На мои интересы сильно повлияли прочитанные в детстве работы Зигмунда Фрейда. Меня пленили прагматичные аспекты психологии - мотивация, эмоции, психические заболевания, но я остался равнодушным к таким ее областям, как восприятие и переработка информации. Но еще большее воздействие на меня оказал другой популярный в моем детстве писатель, обычно ценимый не так высоко, как Фрейд, - это Айзек Азимов, плодовитый писатель-фантаст, романист и провидец.
В своей трилогии «Основание. Основание и Империя. Второе Основание», книге, от которой невозможно оторваться и которую я, будучи юношей, прочел за 30 часов, Азимов описывает человека, ставшего героем для прыщавых, интеллектуальных подростков. Его Гари Сэлдон - ученый, создавший науку под названием «психоистория» для предсказания будущего. Сэлдон убежден, что отдельные люди непредсказуемы, но масса людей, подобно совокупности атомов, становится высокопредсказуемой. Все, что вам нужно, - это статистические уравнения Гари Сэлдона и открытые им поведенческие принципы (Азимов не поделился ими с читателями), и вы способны предвидеть ход истории, даже последствия кризисов. «Ничего себе! - думал впечатлительный подросток. - Предсказывать будущее с помощью психологических принципов!»
Это восхищение осталось со мной на всю жизнь. Будучи молодым преподавателем, в начале 1970-х годов я почувствовал волнение, когда узнал, что такая область знаний, как психоистория, действительно существует. Спустя некоторое время мы с моим близким другом Аланом Корсом, тогда старшим преподавателем истории в Пенсильванском университете, даже провели семинар для аспирантов на эту тему. Так мы смогли поближе познакомиться с научной версией азимовского изобретения. И были разочарованы.
Мы узнали о попытке Эрика Эриксона применить принципы фрейдистского психоанализа к Мартину Лютеру. Противостояние Лютера католицизму, по мнению Эриксона, берет начало в приучении его к туалету. Профессор Эриксон вывел эту изумительную гипотезу из обрывочных сведений о детстве Лютера. Разумеется, Гари Сэлдон имел в виду нечто другое, не это искусственное, притянутое экстраполирование. Во-первых, следуя такой логике, вряд ли он добился бы многого. Руководствуясь подобными принципами, психотерапевт не смог бы внятно объяснить упорство и неповиновение пациента, лежащего на его кушетке, даже узнав все подробности о его детстве, не говоря уже о бунтарском поведении человека, умершего несколько столетий назад. Во-вторых, то, что в те дни выдавалось за «психоисторию», состояло из исследований отдельных случаев, тогда как Азимов подчеркивал, что для надежных предсказаний необходимо обладать информацией о множестве случаев, чтобы исключить непредсказуемые индивидуальные вариации. В-третьих, такого рода психоистория, что самое скверное, не могла предсказать совершенно ничего. Скорее, брались уже давно свершившиеся события и сочинялись истории с психоаналитическим подтекстом, которые могли бы придать им осмысленный вид.
Когда я в 1981 году взялся за разработку «машины времени», призрак Азимова был все еще со мной, и я решил использовать метод контент-анализа - анализа письменных или устных высказываний, раскрывающих стиль объяснений, - чтобы оценить уровень оптимизма людей, отказывающихся иметь дело с опросниками: звезды спорта, высокопоставленные руководители, мировые лидеры. Но есть другая многочисленная группа людей, которым нельзя предложить анкету - умершие люди, руками которых когда-то творилась история. Поскольку в нашем распоряжении имелись их дословные высказывания, мы могли применить методику CAVE и выяснить их стиль объяснений. А мы могли использовать огромный спектр материалов: автобиографии, завещания, стенограммы пресс-конференций, дневники, записи терапевтических сеансов, письма с фронта, тексты публичных выступлений. Тогда я сказал Глену Элдеру, что мы можем творить психоисторию.
В конце концов мы получили три важных компонента, наличия которых требовал Гари
Сэлдон. Во-первых, у нас был осмысленный психологический принцип: оптимистичный стиль объяснений позволяет прогнозировать способность человека противостоять депрессии, уровень достижений и твердость воли. Во-вторых, у нас был надежный способ определения стиля объяснений как живых людей, так и умерших. В-третьих, у нас были результаты обследования большого количества людей, что позволяло нам делать статистические прогнозы.
Одним весенним утром 1983 года я объяснил все это одному из самых энергичных студентов, которых я когда-либо встречал, двадцатилетнему Гарольду Зуллоу. Мне импонировали его темпераментность, оригинальность мышления и креативность. Я рассказал ему о методике CAVE, а также о перспективах, которые в связи с ней открываются перед нами, стараясь произвести на него впечатление и рекрутировать в Пенсильванский университет.
«Вы не думали о том, чтобы применить эту методику к сфере политики? - спросил он. - Возможно, мы могли бы предсказать результаты выборов. Готов поспорить, что американцы предпочли бы, чтобы ими руководили оптимисты, люди, которые утверждают, что их проблемы будут решены, а не те, кто сомневается и демонстрирует неуверенность. Вас интересуют не отдельные люди, а массы? Что вы скажете об американских избирателях, это подходящий масштаб? Вы не можете прогнозировать, как проголосуют на выборах отдельные люди, но мы, возможно, смогли бы предсказать, как они проголосуют в своей массе. Мы могли бы создать профили двух кандидатов исходя из того, что они говорят, и предсказать, кто победит».
Мне понравилось, что он говорит о «нас», поскольку это означало его согласие приехать в Пенсильванский университет. Он действительно приехал, и за следующие пять лет достиг высоких результатов. При незначительной поддержке с моей стороны он стал первым психологом, сумевшим предсказать важное историческое событие до того, как оно произошло.
Американские президентские выборы 1948-1984 годов
Так какого же президента хотят иметь американские избиратели? Насколько важно для них такое качество кандидата, как оптимизм? Гарольд Зуллоу увлекался политологией и свою деятельность в качестве аспиранта начал с того, что проанализировал предвыборные речи победивших и проигравших политиков недавнего времени. Разброс в уровне оптимизма был налицо. Послушайте Эдлая Стивенсона, дважды потерпевшего неудачу в президентской гонке. Выступая с речью по поводу своего выдвижения в кандидаты на съезде демократов в 1952 году, он сказал:
«Когда шум и крики утихнут, когда уйдут музыканты и погаснут огни, предстанет суровая реальность в виде огромной ответственности, которая ложится на нас в этот исторический час, час борьбы, раздоров, разногласий и упадка духа, с которыми мы имеем дело у нас дома, и угрозы со стороны безжалостных и враждебных сил, находящихся за границей».
