых мы никогда не видели, создавая, например, идею единорога путем объединения идей лошади и рога. Несмотря на то что воображение может свободно перемещать и объединять идеи, оно может оперировать только теми составляющими, которые были обеспечены с помощью чувственного восприятия.
– Немного раздражает, что все они никак не могли прийти к согласию, какими словами называть все эти вещи в уме.
– Ты имеешь в виду, что у Локка и Юма слово идея обозначает слегка отличающиеся вещи? Не беспокойся. Различия неважны. Для каждого из философов идеи – это сущности, пребывающие в уме, более или менее похожие на то, что мы считаем идеями. До сих пор позиция Юма довольно близка к представлениям Локка. Радикализм Юма начинается в следующей части. Все знание делится на две категории. С одной стороны – вопрос факта, иными словами, все, находящееся в окружающем мире, что мы воспринимаем с помощью органов чувств. С другой стороны, есть отношения идей, под которыми Юм подразумевает те самые аналитические истины, что мы обсуждали ранее, законы математики и тавтологические утверждения, такие как «все люди смертны».
Основной способ отличить одно от другого заключается в том, что отрицать истинное отношение идей – значит противоречить самому себе. Если вы говорите, что у треугольника не три, а четыре стороны или квадратный корень из девяти – не три, а четыре, вы продемонстрировали, что не знаете значения соответствующих понятий. Однако отрицание фактов не связано с противоречиями такого рода. Всегда есть вероятность, что случится не