У Кати едва не сорвалось с губ: «Вот и научите!» – но тут раздался голос Наташки:
– Ой!.. Я ногу отсидела. Обе ноги… И руки… И…
– Сумма твоих углов? – быстро спросила у нее наставница.
– Сто восемьдесят градусов.
– Цвет?
– Желтый. Ой… Что-то я…
– Все хорошо, Лебедева, ты показала отличный треугольник. Но больше никаких вопросов с места!
Тут стал самим собой и Ваня. Поежился, переступая с ноги на ногу, недовольно засопел, но промолчал. Глянул в Наташкину сторону, увидел, что с девочкой полный порядок, и сел на место.
– Я вижу, Митрофанов, – одобрительно кивнула Тиша, – что и ты наконец-то усвоил: иногда лучше молчать, чем говорить.
Глава четырнадцатая,в которой происходит неожиданная встреча
Наставница оказалась права, «сестренку» Катерина с тех пор так и не видела. Мало того, на завтрак, обед и ужин, а также на непродолжительные прогулки в унылый скверик возле учебного корпуса их водили вдвоем с Наташей, даже Ваню Митрофанова они видели только на уроках. Причем он стал очень неразговорчивым и на вопросы о том, как поживает Леша Безбородов, или отмалчивался, или отвечал «хорошо», «нормально», не более того. Впрочем, его можно было понять. Кате тоже стало ужасно скучно от такой учебы уже через пару дней. Да и что это за учеба? Если на первом занятии Тиша показывала им геометрические фигуры, то следующие тоже не отличались большим разнообразием и наличием хоть какого-то смысла, не говоря уж о пользе… Да, Катя понимала, что учебный процесс в мистической школе наверняка должен отличаться от привычных уроков в обычной средней и что реальный его смысл не обязательно должен быть сразу понятен, но что, например, должен был значить такой вот урок, когда вошедшая в класс наставница, даже не поздоровавшись, сказала:
– Растопырьте пальцы и поднимите руки.
Наташа и Катя, коротко переглянувшись, сделали то, что просили, а Иван, о чем-то, видимо, задумавшись, руки поднял, но пальцы растопырить забыл.
Тиша, как и предупреждала на первом уроке, повторять задание не стала и тут же наказала ученика. Ваня превратился в деревце с раскидистыми ветками. А дальнейший урок проходил в таких примерно диалогах… Наставница спрашивала, требуя, чтобы ответы учеников ни в коем случае не повторялись:
– Сколько пальцев на твоей левой руке, Наталья?
– Пять, – отвечала ученица.
– Сколько пальцев на твоей правой руке, Екатерина?
– Пя… э-э-э… столько же.
– Конкретней, Юлаева!
– Три плюс два.
– Не верно. Четыре плюс один.
Ну и дальше в таком же духе. Катя искренне не могла понять, как подобная ерунда может помочь ее друзьям стать мистиками, тем более что часть уроков они проводили в виде треугольников, деревьев, велосипедов и прочих неодушевленных предметов. Однажды Тиша превратила Ваню в его собственный скелет, который между тем вполне себе мог двигаться, что выглядело весьма жутковато. Наташа весь тот урок просидела бледная как мел, и Катя очень боялась, что девочка упадет в обморок.
В другой раз, зайдя в класс, наставница встала перед ребятами, да так и простояла в полной тишине, не шевелясь, весь час. Она даже не моргала, и у Кати возникли подозрения, что Тишина сущность в это время находилась совсем в другом месте, а здесь оставалась лишь пустая оболочка – интересно лишь, живая ли, не манекен?
Или наоборот – Тиша весь урок мгновенно перемещалась из одного места класса в другой. Задачей учеников было не стрелять при этом глазами, а смотреть в одну точку, что оказалось невыносимо сложным и скучным процессом.
Через неделю таких вот занятий Наташа спросила у Кати во время прогулки:
– Тебе не кажется, что нас ничему не учат? Во всяком случае я совсем не ощущаю себя хоть чуточку мистиком. Скорее я стала ощущать себя дурочкой, которую из меня делают.
– Но ты ведь сумела превратиться в птицу, – сказала Катя, хотя и сама себя чувствовала примерно так же, но не хотела вселять в Наташу еще бо´льшие сомнения.
– Это было только однажды, тогда, в той деревне. Я потом несколько раз пробовала – ничего не вышло. Ни в птицу, ни в зайца, ни в кошку… Только когда Тиша во что-то в наказание превращала, но это же не я сама.
– Видишь ли, – пожала плечами Катя, – откуда нам знать, как учат на мистиков? Да, я тоже в непонятках – все не так, как я думала… Но вдруг именно так и нужно? Может, тут даже не столько знания важны, а наша реакция на все это. Ведь нас не столько даже чему-то научить собирались, как определить, может ли кто-то из вас стать мистиками.
– Зачем тогда вы с Катрин здесь? Про вас и так известно, что вы мистики. К чему вас мучить всякой ерундой вроде того, сколько пальцев на руке и сколько носов на голове?
– Может, мы с ней нужны в качестве образцов для сравнения.
Сказав это, Катя подумала: а вдруг так и есть? Они с Катериной – вроде эталонных единиц измерения подросткового мистицизма… Сказала и тут же представила себя и «сестренку» в виде двух увесистых гирек. Она не смогла сдержать смех, и Наташа посмотрела на нее с откровенной жалостью:
– Вот-вот, скоро с ума сойдем от такой учебы. Хоть бы с остальными повидаться, узнать, как они там.