Возможно, это достойные слова, но сколько в них повторяющихся мыслей. Верный своей репутации интеллектуала, Стивенсон акцентируется на негативных аспектах и анализирует их, но не предлагает никаких действий, направленных на их изменение. Прислушайтесь к его стилю объяснений:
«Суровое испытание, с которым мы столкнулись в двадцатом столетии - самой кровавой, самой бурной эпохе христианской эры, - далеко не закончено . Еще многие
годы судьба будет требовать от нас готовности к жертве, терпения и несгибаемой воли...
Я не стремился быть выдвинутым в президенты, потому что бремя этой должности превосходит воображение [курсив мой]».
В словах Стивенсона выделяются два типа объяснений. Курсив - непосредственно объяснение, обычный шрифт - событие, которое объясняется. Объяснение очень устойчивое: ожидание суровых, многолетних испытаний, которые потребуют жертв. Очень универсальное: внушающее трепет бремя не вызывает стремления баллотироваться. Эдлай Стивенсон, человек высокого интеллекта, был эмоциональной черной дырой. Его стиль объяснений был депрессивным, выражающим его склонность круминации.
Речи Дуайта Д. Эйзенхауэра, который дважды был противником Стивенсона, представляли собой полную противоположность: минимум руминации, оптимистичный стиль объяснений, предложение конкретных практических действий. Вот несколько фраз из выступления Эйзенхауэра на церемонии выдвижения его кандидатуры республиканцами в 1952 году:
«Сегодня первый день нашего сражения.
Дорога, которой нам предстоит идти, это дорога борьбы. И этой борьбе я отдам всего себя.
Мне уже приходилось ожидать начала битвы. Перед каждой атакой я всегда приходил к солдатам, чтобы поговорить с ними лицом к лицу об их проблемах и обсудить с ними ту великую миссию, которой мы все служим».
Речам Эйзенхауэра не хватало изящества и утонченности прозы Стивенсона. Тем не менее Эйзенхауэр одержал убедительную победу в 1952 и 1956 годах. Конечно, он был великим героем войны, список заслуг его конкурента был гораздо скромнее. Историки сомневаются, что кто-нибудь вообще мог победить Эйзенхауэра, в качестве своего кандидата его хотели бы видеть не только республиканцы, но и демократы. Но не мог ли оптимизм Эйзенхауэра и пессимизм Стивенсона повлиять на результаты выборов? Мы считаем, что это возможно.
Что ожидает кандидата в президенты, обладающего более пессимистичным стилем объяснений и большей склонностью к руминации, чем его оппонент? Он может столкнуться с тремя негативными последствиями.
Во-первых, кандидат с более безрадостным стилем будет отличаться большей пассивностью, менее активной и более скромной агитационной кампанией и меньшей готовностью к принятию вызовов со стороны конкурентов.
Во-вторых, он может в меньшей степени понравиться избирателям; эксперименты показали, что пессимистичные люди вызывают меньше симпатии и люди с большей вероятностью будут избегать их. Мы говорим об этом не потому, что в кандидаты на пост президента выдвигают депрессивных людей, обычно такого не случается. Просто избиратель очень восприимчив к уровню оптимизма и улавливает даже незначительные различия между кандидатами.
В-третьих, более пессимистичный кандидат в меньшей степени пробуждает надежду в сердцах избирателей. Устойчивые и универсальные выражения, в которых пессимисты описывают плохие события, сигнализируют о безнадежности. И чем больше руминации в словах кандидата, тем ощутимее эта безнадежность. Если избиратели хотят иметь президента, убеждающего их в том, что он решит проблемы страны, они выберут оптимиста.
Сочетание этих трех последствий позволяет прогнозировать, что кандидат, в большей степени склонный пережевывать пессимистичные мысли, проиграет.
Чтобы проверить, влияет или нет оптимизм кандидатов на исход выборов, нам нужен был стандартный параметр, на основе которого можно было бы сравнить двух кандидатов между собой, а также с их предшественниками. В качестве такого параметра мы выбрали предвыборную речь кандидата, в которой он излагает свое видение будущего страны. До определенного периода, который наступил 40 лет назад, услышать эту речь могли только участники партийного собрания, присутствующие в зале, она не достигала большинства американских семей. Но начиная с 1948 года эти речи стали транслироваться для огромной аудитории благодаря телевидению. Так, взяв за точку отсчета 1948 год, мы извлекли все причинные суждения из предвыборных речей кандидатов, произнесенных в ходе последних десяти избирательных кампаний, перетасовали их и оценили с точки зрения оптимизма с помощью методики CAVE. Кроме того, мы определяли степень руминации, подсчитывая процентное соотношение фраз, в которых оценивались или анализировались негативные события без предложения практических мер. Мы оценивали также «ориентацию на действия», процентное соотношение высказываний о том, что кандидат сделал или сделает. Сложив баллы за стиль объяснений с баллами за руминацию, мы получали итоговую оценку, которую назвали показателем песс-рум. Чем больше показатель песс-рум, тем хуже стиль кандидата.
Первое, что мы обнаружили, сравнив песс-рум кандидатов на всех выборах с 1948 по 1984 год, это то, что кандидат с меньшим показателем, то есть более оптимистичный, победил в девяти случаях из десяти. Мы получили более точные результаты, чем опросы избирателей, просто посмотрев содержание речей.
Мы промахнулись только однажды, когда Никсон состязался с Хэмфри в 1968 году. Губерт Хэмфри был немного более оптимистичен, чем Ричард Никсон в своей предвыборной речи, и мы выбрали Хэмфри. Однако его торжественное шествие, которое должно было завершиться победой на выборах, было прервано непредвиденным событием. Речь Хэмфри на съезде в Чикаго проходила под аккомпанемент массовых беспорядков на улицах города, где полиция избивала хиппи. Популярность Хэмфри резко упала, и он начал кампанию - самую краткую в современной истории - с отставанием на 15 % по данным опросов. Но история на этом не закончилась. Хэмфри постепенно продвигался вперед и в день национальных выборов набрал всего на 1 % голосов меньше, чем его соперник. Если бы кампания продлилась еще три дня, считают социологи, проводившие опросы, оптимист Хэмфри победил бы.
В какой степени отрыв победителя зависит от разницы показателей песс-рум кандидатов? В значительной? Кандидаты, которые были гораздо оптимистичнее своих конкурентов, одерживали сокрушительные победы. Так, Эйзенхауэр дважды побеждал Стивенсона, Джонсон
- Голдуотера, Никсон - Макговерна, Рейган - Картера. Кандидаты, которые были незначительно оптимистичнее своих оппонентов, выигрывали с минимальным перевесом, как, например, Картер у Форда.
Но что первично? Оптимизм или лидерство в гонке? В силу своего оптимизма кандидату удается привлечь голоса избирателей, или же он получает численный перевес и лишь после этого начинает излучать оптимизм? Является ли оптимизм причиной или скорее побочным эффектом обретения победного преимущества?
