Если мы попробуем отделить себя от своих мыслей, мы сможем понаблюдать за ними как бы со стороны. В результате, возможно, мы обнаружим, что наш образ мыслей принадлежит старой версии нас, в то время как сами мы уже давно живем другой жизнью, как это произошло, например, с Мартином.
Мартину всегда нужен был враг. В каждой его истории обязательно фигурировал он и какой-нибудь «плохиш». Если вы слышали всего одну из его историй, то скорее всего подумали: «Как хорошо, что есть Мартин, который борется против зла, воплощенного в продажном мэре / политической несправедливости / незаплатившем покупателе / каком-нибудь другом негодяе». Но чем больше вы их слышали, тем чаще замечали, что Мартин открывает рот лишь затем, чтобы поведать о своей новой битве с каким-нибудь злодеем. Сюжеты его рассказов были запутаны и содержали массу подтверждений участия Мартина. Остальные детали не проходили через фильтр установок Мартина, ведь если он имел мнение о чем-либо, то мог замечать лишь подтверждения этому мнению и ничего больше. Мир людей четко делился для него на «хороших» и «плохих», и если Мартин отнес вас к первой группе, то в его глазах вы уже не могли ошибиться, и он всегда был о вас хорошего мнения. В начале общения с Мартином вы вряд ли увидите что-либо необычное, но чуть позже выявите повторяющиеся особенности. У вас наверняка создастся впечатление, что в голове Мартина уже есть определенные роли, и он назначает на них окружающих людей, не замечая при этом их личностных особенностей. Мартин вновь и вновь проигрывает сценарий, привычный ему с детства. И, по правде говоря, все мы склонны делать то же самое.
Вот почему важно понимать свое прошлое. Размышления о нем, психотерапия или такие упражнения, как, например, генограмма (я опишу ее в деталях чуть позже), могут помочь нам в этом. Движущая сила нашей жизни завязана на историях, которые мы рассказываем и слушаем, так же как и на наших ранних фантазиях. Вместе они участвуют в формировании смыслов, которые определяют наше поведение.
Такое отношение к окружающим, как у Мартина, обычно формируется еще в детстве. Может быть, один или оба его родителя вели себя так же или смотрели на мир через точно такой же фильтр. А может, Мартин переживал из-за жуткой несправедливости: например, ему не верили, когда он говорил правду, или наказывали за то, в чем он не был виноват. Все эти страдания вылились в подсознательную установку: «Я прав, а они нет». Воспитатели мальчика были настолько неправы, что Мартин до сих пор чувствует острую необходимость найти их и доказать это. Ему необходимо чувствовать себя правым и видеть, что другие это понимают, снова и снова. Он специально отыскивает врагов, недоброжелателей, нарушителей, для того чтобы нормально себя чувствовать. Ему нужно, чтобы враг был «плохим», а он – «хорошим». Однако если он продолжит беспрекословно придерживаться этого поведенческого паттерна, он не сможет развиваться, учиться. Призраки и истории из прошлого не дают ему установить контакт с людьми в настоящем. Так Мартин ставит под угрозу все свои отношения.
Многие поведенческие установки передаются нам от предыдущих поколений или возникают в детстве в ходе адаптации к окружающей среде, в которой индивид больше не находится. Пример – наше отношение к деньгам. Мы можем стремиться к ним и жертвовать ради них нашими отношениями, мы можем думать, что их больше или меньше, чем в действительности. Деньги – это часто лакмусовая бумажка, показывающая, насколько комфортно нам в наших отношениях. Например, если мы отрицаем свой страх потерять любовь, мы можем выражать этот страх через скупость в денежных делах.
Еще один пример – наше отношение к месту. Если мы все время переезжаем, никогда не бываем довольны своим городом, домом, страной или континентом, если придумываем блестящие причины, чтобы снова переехать, возможно, нам стоит поискать проблему в своей голове, а не в географическом расположении своего места жительства.
За свою практику я множество раз сталкивалась с тем, как человек застревал в своем образе мыслей, в привычных реакциях и действиях, тем самым препятствуя себе в исследовании своих чувств. Нам нужно обратить внимание на то, какие истории о других мы чаще всего себе рассказываем, при этом важно не столько их наполнение, сколько развитие. Затем мы можем начать экспериментировать с изменением фильтра, через который мы смотрим на мир, посредством изменения истории и восстановления гибкости там, где мы застряли.
