Воспитание детей на основе иррациональных страхов и эгоистичных забот равносильно навязыванию покорности, подчинения и потере нервов. Это не воспитание с любовью.
О страхах важно знать, что они существуют, что мы несем их в себе и только мы сами можем их преодолеть. Страхи парализуют нас, поскольку они выполняют свою функцию и заставляют идти на крайние меры, чтобы избежать того катастрофического результата, который показывает нам наш разум.
Когда моему сыну Уриэлю было около трех лет, у него случились фебрильные судороги[6], о которых мы ранее не знали. Его отец вернулся с работы, а я собиралась отправиться в свой центр консультаций, где оказывала поддержку семьям. Мы прощались, когда внезапно наш сын, у которого поднялась температура до 37,2°, потерял сознание. Мы подхватили его, а он лежал с отсутствующим видом, как тряпичная кукла, недвижимый, с лиловыми губами, и слышалось его неглубокое дыхание. Не понимая, что происходит, и не зная правильных мер, которые мы должны были предпринять, а именно – постараться сохранять спокойствие, положить ребенка на ровную и устойчивую поверхность, не двигать его, перевернуть на левый бок, если его рвет, ничего не класть ему в рот и не давать никаких лекарств, снять одежду с шеи, если она давит, позвонить по номеру скорой помощи, если припадок длится более пяти минут, не идти с ребенком на руках к врачу, а подождать, пока приступ пройдет, мы сделали все неправильно. Из-за лихорадочных судорог сына у нас возникло ощущение, что он умирает у нас на руках и что мы ничего не можем сделать, чтобы спасти его. Не зная, что на самом деле происходит, мы действовали под влиянием страха: мы спустились на лифте с ребенком на руках, побежали к машине, а по прибытии в больницу он «проснулся». После нескольких часов наблюдения врачи подтвердили, что это были фебрильные судороги, и отправили нас домой.
Для меня это было шоком, и во мне развился дисфункциональный страх; он овладевал мной и заставлял постоянно переживать о том, что, по моему мнению, происходило с моим сыном, а не о том, что случилось на самом деле. Этот страх заставил меня привязаться к нему, я всеми силами пыталась не допустить, чтобы судороги случились снова, опасаясь, что он может умереть, даже притом, что тысячи научных исследований говорили обратное. Я стала одержима этим и попыталась поместить своего сына под стеклянный колпак. В течение шести месяцев я наносила Уриэлю эмоциональный вред, движимая страхом; я не давала ему общаться со многими людьми, чтобы он не подхватил какой-либо вирус и, следовательно, не столкнулся с новым приступом. Я всегда носила с собой термометр и постоянно измеряла его температуру; представляла, что бы произошло, если бы случился еще один припадок. Таким образом я причиняла боль и себе, вызывая очень сильный уровень тревоги.
Однажды у него случился еще один припадок. На этот раз с ним была только я. Глубоко вздохнув, я выполнила все действия, которым меня научили, и сказала мужу, чтобы тот вызвал скорую помощь. Она прибыла, когда Уриэль уже был в сознании. После больницы мы снова вернулись домой без каких-либо других указаний, кроме рекомендации сопровождать его должным образом, если приступ повторится снова. Тогда я поняла, что, как бы я ни хотела избегать определенных событий, они будут происходить, что, как бы я ни хотела контролировать другого человека (в данном случае одного из двух моих любимых людей), я не могу помешать его развитию и его судьбе. В моих силах только заботиться о том, чтобы быть рядом с ним, сопровождать его со всей любовью, доверять жизни; я должна была понять, что только когда мы проявляем любовь к нашим детям, они будут жить так, как действительно хотят, и будут чувствовать себя счастливыми, иметь доброе сердце, не причинять вреда ни себе, ни другим.
Ничего в жизни не нужно бояться, нужно только понимать. Настало время понять больше, чтобы бояться меньше.
Не задавайтесь вопросом, чего вы хотите для них; просто живите, вкладывая в них всю свою любовь и позволяя им развиваться, – этого достаточно. Никто никогда не станет злым, если будет получать любовь, сочувствие, уважение и терпимость.
Воспитание сыновей и дочерей без контроля не достигается в одночасье; мы должны выполнять очень интенсивную повседневную работу с четкой целью направлять детей, а не заставлять их делать то, чего мы хотели бы.
Помните, мать Александры рассердилась на свою дочь и потребовала, чтобы та готовилась к экзамену по математике? Ниже я объясню вам, что мать сделала неправильно и как она должна была поступить:
Из этой главы мы узнали, что…
• Когда наши дети оказываются в плену своих эмоций, им нужно конкретное и ситуативное руководство взрослого, матери или отца, которое обеспечит им безмятежность, ясность, поддержку и спокойствие; им не нужно, чтобы взрослые всеми силами пытались заставить их замолчать.
• Дисциплина и подчинение никогда не приносят детям пользы, даже в форме якобы доброжелательных методов, поскольку цель остается прежней: желание изменить то, что дети делают, говорят и чувствуют, вместо того чтобы позволять им действовать в соответствии с их потребностями. Речь о том, чтобы направлять их, исходя из понимания, принятия и непредвзя- тости.