Мы можем выяснить это, понаблюдав за судьбой аутсайдеров, которые следуют позади, но в итоге побеждают. По определению, все они начинают с отставанием, причем часто значительным. Их оптимизм нельзя объяснить лидирующим положением, потому что лидируют не они, а их соперники. В 1948 году Трумэн уступал Дьюи 13 % в начале гонки, но его показатель песс-рум был значительно оптимистичнее. В итоге Трумэн победил с перевесом в 4,6 %, удивив всех специалистов, проводящих опросы. В 1960 году Джон Кеннеди проигрывал
Ричарду Никсону на начальном этапе 6,4 %, имея более оптимистичный показатель песс-рум. Он победил Никсона, опередив его всего на на 0,2 % - минимальный перевес на современных выборах. В 1980 году Рональд Рейган начинал кампанию, отставая на 1,2 % от действующего президента Джимми Картера. Показатель Рейгана был более оптимистичным, и он одержал победу с перевесом более 10 %.
Можно принять в расчет лидирующее положение на ранних этапах предвыборной гонки, а также наличие административного ресурса, которым обладает кандидат, являющийся действующим президентом, - два фактора, которые могут обесценить оптимизм. Но даже при наличии этих двух факторов оптимизм все равно оказывает влияние, причем решающее, на перевес, с которым одерживается победа. Так что разница показателей песс-рум позволяет прогнозировать отрыв в количестве голосов гораздо точнее, чем любой другой известный фактор.
Можно выделить три возможные причины, по которым оптимизм привлекает голоса избирателей: более энергичная кампания, проводимая оптимистом, антипатия избирателей по отношению к пессимисту и более высокий уровень надежды, пробуждаемой оптимистом. У нас нет численных показателей двух последних факторов, но в семи из десяти предвыборных кампаний мы смогли подсчитать количество встреч кандидата с избирателями. Как и ожидалось, более оптимистичный кандидат делал больше остановок в своем турне, то есть проводил более активную кампанию.
Предвыборные речи сочиняются обычно другими людьми и многократно переписываются. Отражают ли они реальный уровень оптимизма кандидатов, или в большей степени оптимизм спичрайтеров, или в них нет ничего помимо того, что, по мнению кандидата, публика хотела от них услышать? С одной стороны, это не имеет значения. Анализ уровня оптимизма позволяет предсказать, что будут делать избиратели на основании впечатления , сложившегося у них о кандидате, независимо от того, обоснованно оно или вызвано искусственно. Но с другой стороны, важно знать, что на самом деле представляет собой кандидат. Это можно выяснить, в частности, сравнивая пресс-конференции и дебаты, которые носят более импровизированный характер, чем заготовленные выступления. Подобное сравнение мы проводили во время четырех избирательных кампаний, в которых проходили дебаты. И каждый раз в таких дебатах побеждал кандидат, имевший более оптимистичный показатель песс-рум.
Я оценил на предмет стиля объяснений заготовленные речи и выступления на пресс-конференциях шести мировых лидеров, вынося оценку вслепую, не зная, кому принадлежат те или иные высказывания. Любопытно, что мне удалось обнаружить своего рода «отпечатки пальцев», которые оставались везде, будь то заготовленные речи или импровизированные высказывания на пресс-конференциях. Я имею в виду оценки устойчивости и универсальности, которые оказываются идентичны при изучении любой речи и из которых складывается совершенно особенный профиль кандидата. (Я предполагаю, что данная техника может быть использована для подтверждения авторства того или иного письменного документа, скажем, для определения того, написано письмо заложником или лицом, удерживающим его.) Показатель персонализации изменяется в зависимости от того, имеем мы дело с заготовленной речью или выступлением на пресс-конференции. Другими словами, личные объяснения, например признание собственной вины, вымываются из формальных речей, но встречаются в спонтанных высказываниях.
Мое заключение таково: независимо от того, кем написана речь, она обычно отражает индивидуальность оратора. Либо он переделывает ее в соответствии со своим уровнем оптимизма, либо подбирает себе литературного негра, который близок к нему по этому
важному параметру.
1900-1944
Мы решили убедиться, что наши предсказания результатов выборов послевоенной поры, оказавшиеся точными в девяти случаях из десяти, не были случайностью. Или, может быть, победы оптимистов были специфичным последствием внедрения телевизионных технологий? Мы ознакомились с предвыборными речами кандидатов, начиная с избирательной кампании 1900 года, в которой соперничали Мак-Кинли и Брайан. Мы проанализировали их вслепую на предмет стиля объяснений и руминации. Так мы добавили к своему исследованию результаты еще 12 выборов.
И получили еще одно подтверждение своей правоты. В 9 из 12 случаев победили кандидаты с лучшим показателем песс-рум. Разрыв в количестве голосов, как и прежде, зависел от того, насколько лучше был показатель песс-рум у победителя. Интерес представляли три исключения. Мы ошиблись с предсказанием во всех трех переизбраниях Франклина Рузвельта. Все всех трех случаях он победил со значительным перевесом своих соперников, несмотря на то что его песс-рум был более пессимистичным, чем у Альфреда Лэндона, Уэндела Уилки или Томаса Дьюи. Но мы подозреваем, что на результаты этих выборов повлияли скорее прошлые заслуги Рузвельта, чем оптимизм речей его соперников.
Итак, на 22 президентских выборах с 1900 по 1984 год американцы 18 раз выбирали кандидата, выступающего с более оптимистичными речами. Во всех тех случаях, когда выигрывал кандидат, бывший в начале гонки аутсайдером, победитель оказывался более оптимистичным, чем его соперник. Разница в количестве голосов была напрямую связана с разницей показателей песс-рум; с большим отрывом побеждали кандидаты, которые были гораздо оптимистичнее своих соперников.
Успешно предсказав прошлое, мы с Гарольдом Зуллоу решили, что пришло время попытаться предсказать будущее.
Выборы 1988 года
Психоистория, как это принято сегодня, делает не пред-, а постсказания - предсказывает события прошлого на основе изучения еще более далекого прошлого. Так и Эрик Эриксон в своей печально известной книге «Молодой Лютер» на основе деталей процесса приучения героя его книги к туалету, «предсказывает», что он станет религиозным революционером, стремящимся к ниспровержению авторитетов. Это не удивительно, зная, кем станет Лютер. Не нужно ломать голову над загадкой, когда ответ известен заранее!
Так же обстояло дело и с нашими «постсказаниями», или пост дикциями, результатов 22 президентских выборов. Мы знали, кто победил, и несмотря на наше стремление к чистоте эксперимента, читатель-скептик вправе сказать: «Нашли, что предсказывать!» Психоистория становится практически ценной, интересной и лишенной предвзятого отношения, если оказывается действительно способной предсказывать будущее, как утверждал Гари Сэлдон.
К концу 1987 года, после двух лет работы, Гарольд Зуллоу завершил свое исследование выборов 1900-1984 годов.