Во время собственной терапии я раскрыла множество подобных установок и смогла отследить их происхождение. Исследуя то, как я обычно веду себя в группе, я обратилась к генограмме. Генограмма – это детально проработанное семейное древо, которое помогает отследить не только кровные связи, но и линии поведения, отношения, характеры. Я объясню, как создавать генограмму, в конце книги. Смотря на свою генограмму, я увидела, что оба моих родителя имели большую семью. А потом я увидела то, что раньше не замечала, но что стало очевидным, как только появилось на бумаге. У обоих были брат или сестра, с которыми они были менее близки, чем с остальными. Кроме того, и мама, и папа идеализировали одного из своих родителей. Затем я проанализировала то, как веду себя в группе. В процессе психотерапии обычно образовывается несколько групп – основная группа и несколько отдельных для различного вида тренингов. Я заметила, что всегда выделяю и идеализирую одного из членов группы, а также раздражаюсь или пренебрежительно отношусь к какому-нибудь другому. Для меня стал открытием тот факт, что эта поведенческая схема повторяется во всех группах. Во время работы с генограммой я осознала, что особенности моего поведения в группах могли быть заложены в прошлом и вовсе не являться реакцией на текущую ситуацию в настоящем.
Как только я об этом узнала, у меня появился больший выбор действий. Вместо того чтобы пустить все на самотек, я решила следить за импульсами, которые заставляют меня обожать одного и возносить другого. Если я понимала, что все-таки начинаю кого-то ненавидеть, я старалась фокусироваться на позитивных сторонах этого человека. Так я меняла негативный фильтр на позитивный. Иногда нужно заставить себя пойти в обратном направлении, чтобы найти верный путь.
Следующей группой, с которой я взаимодействовала, была отборочная комиссия на собеседовании при приеме на работу. Я хотела занять вакансию группового терапевта в реабилитационном центре для нарко- и алкозависимых. Когда меня спросили, какова моя групповая тактика, я честно рассказала о том, как обычно веду себя в группах. Я думала, что это будет стоить мне работы, однако меня приняли. Позже я призналась своему супервайзеру, что была удивлена этому, учитывая мои признания. Она сказала мне, что благодаря тому, что я знала о своих привычках, комиссия поверила в то, что я не стану им поддаваться, и признала меня надежным групповым лидером. Увидев такое доверие[27], я совершенно перестала поддаваться этому импульсу, хотя до сих пор иногда его ощущаю. Я добилась этого, научившись останавливаться и наблюдать за своими инстинктами, вместо того чтобы бездумно поддаваться им. Так я изменила свою модель взаимодействия в группе.
Как я уже говорила, иногда новая привычка может казаться фальшивой, но на самом деле она просто необычна для нас. И, напротив, то, что мы ощущаем «настоящим», необязательно является правдой или чем-то полезным для нас. Просто это знакомая нам модель. А то, что ощущается как «лживое», может и не быть таким – просто это нечто новое. Иногда я чувствую навязчивое желание демонизировать и превозносить членов группы. Необходимо много практики и силы воли для того, чтобы научиться видеть, что это всего лишь импульс. Если я позволю себе поддаться ему, временно я буду удовлетворена. Однако еще большее удовлетворение я чувствую тогда, когда игнорирую его. Постепенно сопротивление подобным импульсам становится частью меня. Я освобождаюсь от старой установки. Я могу позволить нейронным соединениям, сформировавшимся в детстве, отмереть и расти новым связям, которые делают мою жизнь и отношения с другими более захватывающими. Хотя в некоторых случаях мы можем возвращаться к старым неприятным установкам, особенно во время стресса, новое поведение постепенно становится привычным и теряет свой привкус «фальшивости».
Каждый из нас произошел от мамы с папой, ну, или из банка спермы, и каждый был воспитан родителями или теми, кто их заменял. У многих из нас есть братья, сестры, дяди, тети и двоюродные братья и сестры. И все эти люди влияют на то, кем мы являемся, как и наши предки. Эти предки тоже переживали неудачи и победы, приобретали знания и привычки, и в совокупности все это дало им опыт, который они передавали дальше. Мы с легкостью причисляем рыжие волосы или темную кожу к наследственным харатеристикам. Их не так трудно заметить, в отличие, например, от наследственных эстетических пристрастий. Используя генограмму, мы можем увидеть то, как мы формируем и сохраняем (или не сохраняем) отношения, как мы ведем себя в группе, как мы принимаем решения, используем свои мысли и эмоции, как в целом находим место в жизни. На генограмме эти наследственные характеристики становятся такими же очевидными, как цвет волос или чувство вкуса. Суть этого упражнения в том, чтобы освободиться для совершения более подходящего выбора, чтобы влияющий на вас выбор могли делать ВЫ, а не ваши прародители. Может показаться несуразным то, что вашим предкам удается оказывать на вас влияние, и все-таки часть нас действительно является прямым следствием опыта наших родных, неважно, продуктивного или нет. Вы найдете точную инструкцию по составлению генограммы в конце книги.
Веками песни, сказания и ритуалы передавались от старших младшим членам племени. Сегодня некоторые истории и их смысл утеряны. Мне интересно, что еще потерялось? В век новостей 24/7 мы оказываемся поглощены тем, что происходит здесь и сейчас. Вечный экономический кризис, негативные мировые события. Хотят ли еще наши старшие рассказывать свои истории? Если да, знаем ли мы, как их нужно слушать? А если нет, то что же нам слушать взамен?