У жителей Центральной Азии веками существовала традиция: при встрече рассказывать истории о Ходже Насреддине. Когда первый собеседник заканчивал рассказ, второму полагалось ответить своей историей, подходящей к случаю, и так далее.
Мастерство рассказчиков не имело значения. Важны были смыслы, которые заключены в любой истории про Насреддина. Поверье гласило: если семь осмысленных историй расположатся в наилучшем порядке — собеседники достигнут просветления. Желающим оценить математическую вероятность такого исхода придётся учесть, что только на русский язык переведены больше тысячи двухсот анекдотов о весёлом азиатском философе.
Коучи объясняют на схемах, как надо строить рассказ. Но сперва история должна заслужить право быть рассказанной. А для этого необходимы смыслы, которые в неё вкладывает автор.
Что такое мйсседж?
Корявое иностранное словечко, как и коучинг.
В 2018 году литературный критик Галина Юзефович попробовала сформулировать ответ, о котором позже сказала не без самоиронии: «Моё несвязное блекотание в кулуарах Фантассамблеи».
Судя по толковым словарям Лопатина и Тришина, блекотать у пермяков означает «кричать овцой или говорить вздор». Антикоучинг стремится к большей ясности.
Элементы диалектной речи расширяют лексикон и мило выглядят на письме. В заимствованиях из других языков тоже беды нет, если в своём языке отсутствует нужное слово. Но принудительная подмена существующих понятий не обогащает и не развивает язык, а калечит. Message, если применить значение из толкового словаря Уэбстера к литературной сфере, — это послание автора читателю, основная мысль произведения. Вроде всё понятно, и в иностранном термине нет нужды.
Коучи любят щегольнуть учёным словцом. Само собой, топос иронии в рецептивно-интерпретативном пространстве — очень интересная тема. И каламбур как род псевдопараномазии, и современное искусство как эпистемологическая метафора…
Антикоучинг ближе к земле и пользуется уже упомянутым советом Эйнштейна: объяснять всё по возможности просто.
Настоящий писатель рассказывает не только о том, кáк живут герои: он вдобавок обращается к читателю с посланием о смысле — зачéм они живут.
Вот и весь месседж. А послать его можно разными способами.
В чём разница между посланиями?
Автор может обратиться к читателю, что называется, в лоб, а может растворить послание в тексте так, чтобы читатель понял основную мысль произведения самостоятельно.
У обоих способов есть нюансы, плюсы и минусы.
Одни читатели любят, чтобы всё было сразу ясно. «Ты за большевиков аль за коммунистов?» — спрашивал такой любитель своего собеседника в кинофильме «Чапаев».
Других читателей коробит лобовое обращение, им хочется сперва поиграть с автором в прятки, но без лишних усилий. Так одна кошка говорила коту: «Найдёшь меня — я твоя, не найдёшь — я в шкафу».
Третьи читатели готовы к работе: они желают сами обнаружить и расшифровать послание автора. В результате на свет могут явиться смыслы, о которых писатель даже не подозревал, — особенно если текст глубок и многослоен.
Древнегреческий философ и моралист Плутарх из Херонеи почти две тысячи лет назад написал трактат «О поедании плоти», используя обращение в лоб:
⊲ Я, со своей стороны, недоумеваю, какими должны быть чувства, состояние души или рассудка первого человека, когда он, совершив убийство животного, поднёс к своим губам окровавленную плоть жертвы? Как может он, расставив перед гостями на столе угощения из жутковатых трупов и мертвечины, давать имена «мяса» и «съестного» тому, что ещё вчера ходило, мычало, блеяло, смотрело вокруг? Как может зрение его сносить картину пролитой крови невинно убиенных, ободранные и изувеченные тела? Как обоняние его сносит этот страшный запах смерти и как все эти ужасы не испортят ему аппетит, когда он жуёт плоть, исполненную болью, смакуя кровь смертельной раны?..
Никакой игры в прятки даже понарошку — авторская позиция заявлена с самого начала. Мысль развивается в строго заданном направлении, в логической последовательности. Текст не содержит подтекста. Рассуждения не приводят к парадоксальному выводу.