Мы, наконец, были готовы попытаться предсказать, что случится в 1988 году. Прежде ни одному социологу не удавалось предсказать крупное историческое событие до того, как оно произошло. Экономисты постоянно предсказывают то подъемы, то спады, но если события развиваются вопреки их предсказаниям, это, кажется, их нисколько не смущает. Наши результаты погружения в прошлое выглядели довольно убедительными, и я почувствовал, что мы можем обратить свой взгляд в будущее.
Мы решили сделать ставки на трех аренах. Во-первых, предварительные президентские выборы: кто станет кандидатом от той или иной партии? Во-вторых, кто победит непосредственно на президентских выборах? И в-третьих: кто победит на выборах в сенат? Нужно было действовать быстро и собрать речи как можно большего количества кандидатов.
Предварительные президентские выборы 1988 года
В январе 1988 года 13 соперников начали избирательную кампанию, выступая день за днем в Нью-Гемпшире, Айове и других уголках страны. В борьбе принимали участие шесть республиканцев, среди них Роберт Доул и Джордж Буш, которые шли ноздря в ноздрю. Информированные инвесторы считали, что Буш проиграет, Доул был жестким и последовательным, а Буш - слабым и бесхарактерным. Но не следовало сбрасывать со счетов проповедника Пэта Робертсона, представителя консерваторов Джека Кемпа, генерала Александра Хейга.
Демократы тоже были готовы к схватке. Гэри Харт, похоже, оправился после сексуального скандала и снова лидировал по результатам опросов. Считалось, что шансы на успех имеют также сенатор Пол Саймон, губернатор Майкл Дукакис, сенатор Альберт Гор и конгрессмен Ричард Гепхардт. Преподобный Джесси Джексон, как полагали, получит голоса только черных избирателей.
В The New York Times публиковали речи с сокращениями, - костяк речей, которые кандидаты произносили по несколько раз в день с незначительными вариациями. Мы проанализировали по методике CAVE все 13, чтобы вычислить показатель песс-рум. Мы сделали свой прогноз. Гарольд, беспокоясь, что никто не поверит нашим способностям предсказывать будущее в том случае, если мы окажемся правы, настоял, чтобы мы запечатали свои прогнозы в конверты и послали их в The New York Times и декану факультета психологии Пенсильванского университета. «Если мы правы, - заявил Гарольд, - я хочу быть уверенным, что никто не скажет, будто мы жульничаем».
Предсказания были вполне определенными. Среди демократов очевидным фаворитом был малоизвестный губернатор Массачусетса Майкл Дукакис. По показателю песс-рум он был на корпус впереди остальных. Было ясно и кто проиграет - Гэри Харт, запятнавший свою репутацию сенатор от Колорадо, находящийся в самом низу по показателю песс-рум. Своей речью он напоминал находящегося в депрессии пациента. Джесси Джексон имел неплохой показатель, достаточно высокий, чтобы предположить наличие скрытой силы и способности удивить экспертов. Дукакис, разумеется, победил, а Харт пришел последним, закончив гонку без единого голоса. Высоких результатов достиг Джексон, который действительно смог всех удивить.
Среди республиканцев тоже был явный претендент на победу. Джордж Буш, бесспорно, был самый оптимистичным кандидатом, по показателю песс-рум опередившим даже Дукакиса. Роберт Доул оказался далеко внизу списка, разница между их показателями была даже больше, чем между Дукакисом и Хартом. Доул, согласно нашим прогнозам, должен был очень быстро сдать. Еще ниже стоял Робертсон, а в самом низу Хейг, наиболее угрюмый кандидат, судя по песс-рум. По нашему прогнозу Робертсону почти не на что было надеяться, а Хейга ждал полный провал.
Буш, как оказалось, победил Доула с большей легкостью, чем ожидалось. Кандидатура Робертсона набрала очень мало голосов, к огромному расстройству «Морального большинства»^. Хейг показал самые худшие результаты, не получив поддержки ни одного делегата.
Я не мог поверить в то, насколько результативными оказались наши с Гарольдом предсказания. Совпадение было практически идеальным.
Президентская кампания 1988 года
Предварительные выборы еще не завершились, когда нам позвонили из The New York Times . Журналист, которому мы отправили свои прогнозы (именно он, кстати, первым предложил нам проанализировать предвыборные речи по методике CAVE), увидев, с какой точностью они сбываются, написал об этом статью. «Мы собираемся разместить ее на первой полосе», - сказал он и спросил, кто победит на выборах. Мы попытались уклониться от прямого ответа. Судя по выступлениям Буша, он был заметно более оптимистичен, чем Дукакис. Буш должен был победить с перевесом в 6%. Но мы не хотели делать прогноз только на основе краткого выступления. Помимо того, что в речи Буша было очень немного объясняющих события фраз, все наши предыдущие предсказания опирались на анализ речей, произнесенных при выдвижении кандидата от партии, а не на выступлениях во время предварительных выборов.
Гарольд тоже волновался, но по другой причине. Штабы обеих партий, и республиканцев, и демократов, вскоре связались с нами и потребовали, чтобы мы обнародовали наш метод прогнозирования. Гарольд сказал, что готов ответить на вопросы репортеров, но его беспокоят сами кандидаты. Что, если они используют наши принципы и перепишут свои речи, чтобы предложить избирателям то, что они хотели бы услышать? Наши прогнозы относительно предстоящих выборов в таком случае окажутся несостоятельны.
Я посоветовал ему - возможно, не очень решительно - не беспокоиться. Американские политики слишком упрямы, чтобы отнестись к нашему исследованию всерьез. Даже я с трудом поверил результатам, так что вряд ли какой-нибудь избирательный штаб примется из-за них переписывать готовые речи. Я предложил послать материал и республиканцам, и демократам; наше исследование принадлежит общественности, так что участники кампаний имели такое же право знать его подробности, как и все остальные.
Поздним душным июльским вечером мы с Гарольдом сидели в моей гостиной и слушали в прямом эфире выступление губернатора Майкла Дукакиса. Прошел слух, что Дукакис сделал серьезную ставку на эту речь и для работы над ней даже отыскали Теодора Соренсена, маститого спичрайтера, работавшего с Джоном Кеннеди. Мы сидели с карандашами наперевес, подсчитывая объяснения и случаи руминации по мере того, как они проскальзывали в речи Дукакиса. Я учитывал объяснения, Гарольд следил за руминацией.
В середине выступления я прошептал Гарольду: «Это восхитительно! Если он продолжит в том же духе, его никто не сможет победить».
«Пришло время пробудить американский дух находчивости и отважности; заменить экономическое шаманство на экономику реальных дел; построить лучшую Америку, пробудив лучшее, что есть в каждом американце».
Это было действительно потрясающе. Показатель песс-рум оказался предельно
28 Консервативное религиозно-политическое движение. - Прим. пер.
оптимистичным. Это была одна из самых оптимистичных предвыборных речей, не считая речи Эйзенхауэра, произнесенной в 1952-м и выступления Хэмфри в 1968 году. Она была намного лучше, чем его речь на предварительных выборах. Его оптимизм с тех пор, похоже, взмыл вверх.