• Чтобы перестать контролировать сыновей и дочерей, важно осознавать, что это изменение необходимо всем членам семьи.
• Наша цель должна заключаться не в том, чтобы дети делали то, что мы хотим, а в том, чтобы они могли познавать себя и принимать собственные решения.
• Мы, взрослые, должны идентифицировать свои эмоции, знать их, понимать, что с нами происходит и в чем причина, и, самое главное, контролировать свои реакции.
• Взрослые должны приспосабливаться к ситуациям, а не ожидать, что это будут делать дети.
• Нужно научиться наслаждаться настоящим.
• Наше взрослое эго является прямым наследием того, как воспитывали нас: контролируя и не заботясь о наших эмоциях, осуждая, наказывая, крича и не удовлетворяя наши реальные потребности.
• Эмпатия необходима для того, чтобы отбросить эго и сблизиться с детьми. Она никогда не бывает негативной, наоборот, она всегда будет позитивно влиять на укрепление связи с детьми.
• Страх потерпеть неудачу как родитель является самым распространенным.
• Важно знать, что страхи существуют, что мы несем их в себе и что только сами можем их преодолеть.
Александра любила баскетбол, он был ее страстью, чего не скажешь о математике. Играя, она чувствовала себя свободной, радостной и благодарной. Она очень хорошо ладила с подругами в команде; здесь царили дух товарищества, смех и преданность.
В тринадцать лет у нее уже год как шли менструации, но для нее это явление было огромной тайной: ей только объяснили, что она должна использовать прокладки и выбрасывать их в мусорное ведро в дни, повторяющиеся каждый месяц. Больше ей не сказали ни слова, и девочка не знала, что это за процесс и как он работает. В ее доме это была запретная тема. Мать и сестра вели себя так, как будто цикла вообще не существовало, а отец часто говорил: «Месячные отвратительны. Если кто-нибудь из вас троих испачкает мебель кровью или забудет прокладку, ждите беды».
Оставаясь одна, Александра думала, что ей хотелось бы понять свое тело и его процессы, но информация, которую ей предоставили в школе, не развеяла сомнений, а преподаватель не хотел обсуждать такую тему. Несколько раз она пыталась взять книгу в библиотеке, но работник не разрешил, сказав, что «она для старших». Александра хранила в голове различные вопросы, которые хотела бы обсудить с подругами и семьей.
Однажды днем, после тренировки, она пришла домой и сказала матери, что ей нужен специальный бюстгальтер для занятий спортом, потому что у нее уже была большая грудь и она не чувствовала себя комфортно; иногда даже чувствовала боль, когда двигалась или если во время игры получала небольшой удар. Она также переживала из-за оскорбительных замечаний со стороны парней, которые были на пару лет старше. Они тренировались рядом, прямо на соседней дорожке, и кричали: «Как они у тебя прыгают! Ну-ка, побегай еще, продолжай!»
Она ни за что на свете не хотела прекращать играть в баскетбол из-за того, что чувствовала себя неловко, не говоря уже о том, чтобы быть объектом смеха и непристойных взглядов со стороны парней.
– Ну, дорогуша, чего мне не хватало услышать, так это про специальный бюстгальтер! – воскликнула ее мать со звонким смехом. – Ты слышал, Пако? Девочка у нас капризная и еще жалуется, что мальчики смотрят на ее грудь… Скоро ты захочешь, чтобы они это делали, так что не жалуйся. Тебе вообще-то повезло больше, чем твоим подругам, похожим на гладильные доски, – закончила она.
– Слушай, достаточно того, что я отпустил тебя на баскетбол, а ведь мог бы запретить тебе играть и начать тратить деньги на уроки математики, потому что ты всегда приносишь плохие оценки! Больше не о чем говорить, ни один лифчик того не стоит, – заметил ее отец громким и грубым голосом.
Александра редко открыто выражала свои чувства; она всегда делала это наедине с собой, поскольку с самого раннего детства ее учили хранить эмоции под замком, в своем сердце, ее никогда не слушали, не понимали и не заботились о ней. В тот день она быстро ушла в свою комнату, плотно закрыла дверь и с большой силой швырнула рюкзак о стену. Она заметила, что сердце забилось быстрее, что ярость сосредоточилась где-то в ушах, и крепко стиснула зубы.
– На этот раз – да, – сказала она вслух, – на этот я скажу им все в лицо.
Она вышла из комнаты, шумно дыша, словно бык, приговоренный к смертной казни, сжала руки в кулаки, зашла в гостиную и, почти крича, сказала:
– Я устала, устала! Вы никогда обо мне не думаете, вы смеетесь надо мной, вы проходите мимо меня, вы обо мне не заботитесь… Я вам ни к чему! Зачем вы меня родили? Мне просто нужен чертов бюстгальтер, который наверняка будет стоить меньше, чем ваши табаки и кремы от морщин. Но нет, вам это не нравится. Когда вы изменитесь? – Слезы хлынули из ее глаз и покатились по щекам.