Совсем другое послание встретилось герою рассказа Василия Шукшина «Забуксовал». По сюжету сын сельского механизатора читал вслух из поэмы «Мёртвые души»:
⊲ Не так ли и ты, Русь, что бойкая необгонимая тройка, несёшься? Дымом дымится под тобою дорога, гремят мосты, всё отстаёт и остаётся позади. <…>
Эх, кони, кони, — что за кони! Вихри ли сидят в ваших гривах? Чуткое ли ухо горит во всякой вашей жилке? Заслышали с вышины знакомую песню дружно и разом напрягли медные груди и, почти не тронув копытами земли, превратились в одни вытянутые линии, летящие по воздуху, и мчится, вся вдохновенная Богом!.. Русь, куда же несёшься ты? Дай ответ!.. Не даёт ответа. Чудным звоном заливается…
И тут отца, который сам изучал Гоголя в школе, спустя тридцать лет вдруг ошарашила мысль: а кого везёт птица-тройка, олицетворяющая Русь?
⊲ Всё гремит, всё заливается, а в тройке — прохиндей, шулер… Вот так номер! Мчится вдохновенная Богом! — а везёт шулера. Это что же выходит? — не так ли и ты, Русь?.. Тьфу!.. Мчимся-то мчимся, ёлки зелёные, а кого мчим?..
Взволнованный механизатор сообщил о своём открытии учителю литературы, и тот стал привычно раскладывать всё по полочкам, как делают нынешние коучи:
⊲ Русь сравнивается с тройкой, а не с Чичиковым… Здесь — движение, скорость, удалая езда — вот что Гоголь подчёркивает. При чём тут Чичиков?.. Как-то вы… не с того конца зашли… Как-то… неожиданно вы всё это поняли. Странный какой-то настрой…
В представлении школьного педагога существовало единственно верное прочтение Гоголя. Учебник объясняет раз и навсегда, чтó хотел сказать автор.
⊲ За всю мою педагогическую деятельность, сколько я ни сталкивался с этим отрывком, ни разу вот так вот не подумал. И ни от кого не слышал… Вот ведь!.. И так можно, оказывается, понять.
Можно, только не положено.
⊲ Вы сынишке-то сказали об этом?.. Не надо. А то… Не надо.
Гоголь уже не ответит, чтó в действительности он имел в виду, сравнивая Русь и тройку, которая везёт мошенника. Но кому какое дело до мнения самого писателя? Его давно втиснули в рамки убогой схемы. И к этой схеме поколение за поколением приучают читателей: всё только так и не иначе…
…хотя каждый профессиональный автор мечтает, чтобы читатели сами добирались до смыслов, скрытых в тексте. Чтобы считывали послание, адресованное лично им, а не уродовали свои впечатления чужими методичками. Чтобы развивали мысль, заложенную писателем, проецировали её на собственный опыт и рождали собственные мысли.
В хорошей книге смыслов много. У Гоголя наверняка есть и тот, к которому привык сельский учитель, и тот, который неожиданно открылся механизатору, и другие смыслы, которые ещё предстоит открыть.
Главное, как бы ни было сформулировано послание и какие бы смыслы оно в себе ни содержало, — эти смыслы должны быть. Без них нет смысла в самом писательстве.
Всегда ли читатели получают послание автора?
Почти всегда.
Правда, чем больше в этом послании смыслов и чем глубже они лежат, тем сложнее до них докопаться, и не у каждого есть подходящая лопата. Но всё же многие читают в поисках смысла, хотя послание вложено далеко не в каждую книгу.
Чтение бессмысленного текста напоминает популярное интернет-развлечение — пародии на фотоснимки знаменитостей. Блогеры из армии диванных остряков копируют позы звёзд, наносят похожий макияж, натягивают пародийные костюмы… Чем уродливее остряк и чем отвратительнее копия, тем лучше. Наградой блогеру становится шквал просмотров с общим комментарием: «Ржака!»
Уровень комментаторов соответствует уровню творчества, и восторги от такой популярности — «ошибка выжившего» № 35. «Чему смеётесь? Над собою смеётесь!» — говорил персонаж гоголевской комедии «Ревизор»…
…а директор Пушкинского музея Ирина Антонова называла подобное творчество «упражнениями вокруг пустоты: чего бы такого сделать, чтобы удивились?».
Даже хорошая копия формы без содержания — ничто. Об уродливой копии тем более сказать нечего.