И публике его выступление тоже понравилось. Дукакис после этого получил вполне значительный перевес в опросах общественного мнения.
Сможет ли Джордж Буш превзойти его?
Мы едва дождались конца августа, когда Буш выступил на съезде республиканцев в Новом Орлеане. Это тоже было по-настоящему сногсшибательно. Выражения, которые использовал Буш, объясняя существующие проблемы, были сформулированы с помощью крайне специфичных и временных терминов.
«В мэрии процветает взяточничество, Уолл-стрит поглощен алчностью; в Вашингтоне стала обычным делом торговля влиянием и мелкая коррупция, совершаемая ради честолюбия».
Судя по показателю песс-рум, речь Буша превосходила большинство предвыборных речей последнего времени. Но только не июльскую речь Дукакиса. Выступление Буша содержало больше руминации и меньше оптимизма, чем обращение Дукакиса. Мы вставили показатель песс-рум в уравнение, в котором учитывались и такие факторы, как эффект пребывания у власти и влияние опросов, и произвели вычисления. На основе выступлений кандидатов мы предсказали, что в сложной борьбе с минимальным перевесом в 3 % победит Дукакис.
Я никогда раньше не делал ставки на спортивные или какие-либо другие мероприятия. Но наш прогноз казался беспроигрышным. Я позвонил в игровые заведения Лас-Вегаса. Там мне сказали, что заключать пари на результаты президентских выборов в Америке незаконно. Это делается для того, чтобы избежать любых попыток фальсификации итогов выборов. «Попробуйте в Англии», - посоветовали они.
Так случилось, что в начале сентября я выступал в Шотландии. Я собрал некоторую сумму в английских фунтах и был готов поставить все на Дукакиса. Знакомый стал водить меня по тотализаторам. Поскольку по опросам Буш догнал Дукакиса с момента выступления на съезде, я был согласен поставить шесть против пяти. В результате ставка была сделана.
Когда я вернулся в Филадельфию, я рассказал Гарольду о своем пари и предложил принять участие. Гарольд ответил, что не готов на это; голос у него поднялся на целую октаву, отчего у меня мурашки побежали по спине. «Я сомневаюсь, - сказал он, - что в июле мы слышали настоящего Дукакиса». Оказалось, Гарольд знакомился со всеми последующими речами Дукакиса, и обнаружил, что они не походили на его первое выступление. Гарольд начал задаваться вопросом, не принадлежат ли слова, которые мы слышали, в большей степени Соренсену, чем Дукакису, или, что еще хуже, не подверглась ли его речь коррекции с тем, чтобы улучшить ее показатель песс-рум. Он сказал, что хотел бы дождаться первых дебатов, прежде чем рискнет своей аспирантской стипендией.
На четырех предыдущих выборах, в ходе которых дебаты кандидатов транслировались по телевидению, человек с лучшим показателем песс-рум за предвыборную речь, как правило, показывал лучшие результаты и в дебатах. Но сейчас все было иначе. Было похоже, что опасения Гарольда обоснованны. Показатели Дукакиса резко упали по сравнению с его выступлением на съезде. При этом Буш сохранил свою позицию и вновь демонстрировал более оптимистичный стиль, чем Дукакис.
Наутро после первых телевизионных дебатов между Бушем и Дукакисом Гарольд сказал, что он все еще не готов принять участие в моем пари. Он все больше убеждался в том, что и в процессе кампании, и в выступлении на съезде мы наблюдали настоящего Буша, обладающего высоким уровнем оптимизма. Но поскольку Дукакис больше не выглядел оптимистом, Гарольд не мог избавиться от мысли, что июльская речь Дукакису не принадлежала. Опросы, похоже, подтверждали это. Буш выходил вперед, и разрыв увеличивался.
Вторые дебаты по показателю песс-рум были для Дукакиса полным поражением. Когда его спросили, может ли он обещать, что примет сбалансированный бюджет, Дукакис сказал: «Я не думаю, что кто-нибудь вообще может это сделать; на самом деле бесполезно ожидать, что это действительно может произойти». Это предположение, что проблема имеет устойчивый и не поддающийся контролю характер, было гораздо более пессимистичным, чем его заявления в июле и даже в сентябре. Его речь принимала типичный для него тон. Тем временем Буш оставался таким же оптимистом.
На протяжении дальнейшей кампании мы отмечали то же самое расхождение показателей песс-рум: выступления Буша были последовательно более оптимистичными, чем речи Дукакиса. Нам с Гарольдом показалось, что в начале октября Дукакис в глубине души сдался. В конце октября мы заложили показатели дебатов и осенних выступлений в уравнение и получили окончательный прогноз: Буш победит с перевесом в 9,2 %.
В ноябре Джордж Буш обошел Майкла Дукакиса с перевесом в 8,2 %.
Выборы в сенат 1988 года
Шла борьба за 33 места в сенате. Мы смогли получить речи обоих кандидатов, претендующих на 29 из этих мест. Это речи, с которыми они выступали ранее в этом году, преимущественно весной и летом, главным образом в момент объявления о вступлении в избирательную борьбу, то есть задолго до завершения кампании. Поэтому разница в показателях песс-рум (в отличие от той, которую мы наблюдали в финальных дебатах Буш - Дукакис) вряд ли могла вытекать из того, какие места они занимали по результатам опросов. В день накануне выборов Гарольд провел окончательный анализ показателей и по традиции отправил запечатанные конверты с результатами нескольким свидетелям с хорошей репутацией.
Результаты президентских выборов стали известны довольно рано, но мы еще всю ночь оставались в неопределенности. В результате оказалось, что мы не только сделали верный прогноз относительно 25 мест из 29; когда были подсчитаны все голоса, выяснилось, что нам удалось предсказать все случаи поражения, оказавшиеся неожиданными для остальных, и все победы среди равных соперников - кроме одной.
В частности, мы предсказали, что в Коннектикуте Джо Либерман победит главного претендента, нынешнего сенатора Лоуэла Вайкера с небольшим перевесом. Либерман победил с разницей 0,5 % голосов.
Мы предсказали, что во Флориде Конни Мэк одержит победу над Бадди Маккеем. Будучи оптимистом, Конни с помощью внешних, неустойчивых и специфичных выражений так объяснял причину увеличения налогов: «Лоутон Чайлз [прежний сенатор] присоединился к транжирам, и проголосовал за повышение себе жалованья». (Гарольд оценил это объяснение в 4 балла.) Соперник Мэка, Бадди Маккей, пессимистично свел проблемы развития Флориды к «особенностям самовосприятия». (Гарольд присвоил этому устойчивому, универсальному и персонализированному объяснению 14 баллов.) Начав со значительного отставания, Конни Мэк победил с перевесом менее 1 %.