– Неплохо бы… – негромко откликнулась Катя и невольно нахмурилась.
Наташа не знала, и она ей об этом не рассказывала, но Тиша выполнила свое обещание и стала «по-дружески» рассказывать Кате, как обстоят дела у Катерины с Алексеем. Катя пыталась не оставаться с наставницей наедине, но той удавалось ее подлавливать. А отказаться от подобных «задушевных» бесед напрямую было делом рискованным – наказание наверняка не заставило бы себя ждать. Вот она, стиснув зубы, и выслушивала самые натуральные сплетни о том, как Катерина с Лешей неразлучны, ходят за ручку, смотрят друг на дружку влюбленными глазами, воркуют как голубки…
«Ну и пусть, – думала Катя, – мне-то что? Зачем мне все это нужно знать? Если у „сестренки“ все так хорошо в личном плане, я за нее только рада! Хоть для двух человек в этом храме тоски нашлось что-то хорошее. Хоть кто-то здесь счастлив – уже достижение. Если я Катюхе сейчас и завидую, то только поэтому, а не потому, что Лешка выбрал из нас двоих именно ее».
Наверное, она все-таки немножко лукавила. Все равно было чуточку обидно, что не она стала предметом Лешкиного обожания. Но во-первых, она и в самом деле не считала себя в него влюбленной, а во-вторых, прекрасно понимала, что все получилось очень даже логично, ведь рядом с ним сейчас была именно Катерина, а не она. Если уж сама судьба так распорядилась – так тому и быть. И она действительно этому радовалась, пусть и с небольшой горчинкой легкой грусти.
В тот день во время ставшей уже привычной, но все равно бесконечно нудной послеобеденной прогулки Катя задумалась и отвлеклась, а когда очнулась, поняла, что Наташи нет рядом. Потеряться в небольшом, ограниченном живой изгородью кустарника скверике было невозможно, а покинуть его – тем более, ведь за кустами присутствовала еще и невидимая мистическая ограда. И когда Катя осмотрела прогулочную площадку внимательней, конечно же, сразу увидела Наташку – та просто подошла слишком близко к одному из кустов и внимательно рассматривала мелкие белые цветочки на нем.
А потом она подошла к Кате и процедила:
– Не стой на месте, не привлекай внимание!
– Чье внимание? – удивленно заморгала Катя. – Что с тобой?
– Ничье не привлекай. Думаешь, за нами не присматривают? Будем неспешно прогуливаться, и что бы я тебе ни сказала, не ори и не дергайся.
– Да почему я должна орать и дергаться? Ты можешь объяснить? Ты вообще на себя не похожа, Наташ… Не заболела?
– Говорю же, не дергайся! И физиономию попроще сделай. Вот так… Теперь иди. Спокойно, не торопись. Молодец… А теперь слушай. Во-первых, я сейчас не Наташка…
– А кто?! – подпрыгнула Катя.
– Да не ори ты! – зашипела Наташа… или все же не Наташа?.. – И не прыгай. Я Катерина. Непонятно, что ли? Или ты кого-то другого ждала?
– Я никого не ждала… – Катя все-таки сумела взять себя в руки и заговорила более спокойно. – Но как ты сумела это сделать? И где теперь твое тело?
– Как-как?.. Где-где?.. – заворчала Катерина. – Тебе не все равно? Ну да ладно, слушай, а то еще лопнешь от непоняток… Тут этих сквериков несколько, я подсмотрела случайно, мы гуляем в соседних. Так что подселить сознание к Наташкиному проблем не было. С моим телом было чуть посложней. Но я придумала. Сказала наставнице, что голова болит, та разрешила остаться в комнате, полежать. Я подселилась в Иркину голову, и мой полутрупик остался валяться в кроватке, а я в Иркином теле подошла на прогулке к тем кустам, что между нашими площадками, дождалась, пока с вашей стороны подойдет ближе Наташка, – и все дела. Поняла теперь, бестолковка? Или вместе с совестью и остатки мозгов растеряла?
– Я поняла… – растерянно пробормотала Катя, но встряхнула головой и возмущенно добавила: – Но почему ты так со мной разговариваешь? Что не так с моей совестью? Мы с тобой вообще уже неделю не виделись, как я могла тебе что-то сделать? Да и зачем?
– Со мной-то ты не виделась! Зато кое с кем другим…
– С кем еще-то? С Наташей? Тебе что, стало обидно, что я теперь с ней общаюсь, а не с тобой? Но ведь я в этом не виновата, ты же знаешь. Если нас так расселили…
– Слушай, не прикидывайся, а? – возмущенно зашипела Катерина. – При чем тут Наташка? Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду Лешку… Вот только не надо мне ничего говорить! – вскинула она руки в ответ на изумленно вытаращенные Катины глаза. – Мне наставница все рассказала. И как вы с ним под ручку ходите, и как шушукаетесь, обнявшись, по углам, и как…
– Да ты о чем вообще?! – завопила наконец Катя, но, спохватившись, зажала рот ладонью, а потом заговорила хоть и по-прежнему возбужденно, но все-таки тише. – Как я могу обниматься с Лешей, если он учится с тобой, а я его, как и тебя, неделю не видела? И потом, это мне Тиша… наставница в смысле, рассказывала, как вы с ним за ручку ходите и все такое…