Не надо писать, упражняясь вокруг пустоты. Достоевский предупреждал: «Идеи пошлые, скорые — понимаются необыкновенно быстро, и непременно толпой, непременно всей улицей; мало того, считаются величайшими и гениальнейшими, но — лишь в день своего появления». Вряд ли тот, кто начинает путь в литературу, мечтает о славе однодневного пошляка.
Другое дело, если автор вложил в свой текст послание со смыслом. «До чего же точно Стругацкие предсказывали будущее!» — восторгаются читатели, уверенные, что сумели расшифровать послания знаменитых фантастов…
…но Борис Стругацкий отказывался от славы ясновидящего за себя и за брата. «Мы никогда не пытались предсказывать. Просто рисовали картинки, которые казались нам одновременно и любопытными, и правдоподобными». В интервью 2010 года, рассуждая о проблемах жанра, писатель говорил:
⊲ Я думаю, что нынешний «обморок» научной фантастики — это прежде всего результат общего разочарования, поразившего науку в конце ХХ века. Со времён Жюля Верна наука обещала замечательные чудеса, но уже к середине ХХ века стало ясно, что чудеса эти главным образом малоприятные. Связаны они главным образом с совершенствованием способов уничтожения людей и разрушения городов. Да и полезные вроде бы чудеса сами по себе не радовали. Ильф об этом написал грустно, но точно: «Вот все говорили: радио, радио… И вот — радио есть, а счастья нет».
Смысл посланий Стругацких состоял не в предсказаниях. Братья рисовали правдоподобные картинки будущего — для того, чтобы читатель мог выбрать: какая жизнь сделает его счастливым, а какая — несчастным. В соответствии с этим выбором каждый сам решает, за что и против чего ему бороться.
Лауреат литературной Нобелевской премии Синклер Льюис избрал способ отправки послания, промежуточный между способами Плутарха и Гоголя. Он озаглавил свой роман в лоб: «У нас это невозможно», а написал антиутопию — иносказательное обращение к читателям: сделайте так, чтобы этого никогда не случилось.
⊲ Впервые в мировой истории великая нация должна всё больше и больше вооружаться не для завоеваний, не из чувства зависти и недоброжелательства, не для войны, а для мира! Дай бог, чтобы оружие нам никогда не понадобилось, но если другие народы не отнесутся с должным вниманием к нашим предостережениям, то, как в известном мифе о посеянных в землю зубах дракона, на каждом квадратном футе земли Соединённых Штатов, которую с таким трудом возделывали и защищали наши предки-пионеры, вырастет вооружённый до зубов бесстрашный воин; так уподобимся же нашим перепоясанным мечами предкам, не то мы погибнем!
Такая знакомая риторика тоже оказалась промежуточной между двумя литературными вехами: книга вышла из печати через пятнадцать лет после публикации романа «Мы» Евгения Замятина — и за тринадцать лет до появления романа «1984» Джорджа Оруэлла. Но Льюис, в отличие от этих авторов и от Стругацких, избрал временем действия не чьё-то будущее, а своё настоящее.
1935 год. Политики Европы не прочь пересмотреть результаты Первой мировой войны. Фашисты у власти в Италии сближаются с испанской диктатурой и нацистами у власти в Германии. Россия идёт по пути, который описал Замятин: в тоталитарном государстве набирает обороты машина репрессий. Немцы и поляки готовятся растерзать приграничные области Чехословакии. Япония оккупирует Маньчжурию и готовит захват Китая. Штаты задыхаются под гнётом Великой Депрессии…
В такой обстановке американец Льюис пишет роман о своей стране. Но вопреки названию «У нас это невозможно» показывает, что фашистская диктатура возможна и в США, и где угодно. Иммунитета от коричневой чумы нет ни у кого.
По сюжету американцы выбирают президентом политика-популиста. Примитивное большинство электората увлечено его трескучими лозунгами с нацистским душком. Церковь энергично поддерживает нового лидера. Умное меньшинство поначалу не сопротивляется наступающей диктатуре, рассудив, что можно жить и при таком режиме….