Но мы не предвидели неожиданное поражение Джона Мельчера, который проиграл в
Монтане Конраду Бернсу.
Таковы наши результаты. Опираясь исключительно на стиль объяснений и уровень руминации, отмеченные в речи, мы попытались предсказать результаты предварительных и основных президентских выборов, а также выборов в сенат. Мы смогли точно предсказать результаты предварительных выборов, задолго до опросов назвав имена победителей и побежденных. Прогноз основных президентских выборов оказался неоднозначным. Я потерял свою ставку, но, по мнению Гарольда, речь Дукакиса была не аутентичной. Осенние выступления позволили предсказать победу Буша, но к тому времени это было уже очевидно для всех. Нам удалось точно предсказать 86 % побед на выборах в сенат, в том числе все неожиданные победы, кроме одной, и победы, одержанные с небольшим перевесом. Лучше сделать это не смог никто.
Это был первый известный мне случай, когда ученые смогли предсказать важное историческое событие до того, как оно произошло.
Стиль объяснений пересекает границы
В 1983 году я участвовал в конгрессе Международного общества изучения развития поведения, который проходил в Мюнхене. В один из дней у меня завязался разговор с молодой энергичной аспиранткой из Германии, которая представилась просто Эль. «Я хочу поделиться с вами идеей, которая пришла мне в голову, когда вы рассказали про свою методику CAVE, - сказала она. - Но сперва позвольте задать вам один вопрос. Как вы думаете, преимущества оптимизма и опасности пессимизма, беспомощность и пассивность носят универсальный характер, или они применимы исключительно к обществу западного образца, я имею в виду Америку и Западную Германию?»
Это был хороший вопрос. Я ответил, что и сам задумывался над тем, не обусловлена ли наша озабоченность контролем и оптимизмом с одной стороны рекламой, а с другой - пуританской этикой. Депрессия, сказал я, кажется, принимает масштабы эпидемии только в западных культурах. Вероятно, культуры, не одержимые достижениями, не подвержены влиянию беспомощности и пессимизма в такой степени, как мы.
Возможно, предположил я, мы найдем подсказки в животном мире. Симптомы депрессии при столкновении с утратой и беспомощностью бывают не только у воспитанных западной культурой мужчин и женщин. Животные и в природе, и в лабораторных условиях реагируют на беспомощность симптомами, удивительно схожими с теми, что демонстрируют люди, впитавшие западные ценности. Шимпанзе, которые реагируют на смерть членов своего сообщества; крысы, реагирующие на неизбежный шок; золотые рыбки, собаки, даже тараканы ведут себя подобно нам, когда мы терпим неудачу. Я подозреваю, сказал я, что если представители некой культуры не реагируют депрессией на потерю и беспомощность, то потому, что гнет нескончаемой нищеты, привычность к условиям, в которых двое из трех детей в семье умирают молодыми, заглушили естественный процесс реагирования на депрессию.
«Я не верю, - сказал я, - что людям, принадлежащим западной культуре, депрессия была навязана пропагандой, что им промыли мозги, внушив ценность контроля. Но говорить, что стремление к контролю и деструктивная реакция на беспомощность являются естественными, это не то же самое, что объявить действие оптимизма повсеместным. Возьмем, к примеру, успех на работе и в политике. Оптимизм отлично помогает американским агентам по страхованию жизни и кандидатам на пост президента Соединенных Штатов. Но трудно представить, чтобы сдержанный англичанин позитивно реагировал на пышущего энтузиазмом торгового агента. Или чтобы строгий шведский избиратель выбрал Эйзенхауэра. Или чтобы японец доброжелательно беседовал с кем-нибудь, кто постоянно обвиняет других в своих неудачах».
Я сказал, что, по моему мнению, обучающий оптимизму подход мог бы смягчить страдания, вызванные депрессией, и у представителей этих культур, но концепция оптимизма должна быть адаптирована к принятому у них стилю поведения на рабочем месте и в политике. Проблема, однако, в том, что вопрос, как изменяется представление об оптимизме от одной культуры к другой, остается малоизученным.
«Однако скажите, - спросил я, - что за идея посетила вас в тот момент, когда я рассказывал о методике CAVE?»
«Я думаю, что мне удалось найти способ, - ответила Эль, - как определить, в какой степени склонны питать надежду или предаваться отчаянию представители той или иной культуры и эпохи. В частности, существует ли такой феномен, как национальный стиль объяснений, который позволяет предсказать, как нация или население страны будет вести себя в кризисной ситуации? Способствует ли укреплению надежды одна форма правления в большей степени, чем другая?»
Это были серьезные вопросы, но они не имели достойных ответов. Допустим, мы проанализировали бы с помощью методики CAVE то, что они пишут, говорят или поют, и нам удалось бы узнать, что у болгар более оптимистичный стиль объяснений, чем у индейцев навахо. Но такой результат не поддавался бы интерпретации. Могло бы оказаться, например, что в одной культуре в большей степени принято выражать оптимизм, чем в другой. Эти люди живут в разных климатических условиях, обладают разным историческим наследием и разным генофондом. Любые различия в стиле объяснений болгар и навахо можно объяснить тысячью способами, не только разницей в отношениях к надежде и отчаянию.
«Это так, - сказала Эль, - если ваши сравнения некорректны. Но я думала не о болгарах и навахо. Я думала о культурах более близких, например, Восточный и Западный Берлин. Они находятся рядом, у них общие погодные условия, они говорят на одном диалекте, эмоциональные выражения и жесты имеют для них одно и то же значение, до 1945 года у них была одна история. Отличие заключалось только в политической системе. Они словно однояйцевые близнецы, которых воспитывали обособленно в течение 40 лет. Они предоставляют прекрасную возможность выяснить, различен ли уровень отчаяния в разных политических системах, при условии, что все остальные факторы идентичны».
На следующий день я рассказал профессору из Цюриха об энергичной, пытливой аспирантке, которую встретил накануне. После того, как я описал ее и упомянул, что она назвалась Эль, он сказал мне, что это была принцесса Габриэль Эттинген-Эттингенская и Эттинген-Шпильбергская, одна из самых многообещающих молодых ученых Баварии^.
Наша беседа с Габриэль продолжилась на следующий день. Я согласился с ней в том, что различие между стилем объяснений у жителей Восточного и Западного Берлина, при условии, что его удастся обнаружить, должно объясняться различием между коммунизмом и капитализмом. Но где, поинтересовался я, она может взять материал для сравнения? Не может же она просто перебраться через Берлинскую стену и раздать бланки опросника случайно оказавшимся рядом жителям Восточного Берлина?
«В нынешней политической обстановке это исключено, - согласилась она (главой Советского Союза тогда был Андропов). - Но все, что мне нужно, это письма из обоих городов,
29 В настоящее время известна как Габриэль Эттинген, биолог и психолог. С 2000 года - профессор психологии образования в Университете Гамбурга, с 2002 года - профессор Нью-Йоркского университета. Занимается изучением мотивации и воли. - Прим. пер .
письма с сопоставимым содержанием. То есть в них должны затрагиваться одни и те же события, происходящие в одно и то же время. И это должны быть нейтральные события, не связанные ни с политикой, ни с экономикой, ни с психическим здоровьем. И вот о чем я подумала. Примерно через четыре месяца начнутся зимние Олимпийские игры, которые будут проходить в Югославии. Их будут подробно освещать в газетах и Восточного, и Западного Берлина. Как и большинство спортивных репортажей, эти сообщения будут содержать множество утверждений спортсменов и журналистов о причинах побед и поражений. Я хочу собрать их и обработать с помощью методики CAVE. Это поможет понять, какая культура является более пессимистичной. И это будет пример, демонстрирующий, что количественные показатели уровня надежды разных культур можно сравнивать».
Я спросил, какие результаты она рассчитывает получить. Согласно ее ожиданиям, восточногерманский стиль объяснений, по крайней мере в спортивных сообщениях, окажется более оптимистичным. В конце концов, у восточных немцев выдающаяся олимпийская команда, а одна из функций прессы, которая находится исключительно под контролем государства, - поддерживать высокий моральный уровень нации.
Я был не согласен с этим предсказанием, но промолчал.
На протяжении трех следующих месяцев у нас с Габриэль состоялось несколько телефонных разговоров, кроме того, я получил от нее несколько писем. Она беспокоилась о том, удастся ли ей получить на руки газеты из Восточного Берлина, поскольку переправить печатные материалы через Стену было не всегда просто. Она договорилась со знакомым из Восточного Берлина, что он будет присылать ей по почте всякие негодные кухонные принадлежности, вроде битых чашек и гнутых вилок, заворачивая их в спортивные газетные страницы. Но оказалось, что в этом нет необходимости. Пока шли Олимпийские игры, она могла беспрепятственно проходить через берлинские контрольно-пропускные пункты с любым количеством восточноберлинских газет.
После этого она приступила к изучению трех западноберлинских и трех восточноберлинских газет, выходивших во время Олимпиады, с целью извлечения оценивающих высказываний. Габриэль удалось найти и оценить 381 цитату с объяснением спортивных событий. Вот некоторые из оптимистичных объяснений, принадлежащих спортсменам и журналистам.
Конькобежец не выдержал темп, потому что «этим утром не было солнца, которое обычно покрывает лед зеркальной пленкой» (негативное событие, 4 балла); лыжник упал, потому что «снег с близко стоявших деревьев засыпал очки» (негативное событие, 4 балла); спортсмены не боялись, потому что «знали, что сильнее своих соперников» (позитивное событие, 16 баллов).
Среди пессимистичных объяснений были такие: столкновение произошло потому, что «она находилась в плохой физической форме» (негативное событие, 17 баллов); «он потерял все надежды на призовое место» (негативное событие, 17 баллов); спортсмен одержал победу, потому что «наши соперники пили всю ночь» (позитивное событие, 3 балла).
Но кому принадлежали оптимистичные высказывания, а кому - пессимистичные? Ответы оказались неожиданными для Габриэль. Суждения восточных немцев были намного более пессимистичными, чем заявления западных. Это открытие было знаменательно еще и тем, что восточные немцы удачно выступили на соревнованиях. Они выиграли 24 медали, тогда как западные немцы - только четыре. Таким образом, у журналистов из Восточного Берлина было больше поводов для позитивных сообщений. Действительно, 61 % сообщений в восточноберлинских газетах касался позитивных с их точки зрения событий, в то время как в западноберлинской прессе позитивных заметок было не более 47 %. Однако тон репортажей из Восточного Берлина был гораздо более холодным, чем из Западного.
«Я удивлена полученными результатами, - сказала мне Габриэль. - Я не поверю им, пока не найду другой способ подтвердить тот факт, что жители Восточного Берлина более пессимистичны и в большей степени подвержены депрессии, чем Западного. Я попыталась найти точные данные о количестве самоубийств и статистику из больниц Восточного Берлина и сравнить их с показателями Западного Берлина, но мне не удалось этого сделать».
Докторскую диссертацию Габриэль писала не по психологии, а по этиологии человека. Она начала с наблюдений Конрада Лоренца за утятами, у которых имел место импринтинг, то есть запечатление его образа, вследствие чего они повсюду следовали за ним, принимая его за свою мать. Его тщательные наблюдения за животными положили начало систематическим наблюдениям за людьми. Габриэль получила ученую степень, работая под руководством двух основных (главных) преемников Лоренца. Я знал, что Габриэль проводила множество наблюдений за детьми в школе, но когда она сообщила, что намерена обследовать бары Восточного и Западного Берлина, я испытал беспокойство.
«Единственный способ, который я смогла придумать, чтобы получить подтверждение результатам, полученным с помощью методики CAVE, - писала она мне, - заключается в том, чтобы отправиться в Восточный Берлин и вычислить симптомы отчаяния, а затем сравнить результат с данными, полученными в аналогичной обстановке в Западном Берлине. Я не хочу привлекать внимание полиции, поэтому решила провести наблюдения в барах».
Именно это она и сделала. Зимой 1985 года она посетила 31 бар в промышленных районах. Она выбрала 14 заведений в Западном Берлине и 17 - в Восточном. Это бары, которые называют кнайпе и в которые приходят рабочие, чтобы выпить после работы. Они расположены поблизости друг от друга и разделены только Стеной. Она провела все свои наблюдения в течение пяти будних дней.
Она заходила в бар и садилась в дальнем углу, стараясь быть максимально незаметной. Наблюдая за посетителями, она методично фиксировала все, что можно было считать, в соответствии с приведенными в литературе описаниями, признаками депрессивного состояния: улыбки, смех, позы, энергичные движения рук, мелкие движения типа покусывания ногтей и т. д.
Согласно полученным данным жители Восточного Берлина вновь оказались в большей степени подавленными, чем жители Западного. Среди последних улыбались 69 %, а среди первых лишь 23 %. Сидели или стояли выпрямившись 50 % жителей Западного Берлина, и всего 4 % - Восточного. У 80 % рабочих из Западного Берлина была открытая поза, обращенная к другим людям, что было отмечено лишь у 7 % рабочих из восточной части города. Кроме того, последние смеялись в 2,5 раза чаще, чем жители Восточного Берлина.
Эти данные свидетельствуют о том, что восточные немцы демонстрируют гораздо больше симптомов отчаяния, чем западные. Однако они не позволяют сделать выводы относительно причин этих различий. Поскольку обе культуры до 1945 года представляли собой единое целое, можно заключить, что это связано с уровнем надежды, формируемым в условиях разных политических систем. Но нельзя определить, какой именно аспект жизни внутри этих систем несет ответственность за рост или снижение надежды. Это могут быть различия в уровне жизни, степени свободы выражения мыслей или перемещения или даже культурная разница, находящая отражение в книгах, музыке или питании.