…а вскоре Штаты уже не узнать. Страну контролируют специальные военные подразделения. Конституция изменяется в угоду президенту. Церковь получает религиозную монополию и объявляет пацифизм преступлением. В тюрьмах пытают заключённых. Иноверцы поражены в правах. Неугодные средства массовой информации закрыты, оставшиеся работают под контролем государства. В вузах введено военное обучение, студентов поощряют за доносы. Развивается система превентивных арестов. Концлагеря переполнены внутренними врагами. Внешним врагом президент объявляет весь мир. Под предлогом усиления обороны растёт производство оружия, но его надо где-то применять. Штаты обвиняют соседнюю Мексику в подготовке агрессии, устраивают провокацию на границе и наносят упреждающий удар. С началом войны представители думающего меньшинства наконец-то пробуждаются, чтобы спасти Америку от фашистской диктатуры.
Льюис назвал свой роман «У нас это невозможно». Дальнейший ход истории показал — и продолжает показывать, что скрытое послание нобелевского лауреата дошло только до меньшинства. Большинству вполне хватило смысла, который они вычитали в заголовке. У нас это случиться не может — значит, и переживать не о чем.
«Нет ничего отвратительнее большинства, — писал Гёте, — ведь оно состоит из немногих сильных, идущих впереди, из подлаживающихся хитрецов, из слабых, которые стараются не выделяться, и из толпы, которая семенит следом, не зная сама, чего она хочет».
У Синклера Льюиса не было иллюзий насчёт своего послания. Доступ к смыслам открыт для всех, но воспринимают их далеко не все.
Почему так происходит?
Потому что в литературном процессе участвуют два homo creans — человека творящих: писатель и читатель.
Первый вкладывает в написанное свои личностные смыслы. Второй извлекает из прочитанного свои. По форме текст у обоих одинаковый, буквы и слова те же. Но по содержанию это два разных текста, поскольку у разных личностей смыслы различаются.
Самуил Маршак сформулировал одно из важнейших условий: «Каждому талантливому писателю нужен талантливый читатель», а Леонардо да Винчи за четыреста пятьдесят лет до советского классика говорил: «Есть три разновидности людей: первые видят; вторые видят, когда им показывают; третьи не видят».
Первых единицы, вторых мало, третьи составляют подавляющее большинство.
Талант читателя — это умение извлечь из текста вложенные смыслы с минимальными потерями, а ещё лучше — добавить новые.
Талантливого писателя определить сложнее. Его уверенности в собственном таланте мало. Исчерпывающие критерии оценки отсутствуют. Как долго придётся доказывать окружающим свой талант — неизвестно. Велика вероятность, что таланта нет, а тогда и писать не стоит. В Индии на такой случай припасена мудрость: «Лучше неисполненная своя карма, чем исполненная чужая». Люди опытные знают, что меньше времени потеряет тот, кто дважды пропустит свой поезд, чем тот, кто однажды сядет в чужой…
…но раз путешествие в литературном поезде уже началось, писателю остаётся надеяться на собственный талант и на то, что книги попадут к талантливому читателю, который хотя бы попытается извлечь из текста вложенные смыслы.
Это любительское мнение или научная теория?
Это многолетний практический опыт, подкреплённый в том числе фундаментальным трудом Умберто Эко «Открытое произведение».
Автор к 1962 году всесторонне исследовал взаимодействие читателя с текстом. Он утверждал, что если в хаосе нашего мира возникает видимость порядка, то происходит это благодаря искусству и литературе.
По мнению Эко, хороший текст открывает перед читателями поле возможностей. Ни один из смыслов, которые автор вложил в своё послание, не является доминирующим. Читатели наравне с писателем участвуют в творческом процессе и понимают написанное в зависимости от собственных предпочтений. А предпочтения зависят от эрудиции, уровня интеллекта, степени владения языком и культурного кругозора. В отличие от коучей, один из наиболее значительных культурологов и романистов ХХ века доказывал, что успех литературного произведения зависит именно от этих слагаемых, а не от следования каким-либо правилам.
Противники Эко утверждали: «Целью коммуникации является адекватность общения», — имея в виду, что писатель и читатель пользуются одним и тем же кодом и обладают одинаковым объёмом памяти. На деле общение всегда неадекватно в большей или меньшей степени хотя бы потому, что память, коды и контексты у всех разные.
Сытый голодного не разумеет.
У одних щи жидкие, а у других жемчуг мелкий.
Женская логика — старинный объект насмешек и одна из подсознательных причин читательской предвзятости. Желая сделать коммуникацию с читателями более адекватной, Аврора Дюпен писала под мужским именем Жорж Санд, а Светлана Мартынчик пользуется псевдонимом Макс Фрай. Из тех же соображений автор «Алых парусов» Александр Грин одно время публиковался как Нина Воскресенская, а Проспер Мериме — создатель «Кармен» — выпускал пьесы от имени молодой испанской писательницы Клары Гасуль. Автор популярных детективов Борис Акунин экспериментировал с новыми жанрами как Анна Борисова, поэт-символист Валерий Брюсов выпустил сборник «Стихи Нелли» под маской светской дамы…
Не надо писать в уверенности, что читатель адекватен писателю. Он может быть в чём-то выше или ниже, в чём-то правее или левее, но в любом случае это — другая личность. У каждого читателя свой набор кодов. У каждого свой объём памяти. К тому же память у каждого устроена по-своему, и каждый воспринимает писательское послание через фильтры собственных представлений о мире…
…но мир постоянно изменяется — как и человеческие представления о нём. Сегодня происходят события, ещё вчера казавшиеся невозможными. То, что сегодня невозможно, ещё вчера было нормой. Представления о возможном и невозможном, о приемлемом и неприемлемом у разных личностей тоже различаются. В этой ситуации адекватность общения недостижима. Поэтому Эко рекомендовал принципиально изменить схему коммуникации так, чтобы она учитывала множественность индивидуальных кодов.
Как смыслы сближают писателей с читателями?
Естественным путём.
Создание художественного произведения — одна из разновидностей вечной борьбы хаоса и абсолюта.
Слова в словаре расположены по алфавиту, в абсолютно строгом порядке. Но литературное произведение — не словарь. Писатель нарушает порядок и управляет возникающим хаосом, располагая слова то так, то эдак. Он стремится повысить способность своего текста передавать информацию и адаптирует произведение к восприятию большинством читателей. Правда, результатом зачастую становится поток ощущений, лишённых смысла, — вроде бессюжетной прозы, которую называют автофикшн.
Умберто Эко предупреждал, что текст как поле возможностей и организованный хаос в расположении слов не означают хаоса во внутренних связях истории. Профессиональный автор создаёт сеть культурных ассоциаций, которые помогают читателю расшифровать смыслы написанного. Для этого есть множество приёмов…
…и один из них — текст в тексте — хорошо известен поклонникам Булгакова. Приём успешно работает в романе «Мастер и Маргарита», несмотря на то, что большинство читателей не знакомы с первоисточниками, которыми пользовался автор: книгами Ветхого и Нового Заветов, исследованием Эрнеста Ренана «Жизнь Иисуса» и пьесой великого князя Константина Константиновича «Царь Иудейский», откуда Булгаков позаимствовал практически готовую линию отношений Понтия Пилата с проповедником Иешуа.
По мнению Эко, для читателя исключительно важна степень владения языком, на котором написана книга. Но язык — это не только лексическое значение слов: в основе читательской компетенции лежит не словарь, а энциклопедия. Важен объём памяти культурного сообщества, к которому относится читатель. Важно знание других текстов — проще говоря, начитанность — и представление о картине мира, характерной для этого сообщества.
Разумеется, в разных культурах — европейской, российской, китайской, индийской, арабской и так далее — энциклопедии тоже разные. Кроме того, компетенция читателя зависит от его возраста и многих других качеств.
У читателей, обладающих разными компетенциями, существуют разные горизонты ожидания того, что хочется получить от текста. Поэтому опытный писатель распределяет смыслы по нескольким горизонтам: каждому уровню — свой пласт. Чем больше читательских ожиданий сбудется, чем большего количества смысловых пластов удастся достигнуть самым компетентным читателям, — тем больше вероятность того, что писательское послание будет расшифровано целиком.
Как лучше упаковать послание?
Как угодно.
На почте упаковка зависит от содержимого. Порой достаточно конверта, иногда необходим посылочный ящик. Литературный текст может содержать много смыслов в одной упаковке — или один во многих.
В начале 1980-х австралийский философ Фрэнк Джексон предложил мысленный эксперимент под названием «Комната Мэри».