Эти данные также не позволяют узнать, снизился ли уровень надежды у жителей Восточного Берлина с приходом коммунизма и возведением Стены или он повысился у западноберлинцев после 1945 года. Мы знаем только, что такое различие существует, и восточные немцы испытывают большее отчаяние, чем западные. Но мы продолжаем анализировать опубликованные в прессе сообщения обо всех зимних олимпиадах с момента окончания Второй мировой войны. Это поможет нам понять, как происходило изменение уровня надежды в Восточном и Западном Берлине в течение длительного времени.
Еще один вывод, который позволяют нам сделать полученные результаты, заключается в том, что найден новый метод количественного сравнения уровня надежды и отчаяния в разных культурах. Именно этот метод позволил Габриэль Эттинген сравнить то, что другие ученые считали не поддающимся сравнению^.
Религия и оптимизм
Принято считать, что религия порождает надежду и помогает людям легче переносить выпадающие на их долю испытания. Организованная религия наделяет верой в то, что в жизни больше хорошего, чем видится на первый взгляд. Неудачи людей смягчаются верой в принадлежность к некоей общности. Подобное смягчение имеет место и в том случае, если есть твердая надежда, что существует благодатная загробная жизнь, или что все происходящее является частью божественного плана, или, на худой конец, частью эволюционного процесса. Все это подтверждается данными исследования депрессии. Проводивший исследование на Внешних Гебридах лондонский социолог Джон Браун, который посвятил свою жизнь интервьюированию находящихся в депрессии домохозяек, показал, что набожные люди реже страдают от депрессии, чем те, кто не посещает церковь.
Но, возможно, одни религии дарят больше надежды, чем другие? Этот вопрос возник в
1986 году, когда Габриэль, защитив докторскую диссертацию, приехала в Пенсильванский университет как представитель Фонда Макартура и Германского национального научного фонда. Она считала, что сравнение двух религий в принципе должно осуществляться так же, как сравнение уровня надежды и отчаяния, порождаемых двумя разными культурами. Весь фокус в том, чтобы найти две религии, столь же тесно связанные между собой, как Восточный и Западный Берлин.
Задача не находила решения до тех пор, пока мы не познакомились с молодым социологом Евой Моравски. Я пригласил ее провести семинар для аспирантов на тему беспомощности среди русских евреев и славян в XIX столетии. Ева представила свидетельства того, что евреи были гораздо менее беспомощны в ситуациях притеснения, чем славяне. Она поставила вопрос, почему, когда обстоятельства становились невыносимыми, евреи поднимались с мест и уезжали, а славяне - нет. «Обе группы, - утверждала Ева, - подвергались ужасному угнетению. Русские крестьяне жили в условиях нескончаемой, подавляющей нищеты, степень которой американцам сложно представить. Евреи, тоже жившие в нищете, находились под угрозой религиозного преследования и погромов. Однако евреи эмигрировали, а славяне оставались».
«Возможно, русские православные чувствовали себя более беспомощными и безнадежными, чем евреи, - сказала Ева. - Возможно, их религии внушали разный уровень оптимизма? Может быть, православие в целом более пессимистичная религия, чем иудаизм?»
Две эти культуры сосуществовали бок о бок во многих русских деревнях, что позволяет
30 В апреле 1990 года, готовя новую редакцию этой книги, я задумался, претерпел ли изменение стиль объяснений восточных немцев в свете последних событий, и если да, то в какой мере. Если он стал более оптимистичным, значит, Восточную Германию ждет светлое будущее. Если он остался столь же мрачным, что и в 1984 году, значит, экономическое и духовное развитие будет проходить намного медленнее, чем ожидается. Я уверен, что, оценив изменение стиля объяснений в Восточной Германии, Чехословакии, Румынии, Польше, Венгрии и Болгарии, мы могли бы сделать прогноз относительно того, насколько успешно населяющие эти страны люди смогут воспользоваться вновь обретенной свободой.
провести непосредственное сравнение стиля объяснений на основе анализа их молитв, сказок и историй, которые они рассказывают. Отличается ли по настроению та устная речь, которая сопровождала повседневное существование православных и евреев?
Вскоре Габриэль и Ева стали сотрудничать. С помощью русских православных священников Ева подготовила большую выборку религиозных и светских материалов, характеризующих обе эти культуры: тексты ежедневных и праздничных литургий, религиозные истории, народные сказания, песни и пословицы. Их рассказывали, пели и использовали в повседневной жизни, так что они должны были быть важными источниками стиля объяснений. Габриэль обработала весь этот материал по методике CAVE. В светских материалах не было обнаружено культурных различий, но их удалось выявить в религиозных текстах. Религиозные документы русских евреев были значительно оптимистичней, чем православные материалы, особенно по параметру устойчивости. В еврейских источниках хорошие события проецируются на будущее, то есть подразумевается, что они будут длиться дольше, тогда как плохие, как ожидается, будут носить кратковременный характер.
Ева и Габриэль показали, что иудаизм в России был более оптимистичной религией, чем православие. Однако остается не более чем предположением утверждение, что православные крестьяне не эмигрировали, подобно евреям, поскольку впитали более основательную безнадежность из тех религиозных сообщений, которые им ежедневно приходилось слышать. Причины эмиграции народов чрезвычайно сложны. Но относительный оптимизм иудаизма является одной из возможных причин, прежде никогда не рассматриваемых. Проверка этой гипотезы потребует серьезных исторических и психологических исследований. Но по крайней мере в процессе своих научных поисков Ева и Габриэль разработали новый метод сравнения уровня надежды, порождаемого двумя религиями.
Возвращаясь к психоистории
То, что принято было считать психоисторией, значительно отличалось от представлений Гари Сэлдона. Она не столько делала предсказания, сколько строила «постдикции», с оглядкой на подсказки. К тому же, реконструкции подвергались жизни отдельных людей, а не действия сообществ. Она опиралась на сомнительные психологические принципы и не использовала надежные статистические методы.
В наших силах оказалось изменить ситуацию. Мы пытаемся предсказывать важные события до того, как они происходят. Если мы занимаемся постдикциями, то не пользуемся подсказками. Мы проводим анализ данных вслепую. Мы пытаемся предсказывать действия многочисленных групп: выборы кандидата электоратом, эмиграцию народа. В своей работе мы основываемся на содержательных психологических принципах, и мы пользуемся проверенными статистическими инструментами.
И это только начало. Предполагается, что в будущем у психологов не будет необходимости ограничивать себя сомнительными лабораторными экспериментами и дорогостоящими лонгитюдными исследованиями больших групп с целью проверки своих теорий. Исторические документы могут служить надежной основой психологических исследований, а построение предсказаний будущих событий может стать даже более убедительным способом подтверждения теорий.
Хочется думать, что Гари Сэлдон мог бы этим гордиться.