⊲ Мэри от рождения живёт в комнате, где все предметы — чёрного или белого цвета. Мир за пределами комнаты известен ей только по изображениям на чёрно-белом мониторе компьютера.
Мэри — блестящий учёный-нейрофизиолог, исследует человеческое зрение. Она собрала всю существующую информацию о том, что такое цвета, хотя видела только чёрный и белый. Она знает обо всём, что происходит в мозгу, когда человек видит спелый помидор и пользуется понятием «красный»… Она знает о цвете вообще всё, что только можно знать.
В мысленном эксперименте Мэри впервые выходит из комнаты. И вот вопрос: узнает ли она о цвете что-нибудь новое, когда увидит реальный многоцветный мир?
Эксперимент был призван показать, что чрезмерный рационализм ущербен, а реальный мир невозможно свести к формулам и расчётам. Увидеть собственными глазами красный помидор — совсем не то же самое, что знать длину световой волны, дающую красный цвет…
…однако если обсудить простой сюжет о Мэри с друзьями, каждый найдёт в нём что-то своё и будет отстаивать собственную позицию. Джексон сумел создать пример того, как в общей упаковке могут умещаться разные смыслы.
В начале 2000-х появился противоположный пример. На вопрос журналиста: «Доволен ли ты своей жизнью?» китайско-американский актёр и режиссёр Джеки Чан ответил:
⊲ Я как-то услышал очень мудрые слова.
Твоя сложная работа — мечта каждого безработного.
Твой непослушный ребёнок — мечта каждого бездетного.
Твой маленький дом — мечта каждого бездомного.
Твой небольшой капитал — мечта каждого должника.
Твое неважное здоровье — мечта каждого больного неизлечимой болезнью.
То, что Всевышний скрывает твои грехи от глаз людей, — мечта каждого опозоренного своими грехами.
Твоё спокойствие в сердце, твоя доступная еда, твой спокойный сон — мечта каждого, у кого в стране война.
Нужно ценить всё, что у тебя есть. Ведь никто не знает, что произойдёт с тобой завтра.
Один общий смысл упакован в разные конверты для разных адресатов: на одном конверте написано «Работа», на другом «Дети», на третьем «Деньги», на четвёртом «Здоровье» и так далее — кому что ближе.
Писатель может упаковывать своё послание к читателям любыми способами. Лишь бы упаковка не осталась пустой.
О чём стоит писать?
Ни о чём, кроме любви и смерти.
Мысль старая, и всё же: «Любовь, а не немецкая философия служит объяснением этого мира», — утверждал Оскар Уайльд.
В учебнике русской грамматики Петра Смирновского говорилось: «Дуб — дерево. Роза — цветок. Олень — животное. Воробей — птица. Россия — наше отечество. Смерть неизбежна». Цепочка банальностей с мрачным финалом настолько впечатлила маленького Владимира Набокова, что в зрелом возрасте он сделал из неё эпиграф к своему роману «Дар».
Любовь и смерть — главные темы книг Эриха Марии Ремарка. Роман «Чёрный обелиск» не стал исключением.
⊲ В 1918 году Генрих был отчаянным противником войны. Но теперь он забыл начисто обо всём, что побудило его к этому, и война стала для него опять весёленьким и освежающим приключением. Всё, что пережито и прошло, становится приключением! До чего отвратительно! И чем страшнее всё было, тем впоследствии представляется более заманчивым.
Судить о том, что такое война, могли бы по-настоящему только мёртвые: только они одни узнали всё до конца.
На первый взгляд, многие авторы писали не о любви или смерти, а о чём-нибудь ещё. Но если задаться вопросом: почему герои той или иной книги поступают именно так, а не иначе? — станет ясно, что ими движет любовь. Любовь плотская или романтическая, любовь к себе или к Родине, к детям или к природе, к приключениям или к деньгам, к искусству или к справедливости.
Смерть, которая выглядывает из-за плеча любви, тоже может быть духовной или физической…
…но в конечном итоге все смыслы, вложенные авторами в действительно художественную литературу, сводятся к любви, к смерти — или к ним обеим.
Как стоит писать?
Как угодно.
Автор выбирает смыслы на свой вкус и отправляет в посланиях читателям. Он вправе сеять то, что хочет, — но и пожинать будет то, что сеял. Поэтому с древних пор мудрецы советуют: не бойтесь зла, бойтесь стать частью зла. Это справедливо не только в жизни, но и в литературе, ведь она зачастую более реальна, чем сама жизнь.
Главное — писать с удовольствием. На этот счёт авторитетно рассуждал Чжунли Цюань около двух тысяч лет назад: «Если ты что-то делаешь и не испытываешь при этом радости — оглянись: кто-то тебя запряг». Текст без огонька, даже написанный профессионалом, читается ощутимо хуже.
В любой книге для читателей важны ключи идентификации, которые нахваливал писатель Уолтер Липпман.
⊲ Должно быть сразу понятно, кто герой. Никакое произведение не может стать популярным, если ключи не обозначены ясно. Но аудитория всё-таки должна что-то делать, а в созерцании истины, добра и красоты действие отсутствует. Для того, чтобы публика не была пассивной, — её нужно вовлекать в активное сопереживание. Две формы вовлечения превосходят все другие — это сексуальные переживания и драки. Они так тесно связаны друг с другом, что драка на почве секса по своей притягательности для аудитории намного превосходит любую другую тему. Переплетение мотива драки с сексуальным мотивом не знает культурных границ.
Мысль небесспорная, но в коммерческом отношении эффективная.
Диалоги о любви и смерти писать сложнее, чем любые другие. Этому коучи точно не научат, зато можно учиться самостоятельно, читая хороших авторов и держа в уме диалог персонажей сказки «Удивительный волшебник страны Оз» Фрэнка Баума:
⊲ — Как же ты можешь разговаривать, если у тебя нет мозгов? — спросила Дороти.
— Не знаю, — ответило Чучело, — но те, у кого нет мозгов, очень любят разговаривать.
На любую тему стоит писать увлекательно, не забывая издёвку Пушкина:
⊲ В тюрьме и в путешествии <…> чем книга скучнее, тем она предпочтительнее. <…> Книга скучная читается с расстановкою, с отдохновением — оставляет вам способность позабыться, мечтать; опомнившись, вы опять за неё принимаетесь и перечитываете места, вами пропущенные без внимания.
Стоит поднатужиться и писать талантливо. «Что такое талант? — спрашивал Михаил Жванецкий и сам же отвечал: — Умение описать свою тяжесть и причинить её читателю».
Таланту научиться нельзя, умению — можно, хотя бы в некоторой степени. Но если учёба буксует — лучше по-честному сменить занятие. Никакие мотивирующие коучи тут не помогут.
Если же книга написана с удовольствием, увлекательно, умно и талантливо; если герои обозначены ясно, диалоги живые и послание автора наполнено смыслами, — всё произойдёт так, как обещал гуру Рамакришна: «Когда бутон раскрывается, пчёлы прилетают без приглашения».
От читателей не будет отбоя.
Что в итоге?
Очередная «ошибка выжившего»:
№ 35 — писать на потеху, из соображений «чего бы такого сделать, чтобы удивились?», забывая о смыслах.
Не надо писать, упражняясь вокруг пустоты: это удел однодневных пошляков.
Не надо писать только о том, как живут люди: задача писателя — рассказать, зачем они живут.
Не надо писать, превращая текст в бессмысленный поток ощущений: эмоции, записанные словами, — это не литература.
Не надо писать без удовольствия: радость творчества — первая, если не главная награда писателю.
Не надо писать в уверенности, что личности читателя и писателя равны: это разные личности, с разным опытом и разными представлениями о действительности.
Не надо писать в расчёте только на знание читателем языка: в основе читательской компетенции лежит не словарь, а энциклопедия.
Из драматургических соображений можно закончить раздел мнением выдающегося американского теоретика литературы Джозефа Хиллиса Миллера. Он спорил с Умберто Эко и отказывался признавать чтение объективным процессом, когда читатель обнаруживает в тексте смыслы, вложенные автором. Миллер утверждал, что чтение — субъективный процесс, и читатель вкладывает свои смыслы в текст, который сам по себе смысла не имеет.
Для одних прав Эко, для других Миллер. Каждый писатель делает выбор: самому вкладывать смыслы в текст или полагаться на читателей.
С большей или меньшей эффективностью работают оба способа. Но в любом случае тексту необходим смысл.